Гридень и Ратная школа! (СИ) - Гримм Александр - Страница 29

— Да кто ж их ломать-то будет, разве ж я изверг какой? Всего-то подплавлю чуток даром своим, а потом верну всё как было. Никто и не прознает.

— Я прознаю, а этого уже с избытком. Тебе что сбруи витязей мало? Вон у тебя на столе Дуболом разобранный валяется вот им и займись, а меня не трожь или выгоню взашей. Усёк?

— Усёк, — покладисто киваю в ответ.

Рогнеда не шутит и впрямь может выпнуть под зад. Бывали уже прецеденты. Помню, как обозлилась она, когда я впервые речь завёл об оружии, что витязи используют. Поначалу не хотела она меня к нему подпускать, но, как известно, вода камень точит и постепенно добился я своего. Возможно, и с богатырской сбруей также выйдет.

— Слушай Стоум, — десятник вновь откладывает газету в сторону. — А ты чего ещё здесь ошиваешься? У ваших же сегодня испытание как-никак.

— Так после обеда оно. Нам поэтому и дали с утреца отдохнуть, чтоб в грязь лицом не ударили перед княжьими людьми.

— Чего это они смотрины решили устроить, из-за тебя поди? — приподнимает смоляные бровки Рогнеда.

— Как бы не так, сотник поведал, что давно они обещались с визитом нагрянуть. Проверяющие это от князя. Будут нос везде совать да оценивать, как командиры наши справляются. Может и к тебе заглянут.

— А и пусть заглядывают, у меня всё чинно да ровно, — отмахивается Рогнеда, а затем с хитринкой во взгляде добавляет. — Разве, что отрок тут один без дела ошивается. Так что ежели спросят у тебя чего, говори что приблудный.

— Так не поверят, разве ж к такой красе кто попало ходит. Придётся сказать, что суженый я.

— Губу закатай суженный, лучше делом займись, — снова прикрывается газетой Рогнеда, на этот раз, чтобы скрыть пылающие от смущения щёчки.

А ведь права она, что-то я отвлёкся. С Дуболомом надобно закончить, а то до обеда времени в обрез, а мне ещё патроны его расковыривать. Они у него нестандартные, такие мне ещё не попадались. Вроде обычные как от охотничьего ружья, разве что размером поболе, но внутри у них не дробь привычная, а многогранники точёные. Причём так ладно между собою слепленные, что в патрон их целая куча помещается. Такой-то дробью можно и дерево знатно посечь, видать, поэтому ружьё Дуболом и прозывают.

Закончил я с громоздким помповым дробовиком аккурат к обеду. Осталось только собрать его, да в божеский вид привести, но для этого мне голову напрягать не надо, а значит, можно и языком почесать.

— Госпожа десятник, вы только не серчайте, давно спросить хотел, что за шрам такой у вас на виске? Будто от пули.

Сквозь чёрные короткие волосы и впрямь проглядывался шрам. По виду словно кратер на Луне, но при этом на диво аккуратный.

— А чего серчать? — пожимает плечами Рогнеда. — От пули это ранение и есть. Боевое — таким гордиться надо. Меня из-за него в тыл и сослали, а то с памятью беда какая-то приключилась. Совсем не помню я, как в бою его получила, да и боя самого не помню.

Вот тебе Стоум и способ надёжный, как в тылу затихариться. Надо только пулю себе в висок засадить, а потом можно и на хлебной должности сидеть да горя не знать. Хороший план, жаль только рисковый слегка.

Дальше расспрашивать не стал, хоть и говорит десятник, что шрам боевой — повод для гордости, но потеря памяти это вам не шутки. Такая напасть кого хошь из колеи выбьет, даже столь бойкую девицу, как Рогнеда. А потому, надобно скорее тему менять, чтобы и дальше на больное не давить. Благо у меня и повод подходящий имеется, вон он в руках у Рогнеды страницами шелестит.

— А чего у нас нынче в газетах пишут?

— Да всё то же, — со скукой молвит десятник. — Подвиги ратные восхваляют, да мастеров рукастых привечают.

— И какие у нас вести нынче с полей бранных?

— Да вот, пишут, что Мёртвый отряд чутка покуролесил.

— Мёртвый отряд, а это кто такие?

— Неужто не знаешь?! — Рогнеда от удивления аж газету в сторонку откладывает, да бровки домиком собирает. — Да быть того не может, чтобы не слыхал ты о них!

Слыхать, то слыхал, но думаю Рогнеде поболе моего известно об одном из элитных отрядов Стужгорода. Так почему бы и не послушать знающего человека.

— Может и слыхал да запамятовал, и чем славны эти доблестные вои?

— Подвигов у них немало, но о самом главном и дети мАлые знают. Даже песня в народе ходит…

Рогнеда на секунду прикрывает глаза, будто бы собираясь с мыслями, а затем, словно заправский барабанщик, начинает отстукивать по столу незамысловатую мелодию.

— Тук, тук, тук-тук-тук.

Спустя несколько секунд таких постукиваний до меня доносится первый напев.

Саксы выпустили газ

Сотни душ прибрав за раз

И вдруг увидели враги

Как снова встали мертвяки,

Зааарево, смерть и яд

В атаку идёт Мёртвый отряд

Они идут, чтоб победить

Что мертво, то уже не убить,

Их всех рвёт, знав исход,

Они всё равно идут вперёд,

В воздухе повисает тишина.

Мне и до этого доводилось слышать песнь “О Мёртвом отряде”, но ни из чьих уст она ещё не звучала столь завораживающе. Я будто бы сам побывал на том самом поле и стал свидетелем зарождения знаменитого эскадрона смерти.

— Песнь сия о том, как тысячу наших доблестных воев взяли в окружение на восточной границе. Случилось это без малого десять лет тому, в день, когда Крестители впервые использовали оружие своё смрадное, газом ядовитым именуемое. Тогда немало наших полегло, но даже будучи отравленными насмерть, бились они, как и подобает, до последнего вздоха. А вёл их в том бою твой собрат по ремеслу и побратим Людоты Коваля. Да он и сейчас их ведёт, тех немногих выживших — бессменный командир Мёртвого отряда Войтех Мертвоголов.

Опять этот Людота, что ни день так имя его всплывает. Прямо не мертвец из прошлого, а какое-то бельмо на моём глазу.

— Собрат мой значит, а чем он славен этот Войтех? Может, сковал оружие какое необычное?

— Молва ходит, будто газ тот смрадный он приручил да на службу себе поставил и теперь травит им крестителей, словно крыс поганых. Бьёт их их же оружием.

— Охушки-воробушки!

А ведь верно, как я сам об этом не подумал. Не живое и не бывшее когда-то живым — разве формулировка сия газу не под стать? Вот ведь хитрый шельмец этот Мертвоголов! Мало того, что оружие врага прихватил под шумок, так он ещё и изучить его умудрился. Не знаю, какой он из себя командир, но мужик он, сразу видно, башковитый.

— Ну а ты как хотел, не зря же он в Дланях Сварога числится, да ещё и в первой пятёрке.

— А сколько их вообще Дланей Сварога этих?

— Мало. Не больше десятка на всю Славию наберётся. Редкие они птицы. Самородки каких поискать, даже тебе до них далеко.

Ну это ещё бабка надвое сказала, кому до кого далеко. С моими-то знаниями я этих аборигенов вмиг за пояс заткну. Но одного у местных не отнять, есть и среди них смекалистые — это же надо газ сковать!

Ну да ладно их нахваливать, пора бы и о деяниях их славных узнать.

— И чего вои из Мёртвого отряда учудили, раз в заголовки газет опять попали?

— Нападение они отбили на северо-западном направлении, да ещё и малыми силами, — с гордостью заявляет десятник, будто это она там была и лично Крестителей взашей гоняла.

— Так там же всё спокойно было, — сдержать удивление получается с трудом.

А ведь и впрямь есть тут, чему удивиться. Направление это северо-западное испокон веков самым тихим считалось. Уж очень сложно там силы большие развернуть. С одной стороны, море, с другой — горы, а посредине перешеек, на котором застава славийская стоит. Ну и как в такой ситуации нападать прикажете? Разве что крылья отрастить да пролететь опасный участок. Ну а чем чёрт не шутит, может так всё и было, воспользовались крестоносцы авиацией да закинули к нам в тыл мобильную группу. Но опять же глупость это несусветная, против славийцев малым числом воевать — это сродни тому, что собственную голову дурную под плаху подставлять. Мы же их по всем статьям бьём, разве что в численности уступаем.