Отражения одиночества (СИ) - Залата Светлана - Страница 17

— Ничего. Лен, можно просьбу?

— Разумеется, — девочка чуть напряглась.

— Ничего серьезного. Просто мне нужно оставить здесь кое-какие вещи, чтобы ты передала их Кате, вожатой, а то у меня телефон сел. Сделаешь?

— Ага. Вики нет правда, но она придет, и Екатерина Владимировна к ней всегда заходит.

— Хорошо. Листик с ручкой есть?

— Да. Вот.

Саша набрасывает записку, стараясь писать понятно для Кати и непонятно для всех остальных.

Мне нужно отлучиться. Ты была права. Все подтвердилось. Лезу на рожон.

Остается надеется, что Катя поймет ее почерк. Саша складывает записку, пристраивает ее на тумбочку, придавливает телефоном, и, после короткого колебания, кладет рядом кулон с шеи, маскируя его теперь не сдерживаемой артефактом магией. Уж это Катя-то точно заметит.

— Все в порядке, Александра Николаевна?

— Да, Лен. Спасибо что спросила. Доброй ночи.

— Доброй.

Саша едва не вылетает из комнаты, физически чувствуя, как утекает время. Она почти опаздывает. Почти — знакомый силуэт Жени она видит в самом конце аллеи. Значит, хотя бы стразу не пошел за этим Пионером.

Она ускоряет шаг.

— Подожди!

Саша срывается на бег, когда Женя, словно зомби, идущий прямо вперед, проходит мимо КПП и начинает спускаться вниз по дороге от санатория. Она минует охранника, который даже не поднимает на нее глаз, и бежит за мальчиком, выкрикивая его имя. Безрезультатно. Саша ускоряется, но никак не может догнать парня, словно Женя идет все быстрее, быстрее и быстрее по дороге, которая причудливо петляет и кажется совсем незнакомой. Она видит только спину парня, которая не отдаляется, но и не приближается, как Саша не пытается его догнать. Сколько проходит времени в этой погоне? Саша замедляет шаг, только когда совершенно выбивается из сил. И понимает, что теперь неспособна ощутить Изнанку как что-то, отличное от реальности. Казалось, Отражение было повсюду, проникая в мир вместе с молочно-белым туманом, неизвестно откуда пришедшим и окутавшим все вокруг так, что Саша едва видела теперь неподвижный силуэт Жени в нескольких десятках шагов впереди.

Она все же преодолела эти шаги, не слишком понимая, куда он привел ее. И подойдя ближе, поняла, что впереди стоит худой мальчик с рыжими волосами.

— Ну и зачем ты сюда пришла? Хотел ведь по-людски все закончить…

— Мне кажется, это очевидно, — Саша складывает руки на груди. — Вася. Или правильнее «Ночной пионер»? Ведь так тебя окрестили местные.

Парень морщится.

— Дурацкое имя. Просто идиотское.

— Отпусти Женю. Он ничего тебе не сделал.

— А если это и не так?

— Так. Когда все случилось? Восемьдесят лет назад? Девяносто? Он тут не при чем, Женя не то что не знает тех детей, что не смогли поделиться тем, чего и так не хватало — он даже о тех временах ничего не знает. Отпусти его. Если тебе кто-то нужен — я здесь.

— Ты хочешь остаться вместо него?

— Да, — Саша кивает. Почему-то это кажется ей правильным. Несмотря ни на что, она не ощущает угрозы от рыжего парня. Только грусть и сожаление о его судьбе.

— И зачем? Ты ведь знаешь, что обо мне рассказывают.

— Знаю. А еще я знаю, что тебе причинили боль не из злого умысла. И что, как бы то ни было, за Женю я отвечаю. Лучше я, чем он.

— Странная ты, — Вася изучает ее недоверчивым взглядом, — он ведь тебе никто. Просто мальчик.

— Я за него отвечаю, — повторяет Саша. — Этого достаточно.

Несколько секунд Вася по-прежнему изучает ее пронзительным взглядом, явно что-то прикидывая.

— Ну раз ты так хочешь, то идем.

— Ты отпустишь Женю?

— Да. Если ты останешься вместо него.

— Обещаешь? — это было как-то по-детски, но Саша ничего не могла с собой поделать. Кем бы ни был этот Вася, он и правда оставался ребенком. По суждениям и поведению.

— Обещаю.

— Хорошо. Идем.

