Огни у пирамид (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 21

От тягот войны крестьяне страдали меньше всех. Бывало, заглянет такой звероподобный всадник в убогую лачугу, сморщит нос, и поедет дальше. Ну нечего там было брать, горшок если, или мотыгу какую. Только с баб подать натурой получить. Ну так то законное дело на войне. А жечь деревни приказа не было, государь велел беречь налогоплательщиков.

Великий фараон Тахарка отводил войска на юг, к Мемфису, стягивая туда все наличные силы, и готовился дать генеральное сражение. Оборона Дельты рассыпалась, потому что население не убивали и не уводили в плен. А потому ползать по болотам и камышам, изображая из себя героев, желающих было немного. Просто очередная смена династии, сколько раз такое уже было. Ведь сами жители великого царства уже и забыли, когда ими правили природные египтяне. Какая разница, что за фараон на троне, да лишь бы Нил разливался так, как положено ему великими богами.

И вот пока фараон Тахарка готовился к решающей битве, высшие иерархи Египта и Персии встретились на корабле в том самом месте, где Нил распадается на рукава. Разговор был длинным, переводил его Сукайя, но интересны из него всего две заключительные фразы.

— Если бог Апис признает вашего царя и примет еду из его рук, то и народ Египта тоже покорится вам, — эта фраза принадлежала Верховному жрец Птаха.

Автор следующего изречения угадывается легко, потому что ответ был таков:

— Тогда проследи жрец, чтобы эта скотина как следует проголодалась.

Год второй от основания. Город И, царство Цзинь. В настоящее время- провинция Шаньси

Князь Дайаэ жил в этой неведомой стране уже почти неделю. Они пока ничего продавали, а только собирали информацию обо всем, что видели вокруг. Последний месяц он и его люди учили язык жунов, и несложный бытовой разговор вести могли. По дороге проводник — кочевник рассказывал им про эту землю, и рассказы эти вызывали немалое удивление у самого князя. Тут все было как-то чудно и непривычно. Низкорослые люди с раскосыми глазами в конических шляпах из соломы ковырялись на своих клочках земли, как и крестьяне в Вавилонии. Но вместо ячменя и полбы в основном выращивали просо. Племя Чжоу, пришедшее с запада, разгромило царство Шан и стало править на великих реках Хуанхэ и Янцзы. Воинственные Ваны крепко держали власть в своих руках, и князья были им покорны. Кочевники боялись правителей, которые могли выставить шесть цзюней войска по двенадцать тысяч человек. Одних колесниц на поле боя выходило до трех тысяч. Сейчас власть правителя ослабла, и он перенес столицу на восток. Два десятка самых сильных царств еще признавали старшинство Ванов, но с каждым годом далекий Сын Неба превращался в парадную куклу, на которую переставали обращать внимание. То тут, то там, как пузыри после дождя, возникали новые княжества, которые пожирали менее удачливых соседей. Или наоборот, новые княжества пожирались старыми. Царство Цзинь могло выставить не больше цзюня войска, и соседние княжества — примерно столько же. Воевала в основном пехота, а конницы не было вовсе. Как и на землях Двуречья раньше, их заменяли колесницы, которыми правила знать. И поэтому всё внимание местных, и купцов, и воинов, было приковано именно к коням, на которых прибыли пришельцы. Ни в Китае, ни у жунов, таких коней не было. И это было первое, что отметил для себя князь Дайаэ. Второй странностью было то, как велась тут война. Командир персов, шурин царя, каких у него было человек пятьдесят, хохотал до слез, хлопая себя по ляжкам, и требовал повторить рассказ. Поверить не мог. Тут война была священнодействием, сопровождаемым множеством ритуалов, которые назвались ЛИ. Любой молодой воин знал, что:

«Война — это жертвоприношение, кто не воюет — утрачивает добродетель-дэ. Кто воюет — поддерживает культ предков: питает их честь, добывает им славу.»

Или вот:

«… я совершил три выдающихся подвига: проявил смелость, соблюдал при этом правила поведения, не забывал и о человеколюбии. Я три раза отгонял чуских воинов, что указывает на смелость; сталкиваясь с их правителем, непременно спрыгивал с колесницы и спешил к нему навстречу, что указывает на соблюдение правил поведения; мог захватить в плен правителя владения Чжэн, но отпустил его, что указывает на человеколюбие.»

Полководцы, пропитанные такими глупейшими понятиями, устраивали не войны, а священные поединки, которые велись по незыблемым правилам. Апогея этот эпический идиотизм достиг в тот момент, когда один из князей позволил противнику переправиться через реку и построить войска к битве. Естественно, после этого он был разбит наголову и погиб. Постепенно дурь из голов выветривалась вместе с массовой гибелью в бесконечных войнах ее носителей — колесничих, а страна погрузилась в непрекращающийся кошмар, который потом назовут Периодом Сражающихся царств. Именно тогда военный гений Сунь-Цзы обобщит накопленный опыт, и война примет привычный характер, с бесконечными хитростями и подлостями. Но это случится еще нескоро, а пока на поле боя выходили колесничие с тремя воинами, и подчиненные им пехотные части, вооруженные клевцами-гэ на длинных рукоятях. Острый клюв пробивал доспех на раз, но колоть им было нельзя, а потому стали появляться различные алебарды, являющиеся гибридом копья, клевца и топора. Войска выстраивали на поле красивые фигуры из лянов по 25 воинов, и устраивали благородную и возвышенную резню, повышая свою ДЭ, и бесконечно радуя покойных предков.

Куруш, командир всадников, охраняющих караван, прошел множество битв, и разумным такой способ ведения войны не находил. При всем этом, воинами китайцы были достойными и дисциплинированными, особенно «сверкающие», личная гвардия правителя. Но их было всего четыреста человек.

Город И, столица царства, был построен по строгим правилам, как и все крупные города. Он имел форму квадрата, и состоял из девяти улиц, идущих с севера на юг, и девяти идущих с запада на восток. Город окружали стены из уплотненной земли и глины, в которых было четверо деревянных башен с воротами. В центре располагался дворец, рядом с которым был построен храм духов предков князя. Строения в городе по большей части были из обожженного кирпича, а крыши — из черепицы.

Сегодня князь Дайаэ был приглашен на пир к местному правителю, и он прикидывал, чтобы такого ему подарить. Сделать дешевый подарок — оскорбление, сделать дорогой — неразумно и будет служить поводом к увеличению запросов. Князь был в раздумьях. Подарок должен был быть символичным и давать отчетливый намек, и даже не один. Ближе к вечеру, в сопровождении десятников и сотников он прибыл к дворцу правителя, который носил титул Гун.

В зале были расстелены разноцветные циновки, на которых стояли низкие столики, уставленные незнакомыми кушаньями. У столиков лежали тонкие подушки, на которых полагалось сидеть. На почетном месте было возвышение, где был отдельный стол, предназначенный для Гуна. Стол, предназначенный для князя, стоял по правую руку и был немного ниже. Как писали хронисты, обычно правитель кушал так:

при приготовлении еды использовать шесть видов злаков

при приготовлении жертвенного мяса использовать шесть видов животных

при приготовлении напитков использовать шесть очищенных жидкостей

при приготовлении изысканных яств использовать сто двадцать продуктов

при приготовлении деликатесных кушаний использовать восемь изделий

при приготовлении соевой подливки использовать сто двадцать бутылей

Но тут же гости, а потому блюд сегодня было куда больше. Князь Дайаэ нахмурился, не попасть бы впросак. И он сказал командиру персов:

— Слушай, Куруш, и передай своим парням. Не напиваться, не набрасываться на еду. Пусть следят за местными и повторяют их действия. Если будем спешить, то будем выглядеть деревенщиной, и нам тут будет сложнее вести дела.

— Сделаю, — сказал перс. Его и самого привело в растерянность несметное количество тарелочек и плошечек, заполненных незнакомой снедью.