Три `Д` для миллиардера. Свадебный салон (СИ) - Тоцка Тала - Страница 48

— Я правильно понял, что эта недобабка угрожала убить собственных внуков?

— Да, — выдыхаю. Воспоминания причиняют острую боль. Как будто я только вышла от Авроры и села в такси. — Вы все поняли правильно.

— И чем она это аргументировала?

— Она сказала, — делаю глубокий вдох, — она сказала, что Тагаевым не нужны дворняжки.

У Ямпольского глаза становятся узкими и колючими. Он выдает короткое ругательство, трет пальцами переносицу и вперяется в меня тяжелым взглядом.

— Чушь. Запомни, девочка, главное для мужчины — это когда свое. Когда родная кровь. Даже если ее всего капля. Одна моя знакомая, умница и отличный хирург, утверждает, что генетически люди отличаются друг от друга всего лишь на одну сотую процента. Так что о дворняжках может говорить только необразованная и невежественная особа.

Ямпольский подзывает дочь и поднимается из-за стола.

— Пап, ты уже? — спрашивает Эва.

— Да, Эвочка, мне пора… — он хочет еще что-то сказать, но раздается сигнал вызова. Арсен Павлович достает из кармана телефон, и я вижу за полой пиджака кобуру. Ямпольский себе не изменяет. Оружейный король никогда не расстается с оружием несмотря на десяток охранников. — Да, привет. Пока занят. Ну говори уже! Хорошо, посмотрю. А вертолет куда? Ладно, перезвоню.

Он ухмыляется и говорит в ответ на вопросительный взгляд дочери.

— Аверин. Самолет покупает, хочет посоветоваться. Вот же неймется ему!

— Константин Маркович покупает самолет? — переспрашивает Эва. — Он же вертолет хотел новый.

— Говорит, жена на вертолете летать боится.

Снова раздается телефонный звонок. Ямпольский обеспокоенно смотрит на экран, прикладывает телефон к уху, и его лицо мгновенно меняется.

— Все хорошо. Ты сейчас спокойно садишься с Лешей в машину, и он везет тебя в роддом. Я выезжаю навстречу. Какие дела, Агатка? Все уже, на сегодня все мои дела закончились.

Эва прижимает ладони к щекам.

— Пап, уже?

Ямпольский сдержанно кивает, но я вижу, как нелегко ему дается эта сдержанность. Он проводит рукой по лицу, будто стирает что-то. Смотрит на Эву, потом на меня:

— Все, девочки, поехал я. Из троих моих детей хотя бы одного хочу сам родить.

— Я с тобой! — Эва подхватывается.

Ямпольские прощаются и быстро покидают этаж в сопровождении роя охранников, а я остаюсь сидеть, ошеломленная чувством нечаянной причастности к чужому семейному счастью. Как будто в замочную скважину подглядела.

Такое случается каждый раз, когда я вижу, как становится семьей очередная влюбленная пара. И каждый раз убеждаюсь, что мне никакое семейное счастье не светит. Но на свидание с Димкой я пойду. Обязательно.

Хотя бы из чистого упрямства.

Напоминаю, что прочитать про Демидовых и Ямпольских можно в книгах "Он тебя не любит (?)" и "Найди меня, Шерхан"

— Я готов, — Артур удобнее сел в кресле перед камерой, чтобы у собеседника сложилось ложное ощущение расслабленности, хотя на деле напряжение зашкаливало.

Он и сам не знал, почему так реагирует. Ничего нового ему таксист не скажет, мать сама себя выдала. Но появилось странное чувство полного погружения в те дни, появилось и не отпускало. Его даже лихорадить начало и в груди стало болеть. А может, там другое что-то болело, Тагаев не хотел вслушиваться.

На большом экране появился седой мужчина с короткой стриженой бородкой в клетчатой рубахе. Артур бросил беглый взгляд на лежащий перед ним лист бумаги. Он правильно запомнил, Бондарь Георгий Арутюнович? Правильно.

Сам Бондарь уже три года жил в Италии, потому до него Романа и добрался в последнюю очередь.

Георгий Арутюнович нервничал и волновался. Может, потому что за ним маячили двое сотрудников службы безопасности Тагаева? Скорее всего. Но несмотря на то, что он все рассказал и все вспомнил, Артур сам захотел с ним поговорить.

Роман выяснил, что дату, указанную в истории болезни Насти, хранящуюся в больнице, исправили сразу же, еще пять лет назад. И это означало только одно: мать знала, какой будет реакция Артура, узнай он об аборте. Поэтому подстраховалась заранее.

Девушка сделала аборт и пришла требовать деньги. Саму Настю Аврора явно в расчет не брала. Тагаев много думал, что было бы с Настей и детьми, не будь у них Стефании. Одинокая студентка с тремя детьми, какие у нее были шансы попасть в поле зрение Тагаева? Ноль целых, ноль десятых.

Его спасло только то, что Настя стала успешной бизнесвумен в свои неполные двадцать три года, иначе он мог никогда не узнать, что у него есть дети. И что значит, любить… Тагаева передернуло.

— Здравствуйте, Георгий Арутюнович, — первым поздоровался Роман, стоявший по правую руку. — Артур Асланович благодарен, что вы согласились с ним побеседовать. Не волнуйтесь, это не займет много времени.

Зато Георгий Арутюнович получит шанс поменять старую машину на новую. Или улучшить свои жилищные условия. Об этом Роман говорить не стал, для этого у него есть сотрудники.

— Добрый день, — заговорил следом Артур, — я задам всего несколько вопросов. Вы помните день, когда привозили эту девушку в мой дом?

На экране появилось фото Насти, и боль в груди усилилась пятикратно. Совсем юная, его Артур нашел у нее в облаке. За неделю до встречи с ним, она только устроилась к этому уроду Орхану.

Это фото было его любимым, Артур распорядился напечатать его на холсте и повесил в спальне у себя в доме. И в новой квартире повесил. Там она улыбалась счастливо и беззаботно, и вот этого Тагаев больше всего не мог простить матери — что никогда больше не увидит Настю такой. А ведь мог.

Нужно было всего лишь остановить девушку в дешевом цветастом сарафане. Окликнуть. Даже когда смотрел из окна, как она садилась в такси, было еще не поздно.

Артур сжал подлокотники кресла и скрипнул зубами. Бессмысленно терзать себя тем, что невозможно вернуть. Надо попытаться исправить хотя бы то, что можно исправить.

— Конечно помню, — Георгий Арутюнович хоть и нервничал, но говорил медленно и с расстановкой. — Как не запомнить? В ваш поселок такие обычно не ездят. Ну или элитные машины заказывают. А у меня «пыжик», эконом-класс. Я еще удивился про себя, но спрашивать не стал. Она очень волновалась, особенно когда на въезде нас мариновать начали. Звонить да спрашивать, кто едет, куда едет. Я вообще охренел, когда услышал, что она к Тагаевым пробиться хочет. Но нас пустили, тут я тоже охренел, не ожидал. Она сказала, что ей надо к Артуру… ну, к вам, то есть. Что ее Настя зовут, фамилию я не запомнил, помню, сказала, что настоящая. Я еще удивился тогда, разве, бывают Насти ненастоящие?

Тагаев прикрыл глаза, представив как Настя с портрета не улыбается, а сидит в дешевом авто, покусывает от волнения губы, и ждет. Ждет, когда ее пропустят к Тагаеву рассказать, что она от него беременная. Двойней. Потому что Давид — Артур уверен, что это был Давид! — тогда еще сидел тихо как мышка и не высовывался. Лучше не представлять…

— Я слушаю вас, Георгий Арутюнович, — он открыл глаза и жестом пригласил собеседника говорить дальше.

— В общем, пропустили нас, хоть и долго промурыжили, — с готовностью продолжил Бондарь. — Девушка ушла, а я остался ждать. Помню, пить хотелось, а у меня вода кончилась. Так ваш охранник позвонил куда-то, и мне вынесли целую бутылку. Холодную, в стекле. Даже неудобно стало, я к такому не привык. Мы люди не балованные.

— А когда девушка вернулась, она что-то говорила? — перебил Артур. — Может, звонила кому-то?

— Ее не было долго, я даже переживать начал. А потом как пришла, так я испугался. На ней лица не было. Как пришибленная. Говорю, хорошо, что тебя выпустили, я уж не знал, чего думать. А она как глухая, обернулась на дом и смотрит. Молчит, главное, ни слова не говорит. Села в машину и так всю дорогу молча просидела. Я расспрашивать начал, а потом рукой махнул, не хочет говорить, и не надо. Сидела прямая, будто палку проглотила, и перед собой смотрела. У нее в руке банковская карта была, она руку на коленку положила, я и рассмотрел. Вы не думайте, я не любопытный, просто жалко девчонку стало, молоденькая совсем, ясно же, что неприятности какие-то.