Тарантул. Трилогия - Матвеев Герман Иванович - Страница 21

Снова раздался настойчивый стук.

– Надо выиграть время. Сходите, Матильда Вильгельмовна, спросите, кто там, и скажите, что мужа дома нет.

Старуха послушно направилась в сени.

– Кто там?

– Откройте, гражданка… как вас… Матильда Вильгельмовна.

– А кто вы такой?

– Неужели по голосу не узнали? Это я… участковый инспектор.

– А что вы желаете?

– Дело есть. Откройте!

– Приходите лучше утром. Мужа дома нет.

– Откройте, Матильда Вильгельмовна! Важное дело.

– Я буду разбудить сына, пускай он вам открывает. Подождите несколько минут.

Когда старуха вернулась в комнату, однорукий и все остальные осматривали пистолеты.

– Собирайтесь. Нужно уходить.

– Я никуда не пойду, – твердо заявила старуха.

Шпион прищурился и посмотрел на нее долгим холодным взглядом, но, зная характер этой женщины, спорить не стал.

– Ваше дело, Матильда Вильгельмовна. А мы уйдем, пока время есть.

– Вы мужчины, – равнодушно пробормотала старуха и скрылась за перегородкой.

– Но вы им двери не открывайте. Пускай ломают, – вдогонку сказал ей однорукий.

Он направился в сени. За ним гуськом вышли остальные. Они осторожно спустились во двор, открыли двери хлева, где стояла корова и несколько овец. Это был единственный путь – пролезть через узкое окно и выйти на соседнюю глухую улицу.

– Карл, а где у тебя спрятаны чемоданы? – вполголоса спросил хозяина шпион. – Те, что приносил твой сын?

– Они в подполье, между бочками. Их нужно взять?

– Нет. Вынимайте пока раму из окна, а я с Семеном вернусь в дом на несколько минут. Постарайтесь без шума… Пойдем, Семен.

Шпион с шофером вернулись в дом, около плиты откинули тяжелую дверцу и с лампой-ночником спустились в подпол. Здесь в закромах лежали картошка и овощи, на полках – банки всевозможной величины, на земляном утрамбованном полу – бочки с квашеной капустой. Между бочками они сразу нашли три чемодана заграничной работы.

– Свети, – приказал однорукий, вытащив один из чемоданов на середину.

Шофер уже знал назначение плотных серых пакетов, хранившихся в этих чемоданах, и с удивлением следил за действиями своего начальника. Однорукий достал черные карманные, с золотым ободком часы и внимательно посмотрел на шофера.

– Сейчас четыре часа. Пока они сломают дверь, пройдет полчаса. Затем начнется обыск… ну, скажем, еще полчаса… достаточно… Значит, в пять часов – самое подходящее время. – С этими словами он поднял выступ на ободке и перевел его на пять часов, затем осторожно открыл чемодан. В сером пакете сверху было круглое углубление, как раз для часов, закрытое планкой. Шпион осторожно отвел планку, вложил часы циферблатом вниз в это углубление и снова перевел планку, которая закрыла и прижала часы.

– Значит, в пять часов к этому дому близко подходить не рекомендуется, – усмехнувшись, сказал он. – Что делать? Приходится расходовать не по назначению. Куда их спрячем? Давай-ка закопаем в картошку.

Они оба принялись разгребать картошку, и, когда образовалась яма, однорукий поставил в нее чемодан.

– А эти? – спросил шофер.

– И эти сюда. Рядышком. Ставь по бокам.

– Не много ли, Петр Иванович? Весь квартал ведь разнесет, – с тревогой спросил шофер.

– Ничего. Умнее будут. Пускай наши масштабы узнают. Ставь, ставь… не стесняйся.

Шофер осторожно поставил оба чемодана рядом с заряженным.

– А теперь заваливай картошкой, – сказал он. – Не бойся. Смелей заваливай. От сотрясения не взорвется.

В это время над головой раздался глухой стук.

– Что вы там нашли? – спросила старуха, заглядывая через открытый люк в подпол.

– Не нашли, а спрятали, Матильда Вильгельмовна. Клад спрятали. Вернемся – половину вам отдадим, – весело сказал однорукий, загораживая собой работающего шофера.

– Не разбейте банки.

– Нет, нет. Все будет цело.

– Вы слышали?.. Они опять стучат.

– Пускай стучат. Пойдите успокойте их, а мы уйдем.

