Корпулентные достоинства, или Знатный переполох. Часть 2 - Цвик Катерина Александровна - Страница 2

– А? – девочке явно с трудом удавалось сосредоточиться и сохранять ясность мышления. – Д-да, ты тогда нас сильно напугала.

– Вот! – с радостью подхватила я. – И у тебя то же самое! Только силы у тебя другие, вот и проявляются немного иначе!

– Правда?

Девочка посмотрела на меня с такой надеждой, что безумно сильно захотелось ее обнять и заверить, что все будет хорошо! Только я не была уверена, что сейчас это именно то, что ей нужно, да и магия ее расшалилась не на шутку, и находиться рядом становилось все опаснее.

– Конечно, Марьюшка! Тебе только нужно успокоиться и принять изменения. Помнишь, как я тогда разозлилась? – девочка судорожно кивнула, все еще с трудом делая вдохи. – Вот! А когда успокоилась, то и магия во мне улеглась! – Потихоньку кружение магических энергий вокруг сестры начало стихать. – Вот так, молодец! – подбодрила ее. – А теперь постарайся дышать ровнее.

Марья неотрывно смотрела мне в глаза и старалась делать все, что я ей говорила. Однако в это мгновение в комнату ворвалась целая толпа людей, начиная от слуг и заканчивая князем, и девочка снова испугалась и заволновалась еще больше. Она вспыхнула с новой силой, а с одежды буквально лилась вода, и обжигающий пар заволок всю комнату. Растения в кадках враз превратились в пепел, ткань и дерево нагрелось и потихоньку начинало тлеть, и лишь Марья оставалась невредимой посреди этого хаоса, защищенная собственной проснувшейся магией жизни.

Но подобное не могло длиться долго, и если не усмирить ее силу, она может выпить своего носителя до донышка, тем самым лишив его жизни.

В это время вперед протолкался отец и, тут же оценив ситуацию, гаркнул на всех, кто скопился за его спиной:

– Вон! Все вон!

Только маменьку оставил и закрыл дверь. Присутствие родителей сестру почему-то совсем не успокоило, как и их старания поговорить с ней. Князя она побаивалась, а любовь маменьки получила совсем недавно, а потому не успела до конца проникнуться доверием. Было видно, что родители на грани паники и стараются изо всех сил вывести ее из этого опасного состояния. Но тщетно.

Я готова была локти кусать от бессилия, но покусать ближнего казалось более удачной идеей, хоть и неадекватной. А потому я привлекла внимание, ущипнув обоих родителей, взглядом попросила их помолчать и снова заговорила с Марьей, снова усмиряя ее страхи, чтобы остановить панику и вернуть возможность делать свободные вдохи, ведь она так и продолжала задыхаться!

Не сразу, но мне это удалось. Когда унялся последний всполох пламени на ее коже, в комнате наступила звенящая тишина. Никто из нас не решался нарушить это молчание. Марья стояла посреди комнаты в прожженном мокром платье с широко раскрытыми глазами и явно не знала, что делать. Я сделала к ней осторожный шаг, и она, словно подхваченная ветром, полетела ко мне в руки и разрыдалась от облегчения и пережитого ужаса. Она цеплялась за мою одежду, плакала и медленно оседала на пол, потому что сил у бедняжки почти не осталось.

Мы так и присели с ней на пол там, где стояли. Я гладила ее по волосам, шептала какие-то слова успокоения и только тогда поняла, как испугалась сама. Меня даже подколачивало немного. В этот момент рядом присела мама и, обняв нас с Марьей, тоже разрыдалась. Я не смогла остаться равнодушной и присоединилась к этому слезоразливу, высвобождая, наконец, скопление пережитых эмоций. Все-таки слезы не зря даны людям, они очищают душу и вымывают скопившийся мусор из страхов, разочарований и обид.

Папенька перед угрозой затопления нашими слезами оказался совершенно растерян и дезориентирован. Он постоял на месте некоторое время, порываясь то что-то сказать, то куда-то бежать. Наконец, подошел к кровати, стянул покрывало и укрыл им всех нас разом – все-таки мы сидели на полу, Марьяшка была вся мокрой, от нее и наша одежда стала сырой, а на улице не месяц май, и в доме не жарко – и просто сел рядом с нами на пол.

