Я сам похороню своих мертвецов - Чейз Джеймс Хэдли - Страница 8

Одет он был дорого. Коричневая пиджачная пара, белая шелковая рубашка и крапчатый галстук-бабочка придавали ему вид преуспевающего денди, а когда он вскинул руку, чтобы посмотреть на золотые часы, то продемонстрировал не только два дюйма белоснежной манжеты, но еще и краешек шелкового носового платка, засунутого в рукав.

Он стоял неподвижно, дожидаясь чего-то, и жевал резинку, ритмично и безостановочно двигая челюстями. Все два часа своего бдения он был терпелив, словно кот, поджидающий мышь. Сразу после полуночи свет в окне четвертого этажа вдруг погас, и весь многоквартирный дом погрузился в темноту.

Мужчина в коричневом костюме остался неподвижен. Он прислонился широкими плечами к кирпичной стене, сунув руки в карманы брюк, и выждал еще с полчаса. Затем, сверившись со своими часами, он протянул руку куда-то в темноту и поднял моток тонкой веревки, лежавший у его ног. К одному концу веревки был прикреплен обтянутый резиной крюк.

Он перемахнул через стену, после чего беззвучно и стремительно прошел по гаревой дорожке, которая вела через запущенный садик к задней стене дома.

В свете луны железная пожарная лестница особенно четко вырисовывалась на фоне белой оштукатуренной стены.

Мужчина в коричневом костюме остановился под выдвижным концом лестницы, который находился на расстоянии пяти футов от его вытянутой руки. Он размотал веревку и метнул крюк в небо. Крюк зацепился за перекладину пожарной лестницы. Мужчина покрепче взялся за веревку и потянул. Конец лестницы медленно и беззвучно соскользнул вниз и уперся в землю.

Мужчина в коричневом костюме снял крюк, смотал веревку и повесил на нижнюю перекладину лестницы, чтобы забрать на обратном пути.

Он начал подниматься по лестнице, шагая через перекладину, двигаясь решительно и ни разу не оглянувшись, чтобы узнать, не наблюдает ли кто за ним. Он добрался до окна четвертого этажа, за которым следил последние два часа, и с удовлетворением отметил, что окно приоткрыто снизу на несколько дюймов. Также он отметил, что шторы на окне задернуты. Опустившись перед окном на колени, мужчина приблизил ухо к щели между рамой и подоконником и прислушался. В такой позе он застыл на несколько минут, затем подсунул пальцы под раму окна и аккуратно потянул. Окно, дюйм за дюймом, поехало вверх, не издавая ни звука.

Открыв окно полностью, мужчина в коричневом костюме обернулся через плечо, посмотрел вниз на темный сад и еще более темный переулок. Вокруг не было заметно ни движения, не раздавалось ни звука, если не считать его собственного размеренного дыхания.

Шторы висели достаточно далеко от окна, и он соскользнул в комнату, не всколыхнув их. Осторожно повернувшись, он принялся закрывать окно, снова сдвигая его дюйм за дюймом без малейшего звука. Когда окно вернулось в первоначальное положение, он распрямился, развернулся и на дюйм отодвинул одну штору, всматриваясь в темноту комнаты. Приторный запах пудры, выдохшихся духов и косметики подсказал ему, что он попал туда, куда планировал. Он прислушался и спустя пару мгновений уловил звук быстрого легкого дыхания где-то неподалеку от своего укрытия. Мужчина достал фонарик, тонкий, как карандаш, и включил его, прикрыв лампочку пальцами. В этом слабом свете он разглядел кровать, стул с наброшенной на него одеждой, и ночной столик у кровати, на котором была небольшая лампа под абажуром, часы и книжка.

Кровать стояла изголовьем к окну. Он разглядел очертания тела под одеялом. На столбике кровати висел шелковый халат. Старательно отворачивая фонарик от спящей женщины, мужчина в коричневом костюме наклонился и аккуратно потянул из шлевок халата шелковый пояс, пока полностью не выдернул его. Проверив пояс на прочность, он, довольный результатом, протянул руку и взял с ночного столика книгу.

Зажав пояс халата и фонарик в левой руке, книгу – в правой, он отступил обратно за шторы, где выключил фонарик, сунул его в карман, а затем, все еще скрываясь за шторами, отвел одну из них левой рукой, а правой швырнул вверх и в сторону от себя книгу. Книга с громким хлопком приземлилась плашмя на лакированный пол, и звук показался по-настоящему оглушительным в тишине квартиры.

