Люди государевы - Брычков Павел Алексеевич - Страница 18

— Остынь, Василий, — остановил его Иван Володимирец, — не время саблей махать, дело всего города касаемо… Иосин Иванович, приведешь ли Гришку сюда?

— Не приведу! Пошли все вон!

— Братцы, воевода уморить хочет изветчика! — заорал Васька Мухосран.

— Веди Гришку! Пусть покажет! — раздалось со всех сторон.

— Сказал, сие поклеп! Не приведу! — упрямился Щербатый.

— Казаки! — вскочил на ступеньки Федор Пущин. — Дабы вина на нас в великих царственных делах не пала, дабы государь нас в утайке не обвинил и на нас не прогневался, чаю, надобно от всего города подать ему челобитную, что воевода те великие царственные дела утаил!.. Идемте в храм Богоявления, в трапезной и напишем сие челобитье!

— Верно!.. Любо! — поддержали его служивые, вскидывая над головой кулаки.

На лице Щербатого отразилась растерянность. Он испугался: утайка государева слова и дела — не шутка.

— Стойте! Черт с вами! Пошлите в тюрьму лучших своих людей, пусть Гришка им объявит! Сами узрите, что сие поклеп!

Казаки зашумели:

— Федора Пущина послать!.. Ивана Володимерца!.. Федьку Батранина!..

— Петра Сабанского от меня! — крикнул Щербатый. Да иногородних посылать надо же, ибо им дела наши равны, от Кузнецка подьячего — Макара Колмогорца, от Красноярска Архипа Трофимова, от иных городов сами сказывайте!.. Дабы и сургуцкие, и енисейские, и нарымские люди были!

Казаки не стали противиться, начали выкликать иногородних служилых, и вскоре посольство из двух десятков человек направилось к тюрьме.

Щербатый вошел в избу. А народу перед съезжей становилось все больше. Все в нетерпении ожидали возвращения посланцев.

Часа не прошло, как они вернулись.

Федор Пущин поднялся на ступеньки и возвестил:

— Григорий Плещеев слово нам не объявил, а сказал, что явит извет токмо в съезжей!..

— Да по глазам видно, что клепает он на Осипа Ивановича! — выкрикнул подьячий Макар Колмогорец.

— Ты шары-то свои прочисти! Они у тя токмо и высматривают, куда бы воеводу лизнуть! — оборвал его Васька Мухосран и истошно закричал Щербатому: — Зови, гад, Подреза, иначе сами приведем его и раскатим тюрьму по бревнышку!

— Верно! Зови-и!.. — угрожающе загудела толпа, подавшись вплотную к крыльцу.

— Гляди, как бы самому в ней не оказаться! — ухмыльнулся Сабанский.

— Пугать ишо будешь! — побежал к нему Васька. За ним кинулись братья Кузьма и Данила. Сабанский выхватил пистоль и навел на братьев. Те приостановились. Щербатый заорал:

— Бунт устроили! Не буду скопом разговаривать, токмо с выборщиками. — И скрылся внутри избы, сильно хлопнув дверью. За ним вошли Сабанский, Былин, Чебучаков, Бунаков и Патрикеев.

— Осип Иванович, не гневи народ, призови Гришку! Коли нет за тобой царственных дел, чего бояться? — сказал Бунаков.

— Гляжу, спелся с ними! — глядя за окно, сказал Щербатый. — Дурна и измены государю боюсь! Гришка ведь подбивал на Оби Дон завести! А коли подбивать учнет?

— Да что мы — с Гришкой не справимся! — презрительно сказал Былин.

В избу вошли казаки Сенька Паламошный да Федька Батранин.

— Иосип Иванович, мы выборные… Народ спрашивает, призовешь Григория ай нет? Ежели нет, то всем миром идут в трапезную писать государю челобитье, что изветчика уморить умыслил!..

Щербатый задумался и затем сказал:

— Боюсь, как бы крови да сечи межусобной не было!.. Передайте сие тем, от кого посланы.

Батранин и Паламошный вышли и вернулись минут через десять.

— Васька Мухосран с товарищи Богом поклялись, что крови и сечи не будет!

— Ладно, Петр, — обратился Щербатый к Сабанскому, — возьми денщиков да приведи вора!..

Когда Григория Подреза со связанными за спиной руками подвели к крыльцу съезжей, Петр Сабанский ткнул его кулаком в спину:

— Заходи!

— Пусть перед всем войском говорит! — крикнул Васька Мухосран.

