Злая Русь. Пронск (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 11

…Тот миг, когда с легким свистом и шипением на нас обрушились монгольские срезни, я пропустил, разгоряченный бегом. Просто в какой-то момент в спину вдруг что-то чувствительно ударило, а где-то в стороне, слева, раздался пронзительный крик боли… Обернувшись, я краем глаза успел разглядеть торчащее из щита оперенное древко, а после увидел ратника, присевшего на лед с пробитым стрелой бедром — и поколебавшись всего секунду, бросился к нему.

Однако моя помощь оказалась абсолютно лишней — к дружиннику с обеих сторон подбежали его соратники и рывком поставили на ноги. Двигаясь как единое целое, троица воинов пошла вперед — но со скоростью гораздо меньшей, чем у прочих лыжников… Что неминуемо сделало русичей удобной мишенью: спустя всего пяток секунд в маленькую группу ударил град сразу из десятка срезней, свалив уже двух человек — подранка и одного из «санитаров». Второй же, злобно ругнувшись, развернулся к врагу и, выхватив из подвешенного на поясе саадака лук, да стрелу из колчана, приготовился подороже продать свою жизнь…

— Ну, уж нет, герой, в одиночку ты не помрешь… Вои, стой!!! Луки к бою, уделаем выродков!!! Бронебойные, навесом!!!

Команду я отдаю, уже выхватив свой биокомпозит и наложив стрелу на тетиву. До рогаток остается шагов тридцать, до монголов — около сотни, не больше, и расстояние это стремительно сокращается с каждым мгновением. А значит, еще десяток секунд — и тургауды напорются на чеснок! Ну, вот тогда и отступим, подобрав всех раненых, а пока…

— Бей!!!

Глазомер Егора и его опыт стрельбы из лука меня еще ни разу не подводили. Привычно расставив ноги на ширине плеч (носок левой «смотрит» на приближающегося противника), я развернулся к врагу левым боком — в таком варианте я сам становлюсь узкой, и довольно сложной мишенью. Задрал левую руку с биокомпозитом вверх градусов этак под сорок пять — чтобы выпущенная стрела взлетела в воздух, и уже после, описав дугу, обрушилась сверху на скачущих всадников… После чего оттянул ее оперенный конец к подбородку — и, выкрикнув команду, одновременно с тем разжал пальцы на хвостовике! Стрела с граненым наконечником взлетела в воздух — и тут же к ней присоединилось еще полсотни бронебойных «сестер»!

Грозно зашелестев в воздухе, рой «оперенной смерти» устремился к тургаудам — и где-то на полпути над нашими головами встретился с градом монгольских срезней. Несколько стрел, встретившись в полете, отвесно упали вниз… Завораживающая картина — если забыть, что и враг стреляет по тебе!

Негромкий шелест чего-то настолько близкого, что невольно цепенеешь от ужаса, замерев, потянувшись к колчану — и тяжелый удар в грудь, прямо под горло (!) заставляет меня пошатнуться и вскрикнуть от боли! Однако же меховая накидка и прочная кольчуга защитили тело от двузубого монгольского срезня — лишь к ногам упало его обломанное древко… Поганые по каким-то неизвестным мне причинам других наконечников не используют — и это меня и спасло!

Зато наши граненые достают тургаудов, выбив не меньше десятка гвардейцев из седел, да опрокинув трех всадников вместе со скакунами! Впрочем, этого было мало, крайне мало, чтобы остановить стремительный бег всадников… А оглянувшись по сторонам, я с болью в сердце заметил, что упало наземь уже не меньше пяти моих раненых ратников…

Но тут вдоль скученной на льду Прони колонны кочевников ударил град из полусотни арбалетных болтов, выпущенных ратниками Твердислава Михайловича! И залп елецкой дружины был, как минимум, вдвое результативнее — не менее двух десятков бронированных монголов просто вышибло из седел! Правда, от середины колонны тут же отделился довольно внушительный отряд ханских телохранителей, направивших своих лошадей на снег низкого берега, навстречу ельчанам…

Как вдруг истошное, оглушительное конское ржание огласило окрестности!

Неподкованные жеребцы, напоровшиеся с разбега на чеснок, плохо различимый в утоптанном снегу (особенно когда во весь опор скачешь на замерших пешцев врага!), дико, оглушительно взревели, падая на лед или пытаясь встать на дыбы! При этом их еще и таранят напирающие сзади животные, чьи наездники так и не успели затормозить… А мгновением спустя к реву лошадей добавился и отчаянных крик монголов, придавленных сотнями килограмм живого веса и так же напоровшихся на рогульки при падении! Узкие, тонкие и довольно длинные жала «ежей» как нельзя лучше подходят для пробития любого доспеха…

А в воздух из-за спины уже взлетели стрелы полусотни Кречета — и всего удар сердца спустя к ним добавились наши собственные «дары смерти» все с теми же бронебойными наконечниками…

— Все, уходим! Помогите раненым!!! И сразу к лесу, сразу!

Вдобавок к своим словам, я вновь прижал к губам рог — и в этот раз протрубил в него лишь единожды, подав сигнал отхода и дядьке, и воеводе. Да, на льду теперь образовался настоящий завал из туш животных и людских тел, здесь противник еще не скоро пройдет. Но уж больно резво тургауды бросились в обход по низкому берегу — коли промедлим, окружат! А в ближней сшибке мы бронированным гвардейцам не соперники…

Стараясь замедлить противника, второй арбалетный залп дали ратники Ельца — пока еще на пределе боя самострелов. Эх, всем хорошо это оружие, только перезаряжается долго!

— Твердислав Михайлович, отводи людей, отводи!!!

Мой отчаянный крик, как кажется, заглушает рев раненых людей и животных. Но когда я уже вновь хотел затрубить в рог, на грани слышимости вдруг различил знакомый голос воеводы:

— Мы прикроем! Третий раз стрельнем, и тоже отступим!

Что же, раз так… Прикрытие нам действительно не помешает — вои Кречета только вступили на берег, а мои вои буквально на руках тащат нескольких раненых. Заготовленные волокуши дожидаются нас только на границе леса, а до него ведь еще нужно успеть добежать!

Так что пускай порубежники нам помогут…

Проходит всего пара-тройка минут заполошного бега — а я уже едва ли не выбился из сил! Тяжело хрипя и в очередной раз стерев стекающий в глаза пот со лба и бровей, я замираю на месте — осмотреться и хоть немного восстановить дыхание.

Что же, с отарами овец и лошадьми получилось вполне успешно! Конные дружинники Захара Глебовича обогнули скотину по льду и успели отогнать ее на полверсты — так, что хвост колонны теперь уже едва ли не теряется из вида. А остальные гриди, вставшие на лыжи, также отступают к лесу — довольно спешно, метрах в трехстах впереди нас. Если что, на помощь поспеют — но лучше бы этого «если что» не случилось…

Обернувшись к противнику, я замер в предвкушении — ворог уже практически поравнялся с полоской чеснока, разбросанного в снегу у берега! Всего парой мгновений спустя первые всадники добрались до рогулек — и вновь раздалось оглушительное лошадиное ржание, вновь на снег валятся скакуны с отчаянно кричащими наездниками!

Вот только на берегу полоса преграды вышла заметно уже, и усеяна она «ежами» не столь густо. Не менее половины следующих впереди тургаудов сумели прорваться сквозь нее без потерь — хоть и замедлились… Но в следующую секунду в них ударил третий залп арбалетных болтов! После чего вои Твердислава Михайловича спешно встали на лыжи, и устремились к лесу…

— Поспешим братцы, нужно быстрее уходить!

Вновь несколько минут заполошного бега — и вот, спасительная полоса деревьев уже в двадцати шагах от нас… Но в очередной раз обернувшись, я замечаю, что монголы, после непродолжительного замешательства сумевшие миновать линию «ежей» (пусть и не без потерь!), уже практически нагнали елецких ратников! Несколько порубежников пали, сраженные стрелами, да не менее десятка воев сгинуло под копытами, саблями и копьями тургаудов, пытаясь помочь своим раненым — а в итоге принявших смерть в одиночку… И хотя нас с ельчанами разделяет метров сто двадцать от силы, ханские телохранители догонят их вдвое быстрее, чем те поравняются с лесом…

— Эх, братцы, еще чуть-чуть поднажать вам…

Тихо проговорив это себе под нос, я закричал уже гораздо громче: