Изменить будущее (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 20

– Паспорт давай! – Угрожающе сказал я и поднялся со стула.

– А если не дам, то что? – Вызывающе сказал человек и откинулся на спинку стула. Стул скрипнул, а я ударил человека ногой прямо через стол.

Ступня прошла параллельно столу и вошла ему в грудь. Стул хрустнул. Грудь, кажется, тоже.

"Писец", – подумал я. – "Тюрьма".

Человек охнул и выкатился слева из-под стола уже с пээмом в руке.

Убивать я его не хотел, да и он меня, вероятно, тоже, потому что я ещё был жив. А отдавать свою жизнь за его жизнь? Какой смысл?

Человек молча смотрел на меня с любопытством, потом нырнул рукой во внутренний карман и вынул руку, испачканную синим.

– Такую ручку сломал, сучёнок! – С сожалением сказал человек.

– Сам ты, сучёнок, – сказал я. – Ещё огребёшься, при случае.

– Да пошёл ты…

Он снова засунул руку во внутренний карман и вытащил мой, испачканный в чернилах, паспорт и, крутнув кистью, метнул в меня. Я уклонился и схватил раскрывшуюся книжицу руками. Человек в это время сблизился и нанёс мне прямой удар ногой в живот такой силы, что я раскрыл телом дверь и вылетел в коридор. Перекатившись через голову, я встал на ноги практически возле вертушки. Клацнула педаль блокиратора, и я вышел на улицу.

"Поговорили", – подумал я, обтряхивая с живота след от ботинка.

Звонить начальнику ГРУ СССР, вернее по оставленному мне после встречи номеру телефона, я не стал, а сразу из "отдела кадров" пошёл к тренеру Георгию Григорьевичу и рассказал о своих злоключениях. Он многого не знал и слушал с интересом, хитро поглядывая на меня и иногда усмехаясь.

Его крупное лицо с пышными бровями, чем-то походило на лицо нашего, пока ещё живого генсека. Скорее всего, у Георгия Григорьевича Городецкого стояла вставная челюсть, потому что он, так же как Леонид Ильич слегка поджимал нижнюю губу и слегка шепелявил. И это делало его улыбку ещё приятнее, а речь мягче, даже, когда он ругался.

– Да-а-а… Попал ты в замес… – Проговорил тренер. – Не отстанут они от тебя. Не те это ребята, чтобы спускать обиды и упускать добычу. Это волкодавы, а ты сейчас для них жертва. Ты про крёстного своего им рассказывал?

– Совсем чуть-чуть. Только про поездки на границу. Да и что я знаю? Кроме имени… Да и имени я не называл.

– Имя, Миша… Был он во Владивостоке этим летом… По делам… Он тоже набирает группу физически крепких ребят, но главное для него не это, а сообразительность и грамотность. К сожалению, ты им сейчас вряд ли подойдёшь. Он набирает ребят с жизненным опытом, с высшим образованием.

Он посмотрел на моё расстроенное лицо, а я искренне был расстроен. Вся моя "комбинация" летела в бухты-барахты. Да и вообще, где я буду к концу этого дня я не знал.

– Образование, это не главное, конечно, но это показатель зрелости. Жаль, что ты завалил математику.

– Да, Георгий Григорьевич, я… Это они… Да я хоть сейчас всё напишу… Вы посмотрите…

Тренер засмеялся.

– Я сейчас… не математик, Миша. Приходи сегодня на тренировку, а я позвоню… Куда надо.

– А-а-а… Можно я в зале побуду? Позанимаюсь?

Городецкий понимающе кивнул головой.

– Пожалуй, так будет правильней. За тобой… не шли?

– Точно "хвоста" не было, – сказал я. – Я пешком до Луговой шёл. Потом на трамвае.

– Не ожидали они от тебя… кульбита. Вылетел в дверь, и кувырок через голову, говоришь?! – Он рассмеялся.

– Я ещё и оттолкнулся посильнее… – Я тоже позволил себе ухмыльнуться, но получилось не весело.

– Ну, тогда возьмешь группы на два и на четыре, а я пойду… Поищу от кого позвонить можно по межгороду.

Я догадывался, что он пойдёт через дорогу на завод ЖБИ-1. Там у него были знакомые в руководстве. У него везде по району были знакомые на заводах. Ходил к ним и выпрашивал, то доски, то брезент на ковёр, то дермантин, то краску, а мы сами, то красили, то шили ковёр, то колотили щиты на стены и зашивали их матрасами.