— Верно!.. Верно!.. Пусть говорит!.. — эхом отозвалась площадь.

— Извет надобно являть в съезжей!.. — начал было Сабанский, но его заглушили недовольные крики. На шум вышли на крыльцо все, кто был в избе: Щербатый с Бунаковым и Патрикеевым, подьячий Чебучаков, Старков, атаман Москвитин, братья Копыловы, сыны боярские Юшка Тупальский, Васька Былин…

— Руки развяжите ему! Перед войском дурна не учинит! — крикнул Иван Володимирец.

Сабанский вопросительно глянул на Щербатого. Тот кивнул, Сабанский достал нож из ножен и перерезал веревку.

— Верно ли, Григорий, что знаешь великие царственные дела и на кого? — громко спросил Федор Пущин.

При этих словах над толпой повисла мертвая тишина. Слышно стало, как чирикают воробьи и внизу на посаде брешут собаки.

— Верно! — выкрикнул Григорий. — Перед всем миром объявляю, что знаю великое царственное дело на воеводу Оську Щербатого!

При этих словах он ткнул пальцем в сторону Щербатого. Тот покачнулся будто от удара, побагровел и, злобно сверкнув глазами, воскликнул:

— Какое ты дело на меня знаешь, говори!

— Сие объявлю токмо особому московскому следователю! Дабы царственное дело тут не замерло!

— На глухой извет кнут есть! Пытать доносчика! Сразу правду скажет! — крикнул подьячий Василий Чебучаков.

— Заткнись, заединщик воеводский! — оборвал его Васька Мухосран и, обернувшись к собравшимся, взмахнул сорванной с головы шапкой:

— Братья казаки! Всем вам ведомо, что первый воевода давно крестное целование государю забыл и радеет лишь ради собственной корысти! Добрый и честный воевода стал бы нас, холопов и сирот государевых, разорять и калечить в убыток государеву интересу? А ныне на него великие царственные дела явлены не напрасно! Все к тому шло! Я вас спрашиваю: может ли сей клятвопреступник городом управлять? Чаю, не может! Откажем ему всем миром и всем же миром подадим челобитье государю!..

— Отказать кровопивцу!.. Верно, Васька!.. Хватит терпеть! — раздались выкрики в толпе.

— Мухосран, ты говори, да не заговаривайся! Я на воеводство государем поставлен! А Подрез на меня поклёп возводит!

— Следователи разберут!.. Братцы, явите волю свою!

— Мухосран, чего ты на круге верховодишь? У войска атаман есть! — крикнул Васька Былин.

— На круге все равны! Пусть атаман волю круга испросит! — сказал Васька.

Атаман Иван Москвитин, стоявший на крыльце, шагнул вперед, оперся обеими руками о перила и прокричал:

— Супротив государева воеводы, полагаю, идти войску не след!.. Полагаю…

— Ушник воеводский!.. Продался за винную чарку!.. Пошел вон! — прервали его возмущенные голоса.

— Казаки, явите волю свою! — взял быка за рога Федор Пущин. — Может ли князь Осип с явленным на него государевым делом городом управлять и суд над нами вершить?

— Не может!

— Не хотим быть под его судом! — раздались дружные возгласы.

— Иосип Иванович, тебе всем городом от управления отказано! — объявил Федор Пущин.

— Я вашему воровскому кругу не подчиняюсь! Без воеводы государев интерес утратится! Кто городом управлять станет?! — в гневе прокричал Щербатый.

— Илья Микитич да дьяк Борис Исаакович без тебя управятся! — воскликнул пасынок Ивана Володимерца, Степка. — Так, Илья Микитич?

— Я против войска не пойду!.. А с делами управимся! — ответил Бунаков.

— Илейка, вор, пожалеешь о том! — прошипел с ненавистью Щербатый и объявил громогласно:

— Сие скоп и бунт! С изменниками дел иметь не желаю и от управления городом отхожу до государева указу!

Щербатый сошел с крыльца и торопливо зашагал к своему двору.

— Сам изменник!.. Штаны не потеряй!.. — заулюлюкали ему вслед.

— Григорий, на одного ли воеводу царственное дело явил али еще на кого? — спросил Семка Паламошный Подреза.

— Являю слово и дело на заединщиков и советников воеводы Петьку Сабанского, Ваську Старкова, Ваньку Широкого, Ваську Былина, Гришку Копылова, атаманишка Москвитина, Митьку Белкина…

Тут Подрез сделал паузу, думая, кого бы еще назвать, но тишину прорезал крик Васьки Мухосрана: