Клубничное искушение для майора Зубова (СИ) - Зайцева Мария - Страница 44

Я хватаю бумагу, пробегаю по строчкам.

— И что это доказывает? Только то, что данные перекинуты с ее ноута! Кто угодно…

— Сегодня днем, когда она находилась за ноутбуком. Есть точные цифры, Зубов. Удачно я еще одного сотрудника ввел в работу. Он явно компетентнее тебя. Сразу обнаружил источник…

— Это он? Да? Этот мелкий твареныш?

— Зубов, держи себя в руках. Сядь. Сейчас подойдет Воротов, и появятся данные с допроса Кудрявцевой.

— Ее допрашивают?

У меня все в душе переворачивается от одной мысли, как себя чувствует Клубничка сейчас. Одна, на допросе…

— Опрашивают. Обвинения пока не предъявлены, она не арестована. Ты мне лучше поясни, каким образом у тебя неожиданно дочь появилась от Кудрявцевой? И почему мне не доложил, что вы давно знакомы? Ты понимаешь, что всю операцию под удар поставил?

— Это моя личная жизнь, комментировать не собираюсь.

— Нет у тебя личной жизни, Зубов! — неожиданно начинает орать Савин, и я понимаю, что все это время он держался буквально на грани, — нет ее! Ни у тебя, ни у меня, ни у кого, бля! Ты своей личной жизнью сейчас так напортачил, что радуйся, если просто в зону загремишь! Это — не шпионаж даже, это — полноценные диверсионные действия!

— Ты охерел, генерал? — крик Савина, как ни странно, приводит меня в чувство, заставляет мыслить здраво, — какая диверсия? Я сам до недавнего времени про дочь не знал. Клуб… Катя не сказала ничего… И наше с ней пересечение в Центре — случайность.

— Это ты так думаешь, дурак, — Савин успокаивается так же быстро, как и до этого заводится, — глаза выпучил, наверно, как увидел ее, и забыл про все на свете. Думаешь, ты первый, кто в медовую ловушку попадает? Так они нас и ловят, сучки, на ноги раздвинутые…

— Это не про нее, — хмуро отвечаю, отбрасывая документы и хлопая себя по карманам в поисках сигарет.

Савин молча кидает мне через стол пачку.

Я достаю, подкуриваю, потом, спохватившись, смотрю на генерала.

— Да кури, чего уж там, — машет он и падает в кресло, — мне тоже дай.

Кидаю обратно пачку, встаю, чтоб дать прикурить.

Полминуты сидим и молча дымим, успокаиваемся.

— Ты, Зубов, совершенно неподходящий для разведки сотрудник, — говорит Савин, задумчиво разглядывая клубы дыма над собой, — у разведчика задание должно всегда быть на первом месте. Чему вас в ваших гребанных академиях теперь учат только…

— Неподходящий, отправляйте в отставку, — бурчу я, — только женщину мою освободите, не при чем она.

— Естественно, не при чем, — усмехается Савин, а я давлюсь дымом от неожиданности, роняю сигарету и пялюсь на спокойного генерала ошарашенным взглядом.

— Нихрена себя в руках не держишь, дурак, — комментирует мои действия Савин, — в самом деле, вопрос о профпригодности стоит остро…

— Не понял…

— Да куда тебе…

Стук в дверь, а затем, с небольшой паузой, поворачивается ручка, и на пороге возникает длинный светловолосый пиздюк, из-за которого у меня сегодня оставшаяся, не добитая Клубничкиными выходками половина головы навсегда останется седой.

И не один появляется!

Рядом с ним держится за руку… Сонька!

Правда, увидев меня, тут же бросает ладонь шпиона, мать его, и кидается ко мне с писком:

— Папочка!

Я обнимаю ее, сажаю на колени, Воротов спокойно проходит в кабинет. А генерал с изумлением смотрит на нас с дочерью.

— Это еще что? Зубов, какого хера?

— А с кем мне ее оставлять? — раздраженно бурчу я, — ее мать вы забрали. И не выражайтесь при ребенке. Пожалуйста.

Савин ошарашенно переводит взгляд с меня на Соньку, потом обратно, затем смотрит на Воротова, с совершенно невозмутимой, равнодушной рожей стоящего возле генеральского стола.

Немая пауза заканчивается тяжелым выдохом Савина:

— Цирк с конями, черт…

Скорее всего, он хочет высказаться гораздо грубее, но идет мне навстречу, не ругаясь при Соньке.

— Откуда ты ее привел? — спрашивает он, наконец, у Воротова.

— Из коридора, — пожимает тот плечами, — я ее узнал, это дочь подруги моей сестры, Марии. Вы должны ее помнить.

Генерала основательно перекашивает, судя по всему, он Машку прекрасно помнит. И помнит, сколько геморроя из-за нее поимел. Я при этом уже не присутствовал, меня значительно раньше услали в африканские ебеня, но слухами земля полнилась…

— То есть, Кудрявцева и тебя знает? Это что за ебанн… Санта-Барбара?

— Нет, подозреваемая меня не видела никогда, но я ее видел, на фотографиях, которые присылала сестра. И девочку тоже видел. — Все так же равнодушно, словно робот, информирует Воротов.

— А в коридоре она с кем сидела?

— Одна. Под присмотром охраны.

Савин переводит взгляд на меня:

— Ты, Зубов, просто отец года, бл… Черт! Ладно, свободен, иди дочь домой вези.

— Она посидит, дождется, когда ее маму освободят, — упрямо отвечаю я, не двигаясь с места.

Сонька, осознавая важность момента, тоже сидит тихонько, только глазками внимательно стреляет по сторонам. Моя девочка.

Савин, естественно, совершенно не привыкнув к такому со стороны подчинённых, набирает воздух в грудь, чтоб отправить меня подальше, и, возможно, при помощи охраны даже, но Воротов перебивает начальственный настрой, выкладывая на стол документы.

— Как я и предполагал, самодельный жук. Поставлен сравнительно недавно, причем, не только там, но и еще в нескольких машинах, включая машину начальника лаборатории. Технология, насколько я могу судить, а точнее скажут эксперты, другая, отличается от того, что было полгода назад. Тогда имел место быть просто банальный слив, причем, на старых носителях. А здесь совершенно другая система.

— Кудрявцева все же? — интересуется Савин, просматривая данные.

— Не думаю. Теоретически, у нее был доступ ко всем машинам, где найдены устройства, и установка произошла примерно в то же время, когда она приступила к работе в Центре…

— Это не она! — вмешиваюсь я, не выдерживая.

О чем они, блядь, говорят?

Сонька вздрагивает от моего рыка, а затем успокаивающе кладет ручку мне на предплечье.

— Папа, не кричи…

Савин косится на меня:

— Зубов, свободен. Завтра с утра ко мне. Будем решать, как работать дальше.

— Я не уйду без жены!

— Хорошо, Зубов. Тогда ты к ней сейчас присоединишься, — жестко отвечает Савин, — а девочка твоя пойдет в детскую комнату. А потом в спецприемник. Хочешь? Нет? Домой!

Я ловлю внимательный взгляд Воротова, затем подхватываю Соню на руки и молча выхожу из кабинета генерала.

Даже дверью не хлопаю.

Воротов появляется у меня уже поздно ночью.

Я успеваю уложить Соньку, без конца спрашивающую, где мама и когда она придет. Каждый такой вопрос бьет меня по морде сильнее, чем любой реальный противник.

И заставляет бессильно сжимать кулаки. Потому что ударить в ответ некого.

Впервые я ощущаю себя настолько беспомощным.

Вроде как жизнь меня не раз раком ставила, начиная с того пожара, где погибла мама, и заканчивая недавними событиями в Африке…

Но никогда, вот никогда я не чувствовал себя… Настолько никчемным, что ли?

Ненужным.

Моя Клубничка, моя девочка сидит сейчас в камере, с ней разговаривают разные ублюдки, а уж я прекрасно знаю, как они могут вести допросы, как они могут давить, унижать, запугивать…

Она сидит там. Совсем одна против них, и я нихрена не могу сделать!

Вопрос: нахера мне все мои звания, регалии, опыт этот блядский? Если я не могу вмешаться, когда это необходимо?

Соня сонно ворочается во сне, кривя губки. Сейчас заплачет!

Подхожу к ней, присаживаюсь на корточки перед кроватью.

Глажу по мягкой нежной щечке.

Маленькая такая. Очень маленькая. Особенно на контрасте с моей здоровенной кроватью. Плотнее укутываю ее одеялом, подкладываю со спины подушки, чтоб было удобней.

Дыхание выравнивается, бровки разглаживаются.

Так на Клубничку похожа.