К пяти часам вечера Георгий Григорьевич вернулся хмурый.

– Пока не получается. Не смог дозвониться, – сказал он, пряча глаза.

Я уже отошёл немного. Да и детишки меня чуть расслабили.

– Ну, ничего страшного. Авось пронесёт! – Махнул я рукой.

– А вот на это, Миша, никогда не рассчитывай. Это не наш метод, если ты причисляешь себя к… сам понимаешь, к чему и кому… Поживёшь пока тут. В тренерской на диванчике. Родителям мальчишки записку отнесут, что тебя на учёбу отправили на неделю.

Я потёр руки.

– Только не хулиганьте тут мне. Валерку с Колей гони отсюда, а то девок наведёте…

– Георгий Григорьевич…

– Всё! Знаю я вас.

После вечерней тренировки я, действительно, выгнал всех, и завалился спать, но не в тренерской, а в соседнем подвале.

ДЮСШ располагалась в цокольном этаже пятиэтажного дома и рядом с нашей дверью находился шикарный подвал с домовыми водо-канализационными коммуникациями. Там я и залёг на матрасике, повесив на клубную дверь изнутри тройную "сигнализацию".

На уроках труда мы с Афанасичем сделали несколько вариантов и добились гарантированного срабатывания ловушек. При малейшем ослаблении рычага, срабатывала пружина, бьющая ударником по капсюлю или по колокольчику.

Уснул я легко, но проснулся быстро. После сработки первой, а потом сразу двух ловушек. Через минут двадцать провернулся ключ в дверном замке подвала и скрипнула дверь. Я лежал, прикинувшись ветошью, сразу возле входа. На мне был надет самошитый балахон типа "ветошь". Даже с виду неприятный наощупь. Я рисовал красками всё лучше и лучше.

Двое прошли по подвалу, вернулись и потыкали в меня спицей. Спица, проткнув первые два слоя, последний, кольчужный, проткнуть не смогла. Тыкали аккуратно, рассчитывая на болевую реакцию, а не для того чтобы проткнуть.

Через пятнадцать минут после ухода "гостей" я спокойно спал. Утром я перебрался в спортзал, убрал свои растяжки, переоделся в местного старичка и через соседний подъезд вышел из дома.

Я понял, что за меня взялись всерьёз и если возьмут, то упакуют "по полной", либо, прогнав через "чистилище", в военный осназ, и В Афган на весь срок, либо на зону.

Хорошо, что я взял в военкомате письменную справку об отсрочке и спрятал её в укромном месте.

Я дошкандыбал до магазина, взял бутылку кефира и хлеб и побрёл обратно. Наблюдения я не обнаружил и свернул в подъезд соседнего дома. Повязав платок, надев очки, вывернув сумку и куртку, удлинив полы, я надел резиновые сапоги, вышел на улицу и пошёл на трамвайную остановку.

– Барышня? Три двенадцать, пожалуйста, – проскрипел я старческим голосом.

На том конце провода хмыкнули и сказали:

– Соединяю…

Я учился в Дальневосточном институте рыбной промышленности и хозяйства, в народе называемом Дальрыбвтуз, уже три года. И вполне себе успешно учился. То, что я не отвлекался на девочек в школе, сильно повлияло на мою успеваемость в институте.

Зато сейчас всё шло почти, как и в прошлом. Ой! В будущем… Или когда? Тогда, короче.

Попав в "свою" МА-12 и встретившись вновь с одногруппниками, я словно вернулся в свою семью. Все вернулись с "абитуры" из подшефного совхоза "Синиловский" уже сдружившиеся, а кое-кто и поссорившиеся. Я же оказался не у дел. Меня не приняли в свою "банду" Курьянов и Федько, самые шумные ребята курса. Это меня не особо расстроило. Я знал цену того "шума и пыли" для меня. В группе было достаточно других хороших ребят, с которыми можно было дружить. Но и для них я был незнакомец. И всё шло не совсем так, как раньше.

Я заново знакомился с теми людьми, которых знал раньше, но отношения с ними складывались совсем по-другому. Мне не хватало той бесшабашности и юношеской лёгкости. Я был слишком серьёзен, слишком много знал и слишком ответственно относился к учёбе.