Голова старухи скрылась. Однорукий вернулся к шоферу. Убедившись, что картошка закрыла чемоданы и лежит ровно, он передал ему лампу.

– Пойдем, Семен.

Они быстро вылезли наверх, закрыли подпол и тихо вышли из дома.

– Я не могу вас пустить, – сердито говорила старуха через двери стоявшим на крыльце. – Приходите утром, когда будет светло.

– У меня срочное дело. Откройте лучше, Матильда Вильгельмовна. Иначе я прикажу сломать двери.

– Как сломать? Разве вы грабители, чтобы ломать…

– Откройте, вам говорят! – кипятился участковый инспектор. – Вот упрямая старуха… Я пришел с проверкой. Понимаешь ты русский язык?..

– Я не желаю больше разговаривать с грубияном, – сказала старая немка и ушла в дом.

Взглянув на майора, участковый беспомощно развел руками.

– Ломайте! – шепотом приказал майор.

С первыми ударами в дверь сухо щелкнули выстрелы где-то сзади дома и донеслись крики.

– Вот они куда направились, – спокойно сказал майор.

– Товарищ майор, разрешите, я побегу туда, – попросился Бураков и, не дожидаясь ответа, спрыгнул с крыльца.

– Стрелять только в ноги! – крикнул ему вдогонку майор. – Ну, что ж вы остановились? Ломайте!

Дверь затрещала под напором двух красноармейцев, но не открылась.

– Нет, так не сломать. Нужен инструмент. Разрешите, я сбегаю за ломиком, – сказал участковый.

Снова за домом затрещал автомат и в ответ ему – одиночные пистолетные выстрелы. Майор оставил красноармейцев на крыльце и быстро пошел в переулок к месту перестрелки.

Машина была спрятана во дворе дома, где жила Валя. Девушка сидела на скамейке рядом с шофером и шепотом рассказывала ему о памятном дне 22 июня, думая совершенно о другом.

Девушка замолчала, когда раздался первый стук в дверь колониста.

– Скажите, – не выдержав, спросила она, – товарищ, который до вас дежурил здесь, правда пожарный инспектор?

– Это уж его частное дело, – добродушно ответил шофер, затянувшись папиросой. – Если говорит – пожарный, значит пожарный. Ему лучше знать.

Удары в дверь гулко разносились в ночной тишине улицы. Девушка тревожно прислушивалась к ночным шорохам. Ей казалось, что где-то крадутся невидимые враги, перешептываются, лязгают затворами.

Выстрелы заставили девушку вскочить с места.

– Вы слышали?

– Стреляют. Вот сейчас из автомата прошили. А это из винтовки… Опять очередь из автомата, – невозмутимо пояснял шофер.

– Могут быть раненые?

– Все может быть.

– Так чего вы сидите?.. Идите помогайте. Я бы на вашем месте давно там была.

– Нет. У нас так не полагается. Каждый имеет свое назначение. Мое дело около машины.

Мучительно тянулись минуты. Даже во время первых воздушных тревог Валя так не волновалась. При каждом шорохе она вздрагивала, готовая броситься на помощь. Когда до слуха донеслись удары, скрип и треск сломанной двери, она сердито дернула за рукав соседа.

– Ну что вы сидите?.. Живой же вы человек, на самом деле. Вы, наверно, там нужны.

– А если нужен, позовут.

Замелькали электрические фонарики, и из переулка вышли несколько человек. Впереди шел Бураков, освещая дорогу.

– Валя, вы здесь? – крикнул он в темноту.

– Да, да. Я здесь…

– Тут надо перевязочку сделать. Нельзя ли у вас в доме?

– Конечно, конечно. Идите.

Она торопливо ушла в дом и зажгла свет.

Топая тяжелыми сапогами, с шумом ввалилась группа взбудораженных борьбой мужчин, щурясь от яркого света. В комнате сразу стало неуютно, холодно и тесно.

– Бинты у меня есть, – взволнованно сказала девушка, мельком взглянув на арестованных.

– Не надо бинтов. Пакеты есть…

Бураков бросил на стол несколько индивидуальных пакетов, взглянул на Валю и залюбовался. С ярким румянцем на щеках от холода и волнения, она была очень красива.

– Так это… надо разорвать. Там есть подушечки и все такое, – спохватившись, сказал он, разрывая второй пакет.