Мужчина в коричневом костюме отпустил штору и принялся ждать, размеренно пережевывая резинку. Он услышал, как скрипнула кровать, а потом женский голос отрывисто спросил:

– Кто здесь?

Он ждал, замерев, дышал ровно и прислушивался, чуть склонив голову набок.

Зажглась лампа на прикроватном столике, и мягкий свет просочился сквозь шторы. Он немного раздвинул их, чтобы видеть комнату.

На кровати сидела темноволосая стройная девушка в голубой ночной сорочке из нейлона. Она смотрела в сторону двери, стискивая кулачками край одеяла, он слышал ее сбивчивое, тревожное дыхание.

Мужчина беззвучно взял один конец пояса в правую руку, другой – в левую. Развернулся, чтобы удобно было раздвинуть шторы плечом. Но пока он только наблюдал за девушкой, выжидая.

Она заметила на полу книгу, кинула быстрый взгляд на ночной столик, потом снова посмотрела на книгу и сделала ровно то, на что он надеялся. Она откинула одеяло и спустила ноги на пол, протягивая руку к халату. Затем поднялась и начала просовывать руки в рукава халата, повернувшись в этот момент к окну спиной. Мужчина в коричневом костюме раздвинул шторы плечом и беззвучно шагнул в комнату. Неуловимо быстрым движением он перекинул пояс от халата через голову девушки, перекрестил концы и стянул на горле. Вскинув колено, он уперся ей в область талии, заставив упасть на четвереньки, сам же насел сверху, вжимая ее в пол. Пояс от халата врезался ей в горло, превратив неистовый крик в тоненький, едва различимый писк. Мужчина в коричневом костюме уперся коленями в плечи девушки, обеими руками затягивая пояс на ее шее.

Он замер в таком положении, размеренно жуя резинку и наблюдая за конвульсиями ее тела и слабыми движениями рук, скребущих по ковру. Он проявил осмотрительность, не применяя чрезмерной силы, и натягивал пояс ровно настолько, чтобы кровь перестала поступать к мозгу, а воздух – к легким. Он удерживал девушку без малейшего труда, глядя с отстраненным интересом, как судороги становятся все слабее, переходя в агонию только лишь с рефлекторными сокращениями мышц.

Он прижимал тело девушки коленями, туго стянув пояс, еще минуты три или четыре, затем, убедившись, что она больше не шевелится, аккуратно снял пояс с шеи и перевернул тело на спину.

Заметив, что из одной ноздри вытекла струйка крови, запачкав ковер, мужчина нахмурился. Он приложил палец к глазному яблоку девушки, а затем, не ощутив ответного трепета, поднялся и отряхнул брюки, одновременно быстро оглядывая комнату.

За дверью напротив кровати обнаружилась небольшая ванная комната. Заметив привинченный к двери крепкий крючок, мужчина одобрительно кивнул.

Следующие минут десять он провел, обустраивая место преступления по своему разумению. Его движения были неторопливыми и хладнокровными. Завершив дело, он окинул комнату быстрым пронзительным взглядом, не упускавшим ни одной детали, не оставлявшим без внимания ничего, что могло бы послужить уликой.

Затем он погасил лампу и подошел к окну. Открыл его, повернулся поправить шторы, шагнул на пожарную лестницу и опустил оконную раму, вернув ее в то же положение, в каком она была изначально.

На следующее утро, незадолго до половины десятого, Чак Иган уже свернул на круговую подъездную дорожку перед домом Джули на Риверсайд и остановил «кадиллак» у главного входа.

Ник Инглиш показался во вращающейся двери, не успел его водитель выйти из автомобиля. Сегодня Чак был одет в свой любимый черный костюм, черную шляпу с мягкими полями и белый галстук. Этот наряд, который лично Чак считал единственной приемлемой для себя униформой, выставлял его в самом выгодном свете – так хорошая рама подчеркивает достоинства в целом заурядной картины. Если в смокинге Чак был похож на какого-нибудь третьеразрядного официанта, то в этой черной пиджачной паре и мягкой шляпе, лихо сдвинутой на один глаз, он выглядел тем, кем и был на самом деле: жестким, крутым и опасным парнем.