Через некоторое время мы все успокоились и просто прижимались друг к дружке в некой прострации. Наконец, маменька шмыгнула носом, о чем-то задумалась и спросила:

– Марьюшка, так сколько у тебя видов магии проявилось?

Девочка на это ничего не ответила, потому что умудрила задремать. А потому за нее, стараясь говорить тише, ответила я:

– Я видела магию воды и огня, магию жизни и магию смерти.

– Ммм… – заинтересованно протянула маменька. – Дусенька, а тебе ничего в этом сочетании странным не кажется?

Я задумалась. В тот день, когда я прошла инициацию, мне сказали, что одновременное проявление сразу трех магий, как у меня, очень большая редкость, а четыре появляются лишь у детей монарших особ.

– Эээ… не поняла…

– Вот и я не поняла, – сказала маменька и требовательно уставилась на папеньку. – У царя сестры не было, чтобы ты ее совратить ухитрился, так каким таким боком у Марьюшки царская кровь объявилась? – последнее она уже почти шипела, так как старалась не повышать голос.

Папенька тяжело вздохнул, виновато потупился и тихо, но твердо признался:

– Марья не моя дочь. – Если бы я на тот момент не сидела, то от такого откровения точно бы начала искать, куда пристроить свои нижние не 90. У маменьки лицо было таким же ошеломленным, как, подозреваю, у меня. Потому что папенька, кинув на нас короткий взгляд, невесело усмехнулся: – Я надеялся, что об этом никто никогда не узнает, но Марья все же пошла в отца, и скрывать теперь не имеет смысла.

– То есть ты вообще не собирался мне ничего и никогда рассказывать? – на глазах маменьки навернулись слезы обиды. Она выпрямила плечи и задрала подбородок. – Почему? Неужели я когда-либо давала повод не доверять мне?

Отец совсем сник, и усталым, но все же непреклонным тоном произнес:

– Марью нужно перенести в ее комнату, переодеть и уложить спать. А там и поговорим. Уж слишком долго рассказывать.

Девочку и правда не мешало уложить в постель, да и не дело обсуждать столь серьезные вещи вот так, сидя на полу и при спящем ребенке.

Так и сделали. Марья почти не просыпалась, пока мы с маменькой ее переодевали и укладывали, потом быстро переоделись сами, и не прошло и получаса, как собрались у князя в кабинете. Он сидел за столом с задумчивым видом и вертел в пальцах какой-то медальон. Когда мы уселись, он заговорил:

– У меня была сестра… – Он обратился он к жене: – Ты должна ее помнить. – Мама согласно кивнула. – Маша была последышем в нашей семье и гораздо младше меня. Очень красивая и добрая девочка, она стала фрейлиной императрицы. Тогда для правящей четы наступили сложные времена – один за одним у них погибли два сына, и это внесло сильный разлад в их отношения. Император с императрицей очень тяжело переживали утрату, но не вместе… А Маша порхала по дворцу. На нее хотелось смотреть и жить, не заметить ее было невозможно. – князь ненадолго замолчал, погружаясь в воспоминания. – Я те события только сейчас понимать начал, а тогда многого не замечал и не осознавал, – он тяжело вздохнул. – Уж сколько поклонников у нее было – не счесть. А она только смеялась и никому не отдавала предпочтения. Только потом я понял, что в душу ей запал император. Он тогда совсем другим был, сила из него так и шарашила, а это всегда привлекает юных наивных дурочек, какой была и Машенька. Только до нее он с такими юными фрейлинами не связывался. А тут как переклинило обоих. А я не видел ничего! – играя желваками, воскликнул он. – Замечал, что то грустила без причины, то радовалась и всех обнять была готова. Сейчас понимаю, как она мучилась, что царь ей приглянулся. Ведь и царица с ней по-доброму обходилась, всегда привечала, вот и мучилась девочка. Я долго не верил в сплетни, что ходили по дворцу – непохоже это было на нашего монарха. Только не учел, что он тоже человек и может увлечься. Любовь у него случилась, последняя… А я, старый дурак, не понял ничего, только удивлялся счастью, которое от него исходило, ведь с императрицей-то у них все было совсем худо.

Отец отчего-то надолго замолчал, и маменька, не выдержав, спросила: