Тагир. Ребенок от второй жены (СИ) - Невинная Яна - Страница 21

Не сразу понимаю, что мягкий сверток служит мне неплохой подушкой. Протянув руку, понимаю, что наткнулся на сложенный халат своей жены, который она бросила впопыхах на кресло. Комкаю в руках тряпку, надушенную чересчур обильно, кидаю ее в ноги, как половую тряпку.

Спустя время, которое отмерил себе сам, встаю и собираюсь на выход. Хвала Аллаху, Наиля не шевелится, да даже если бы сейчас она посмела меня задерживать, заорал бы на весь дом уже я, и гори всё синим пламенем.

Ноги несут меня к комнате, где спит Ясмина. Одно мгновение — и я уже там. Распахиваю дверь без стука, мне не нужно разрешение. Хочу ощутить ее в своих руках. Еле дождался, чуть не подох без нее. Ясмина, в отличие от первой жены, не спит. Тут же поднимается и опирается на руки, сидя на постели.

Чертова рубашка снова ползет вниз, оголяя молочную кожу. Она белеет в темноте, как вожделенный оазис для путника, блуждающего неделю по пустыне.

И я оказываюсь рядом, опуская колено на кровать и подбираясь к Ясмине, по ходу дела стаскивая рубашку с груди и кидая на пол. Моя жена в испуге открывает рот, но, наверняка вспомнив о своем обете, тут же смыкает губы, но четко обозначает свое “нет”, хватая одеяло, прикрываясь им и мотая головой из стороны в сторону.

Смешная. Думает, мне сейчас нужны ее слова? Пусть молчит, только стонет подо мной. Протянув руку, хватаю за край одеяла и тяну его на себя с усилием.

— Ждала меня, жена? — смакую последнее слово — символ ее принадлежности мне.

Снова мотает головой, морщится, и я не сразу понимаю почему, но, принюхавшись, чувствую приторный аромат халата Наили. Он пропитал мои волосы. И Ясмина теперь думает, что я хожу от одной жены к другой. Боль в ее глазах осязаема, и я бы переубедил ее, сказал правду, но разве поверит? Поэтому сцепляю зубы, расстегивая ремень и раздеваясь дальше.

Испуг в глазах жены сменяется ужасом. Чего она боится? Разве не наслаждалась в прошлый раз? Нравится обманывать саму себя? Ее непокорность и зажатость злят, доводя до предела.

— Сними рубашку, жена, иначе я сделаю это сам, — командую ей твердым голосом, обмирая от одного вида ее гладкой кожи, обнажающейся после того, как Ясмина медленно и с явной неохотой выполняет мой приказ. Она сидит на коленях в центре спальни, такая красивая, желанная и напуганная.

— Поцелуй меня, — снова даю команду.

В ответ она сжимает челюсти и делает резкие отрицательные движения головой. В глазах ярость. Что ж, девочка, ты умеешь завести. Ринувшись к ней, опрокидываю на постель, распластываю и зверею от одурманивающего аромата ее чистого тела: никаких примесей, только она, только моя Ясмина. Моя жена.

“Моя, моя, моя”, — бьется сквозь шум в ушах, когда я целую ее, кусаю губы, обнимаю руками тело, изучая все укромные уголки, лаской подчиняю себе строптивую жену.

Ощущаю, как напрягается, не позволяет принести себе удовольствие, и это заставляет меня злиться и кипеть от ярости.

— Луна моего сердца, — шепчу ей на ухо и чувствую, как замирает ее тело.

Мышцы натягиваются, вот только вопреки собственному сокровенному желанию в ответ я слышу лишь молчание. “Солнце моей души” не вторит моему признанию.

Утро нового дня настает так же неожиданно, как завершилась прошлая ночь. Стараюсь не двигаться. Медленно привыкаю к измененному, заклейменному Тагиром телу. Сворачиваюсь в клубок, но так еще хуже. Ощущения будто концентрируются в одной точке, и всё, что я могу, это стараться не расплакаться.

Если начну, будет сложно остановиться. Да и есть ли смысл лить слезы?

Здесь меня никто не пожалеет.

Поэтому я встаю, чтобы отмыться от грязи, которую чувствую как живую. Прохожу в ванную и отворачиваю вентиль, наблюдая как загипнотизированная, как вода тугой струей бьет о белое дно ванны. Поискав глазами, нахожу пену.

Пусть хотя бы приятный аромат немного отвлечет меня от невзгод. Пахнет кокосом. Лью один колпачок в воду и убираю на место флакон с пеной. Наконец ванна готова, и я погружаюсь в нее, согнув ноги в коленях и уткнувшись в них подбородком.

Вода омывает тело, немного успокаивает. Прохожусь руками по коже, волоски топорщатся, потому что я мерзну даже в теплой воде. Приходит мысль сделать ее максимально горячей. Может, это отвлечет меня. Почему-то вспоминаются заботливые руки мамы, как мыла меня и брата в детстве.

Такие тяжелые, далекие воспоминания, спрятанные в укромном уголке. Их никто не отнимет. Есть то, что нельзя отобрать, то, что нельзя осквернить…

Не то что меня… Хотя…

Разве могу я так сказать о себе и Тагире? Воспоминание возникает в голове как вспышка. Яркая, красочная, постыдная. Я под Тагиром. Он, не жалея меня, утверждает свое право. Муж. Он мой муж. Как странно и извращенно исполнилась мечта моей юности…

Вдруг слышу хлопок двери и подбираюсь. Неужели Тагир? Нужно срочно одеться и выбраться из ванны. Но не успеваю. Ко мне быстрой походкой спешит улыбающаяся Наиля в ярком цветастом халате с диковинными птицами. Такой дорогой, роскошный и явно новый. А пояс — с драгоценными камнями.

Подруга всегда любила наряжаться. Могла часами крутиться у зеркала. Краситься, менять наряды, делать прически. Помню, что меня хватало лишь на полчаса этих мучений, потом я хотела сбежать и заняться чем-то другим. Но это же подруга, я терпела ради нее. Всегда терпела…

Вот и сейчас она как будто хочет похвастаться новым нарядом.

— Ясми! Посмотри, какую прелесть подарил мне мой Тагир! — оглядывается вокруг, будто что-то ища глазами. — А тебе… Не подарил?

— Доброе утро, Наиля, — говорю сухо, обхватывая себя руками.

При всем желании не могу принять ее радостно, у меня нет на это сил. Сохраняю напряженную вежливость и с трудом терплю ее присутствие. Она всегда так нарочито счастлива, что от этого хочется сжать зубы и зарычать. Но она всё еще ждет ответа на вопрос…

— Что подарил? Зачем?

— Ну как же?! Ясми… Ах… — смеется она в ладошку. — Это наша с ним традиция. Тагир дарит мне подарки после особо… Ой, да ладно, ну что я буду хвастаться? — кокетничает, явно ожидая вопросов, а меня простреливает догадкой.

— Ты хочешь сказать, что он подарил тебе халат… — выговорить дальше предложение, облечь мысли в слова я не способна.

Слишком мерзко стало на душе, тошнота подступила к горлу. Что за дикость, что за омерзительная ситуация между нами троими? Но я даже выть сейчас от тоски и боли не могу, лишь чувствую, как очередная заноза впивается в тело, причиняя мучительную боль.

— Да… — мечтательно протягивает Наиля, обнимая плечи руками и поглаживая их, глаза устремлены в потолок. — Он обожает дарить мне подарки! Одежду, обувь, драгоценности. Их — особенно. Хочешь, я подарю тебе что-то? Ты же моя любимая подруга, — обращает свой взор на меня, глаза хитро поблескивают, что можно спутать с радостью, если не знать, какое черное у Наили сердце.

А я начинаю подозревать, и этому много причин, что оно у нее гнилое. Разве стала бы она так нарочито хвастаться подобным, видя, в каком я состоянии? Не спросит, как всё это время я жила… Как выживала моя семья… Всё, что ее интересует, драгоценности и Тагир. Особенно он…

Не дождавшись от меня ответа, Наиля приспускает халат с плеч, но, будто подтолкнув саму себя, подходит ко мне и оглядывает укрытое пеной тело.

— А давай я помогу тебе помыться? Ты такая худая, Ясми, надо больше кушать, а еще отдыхать, — зыркает на меня, и чудится, что в этом слове тоже какое-то особое значение. Что она имеет в виду?

— Я переживала за отца, — пытаюсь перевести тему в другое русло. Моя подруга детства обязательно бы поинтересовалась, как здоровье моего отца, но она явно намерена не сворачивать с выбранной дороги.

— Теперь с ним всё в порядке, благодаря нашему мужу, заметь. Тагир так великодушен…

Сбивается с мысли и смотрит в упор на мою шею. Машинально хватаюсь за нее, а потом кидаю взгляд в зеркало, что тонкой полоской идет по краю стены. На шее отчетливо видно свидетельство прошлой ночи. Пятно от поцелуя Тагира. Наиля столбенеет, с побелевшим лицом сжимает в руке губку, с которой падает пена.