Туман расступился, стоило Саше сделать шаг за своим маленьким провожатым. Они оказались на небольшой площади тихой деревеньки. Часть домов явно были нежилыми, кое-где все поросло бурьяном, но большинство маленьких хаток были обитаемыми. Саша чувствовала это несмотря на неестественную, почти бесконечную тишину, которую здесь нарушали только мычание коров да лай собак, доносившиеся настолько издалека, что, казалось, издававшие звуки звери жили где-то на другой планете. В дальних домах за плетьми горел свет, а из труб то тут, то там поднимался дым, создавая весьма сюрреалистичную картину поселения, словно бы застывшего во времени и пространстве. Обитаемого, живого, но при том тихого и неподвижного. Саша не удивилась бы, если бы где-то заметила застывшего у колодца селянина с коромыслом или ребенка, развешивающего белье и так и остановившегося с разведенными в стороны руками и простыней в них.

Вася уверенно вел ее вглубь деревни, виляя между хатами и заборчиками, отгораживающими приусадебные участки, сараи и скотники.

Тихо. Тихо-тихо-тихо.

Почему-то Саше вспомнился лес, камень и волк. Вот только тот лес был ее, а в этом месте она сама была гостьей.

Вася остановился у калитки, искусно врезанной в бревенчатый забор, и чуть повозился, открывая замок. Саша следовала за ним, не раздумывая и не оглядываясь. Оглядываться просто не хотелось вот совершенно. Небольшая тропинка вела к маленькому, словно бы списанному со старых картин о казаках, домику с белыми стенами и чуть покосившейся крышей. Дверь отворилась даже до того, как Вася подошел к крыльцу. Но в сенях никого не было. Парень зашел внутрь и Саша пошла следом за ним, осматривая дом. Внутри он тоже был таким, каким она представляла себе деревенские дома. Как у селян в Свободе, только без полиэтиленовых пакетов и пластиковых бутылок на подоконнике с рассадой. Да и выглядело все куда беднее. Хотя и было чистым. Идеально чистым — и идеально бедным.

Вася прошел из сеней в кухоньку, или что-то, что тут было вместо нее. Помещение со столом и лавками, в котором почти ничего и не было кроме мебели. Донельзя пустое помещение, хотя что-то подсказывало Саше, что здесь должна быть посуда. Не та, что стояла под окном, пустая и ненужная, а наполненная едой. И люди должны быть, но не было никого. Только тишина.

— Из меня плохой хозяин, — кривится Вася. — Поесть не предложу. Но садись, если хочешь.

Саша опускается на лавку. Здесь есть еще одна дверь, кроме той, через которую они пришли, но она заперта. Саша не очень смыслит в деревенской архитектуре и не уверена, что в сельских казацких домах внутри были стены. И двери. Хотя может — и правду были?

Вася садится напротив нее. Он выглядит несколько растерянным и смущенным. А еще — печальным. Саша понимает это только сейчас, хотя на деле уверенна, что ощущала это и раньше. А в воздухе она чувствует Даже не печаль а какую-то бесконечную, ощутимую тоску. Одиночество, которое нельзя разделить ни с кем и никогда.

— Ты здесь один живешь?

— Больше желающих нет, — разводит руками Вася. — Вот ты пришла.

— И Женя. Что ты ему сказал?

— Какая разница?

— Ты опять отвечаешь вопросом на вопрос, — качает головой Саша.

— А тебя это раздражает так, словно я и правда одиннадцатилетний подросток.

— А кто ты, если не он?

— Думаешь, я мог бы создать все это, будучи ребенком?

— Мог бы, — Саша чуть пожимает плечами. — Это ведь твоя память. Воспоминания. Такой мир есть у всех в разуме.

— И все могут туда привести кого-то?

— В некотором роде — да. Есть же книги, фильмы и все остальное.

— Ты понимаешь, о чем я говорю.

— Понимаю. Но тебе решать — кто ты. Я вижу перед собой одинокого человека, вот и все. Живущего в пустом мире воспоминаний и приглашающего в него кого-то еще, чтобы было не так грустно и пусто. Но другие не могут жить здесь. Никто не сможет — кроме тебя.

— Не могут, — кивает Вася. — Их ненадолго хватает. И тебя ненадолго хватит.

— Знаю, — просто отвечает Саша.

Она чувствует, как печаль и грусть этого места медленно, но верно растворяют ее саму. Пожирают, захватывают, и рано или поздно не оставят ничего ни от ее воспоминаний, ни от характера, ни от воли.