Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей - Страница 51

Ложный путь, разумеется: в ловушку. Ведь именно туда, куда теперь пришлось убегать гвендлам, барон вёл собственный отряд. Проведя на войне полжизни, Клемент Гаскойн превосходно знал: главное — предварительный манёвр, а не сила и храбрость в самой схватке. Хорошее сражение выигрывается до начала.

После бессонной ночи в седле приятно было ощутить: ты ещё кое на что годен! Уже рассвело, когда бронированные всадники, преодолев пролесок, выехали к разрезанному рекой полю. На той стороне виднелись синие знамёна Логана: совсем немного людей, однако всё же больше, чем гвендлы способны одолеть в открытую. Наверняка язычники горько сожалели, что не вступили в бой с патрулём. Да, сумей они победить — то была бы очень тяжёлая победа. Но так спасся бы хоть кто-то из гвендлов.

Теперь же шансов никаких. С одной стороны — река, которую можно даже не пытаться пересечь: люди Логана из воды выбраться не дадут. С трёх других — поле, где пешим никак не уйти от конных.

— Блестяще, барон. — отметил паладин Викентий, оставшийся старшим среди своих братьев.

— Благодарю, но это была лёгкая задача. Даглус — далеко не Гонсало Мендоса, о котором вы так много спрашиваете. Перед нами дикари, хотя в храбрости и силе им не откажешь.

Барон немного лукавил: в качестве командира Даглус вызывал известное уважение. Он ускользал от подданных барона бессчётное множество раз — порой невероятно хитро, порой удивительно нагло. Долго, долго не удавалось перехитрить этого лиса…

Хорошо бы иметь подобного разведчика на войне! Некоторые гвендлы побывали на ней двадцать лет назад. Почти все сражались за балеарцев, конечно же.

Отряд налётчиков насчитывал дюжины три. Немного, однако мужичьё в Вулмене и против такого оказалось бессильно. Всё-таки каждый гвендл рос воином: плохим или хорошим, но воином. О вудлендцах такого сказать было нельзя.

Горстка бойцов выставила круглые щиты, крашеные клановым узором. Позади торчали топоры на длинных древках. Там и лучники есть, сомневаться не приходилось.

Напротив развернулись всадники под тремя знамёнами: белым с чёрным крестом — паладинским, жёлтым с зелёной елью — гербом Гаскойнов, и стягом баронета Абелла. Хоть знамя в замке не забыл — уже неплохо. Научится.

Убегать Даглус явно не собирался. Наверное, в основном потому, что понимал: не убежит. Можно получить удар в спину, пытаясь достигнуть леса, который слишком далеко. Или на том берегу реки оказаться втоптанным в ил конями Логана. Гвендлы пожелали более достойного финала, что в глазах барона было достойным поступком.

— Мы атакуем их?.. — поинтересовался Викентий, уже принявший от сквайра копьё.

Барон покачал головой, едва не опрокинув поднятое забрало.

— Предложим сдаться: сложивших оружие до боя я никогда не казню сразу. Предаю суду. Они откажутся, конечно… Но я должен предложить.

— Благородно и милосердно, барон. Достойно истинного рыцаря и доброго слуги Творца Небесного.

— Если сдадутся, то сир Робин жив. — рассудил сир Киаран Фиршилдский.

Клемент Гаскойн скривился. Если честно, да: то была одна из причин, по которым он не собирался просто скомандовать атаку. Гвендлы могли не узнать Робина, но точно поняли бы, что это знатный человек. Ещё вчера убив такого, сложно рассчитывать на милосердие суда: зачем тогда сдаваться? В противном случае Даглус мог решить сохранить жизни хотя бы части своих людей.

Судил барон справедливо, враги это знали. Казнил только отъявленных, и то не всегда. Ведь иной раз приходилось выкупать своих вассалов, и на такой случай хорошо иметь в темнице уважаемого среди язычников человека. А иные пленные и вовсе крестились, начиная новую жизнь в Вудленде. Барон прекрасно понимал разницу между глупым голодным мальчишкой, впервые пошедшим в набег от безысходности, и отъявленным головорезом.

Лорд Клемент снял шлем: немногим менее дорогой, чем у паладинов, но старомодный.

— К моему слову даже язычники прислушиваются. Сир Киаран, милорд Лорин: едете со мной. И мои сквайры. Паладин Викентий, вы желаете участвовать в переговорах?

— Разумеется.

Оставив шлемы подвешенными на ремнях, без копий, всадники выехали в сторону гвендлов. Там могло быть достаточно лучников, но тучу стрел им не выпустить. А уж если какая-нибудь шальная угодит в чьё-то лицо — такова судьба… Риск невелик. Однако Клемент приказал остановиться довольно рано. Вполне достаточно того, что язычники могут разглядеть барона — убедятся, что парламентёр действительно говорит от его имени.

Говорить поехал сир Киаран. Могло сыграть на руку то, что по крови рыцарь из Фиршилда сам был гвендлом. Хотя могло выйти и наоборот.

Стена щитов разомкнулась. Навстречу всаднику вышел один человек — наверняка сам Даглус. На солнце, неожиданно выглянувшем из-за низко стелющихся облаков, блестела хорошая кольчуга. Меховая накидка, вполне уместная для ночующего в лесу столь холодным летом, порядочно истрепалась — но явно была знаком статуса среди гвендлов.

Даглус вовсе не был таким жутким великаном, как в ходящих по Вудленду байках. Для гвендла он даже оказался мелковат — но было нечто иное, притягивающее внимание. Голову предводителя набега покрывал покрывал трофейный шлем, причём приметный: барбют с очень узкой прорезью и необычным гребнем. Когда-то многие балеарские рыцари носили такие, но в Стирлинге — ох какая редкость.

Барон видел в Вудленде ровно четыре таких шлема. Два из них, будучи ценными трофеями Великой войны, никогда не покидали замков — один как раз хранился в Фиршилде. Два других, один почти копия другого — принадлежали людям, пропавшим без вести в этом году.

Нельзя было не заметить, как нахмурился паладин Викентий. Тем временем голос сира Киарана разнёсся по полю, преодолевая качающий травы ветер.

— Я сир Киаран Фиршилдский! Говорю от имени присутствующего здесь Клемента Гаскойна, лорда Вудленда, Дозорного восточных пределов Стирлинга! Барон не желает боя и предлагает свою милость. Назовись, покажи лицо, и мы будем говорить!

Руки гвендла были свободны, щит висел за спиной, но шлема он не снял.

— Моё лицо почти как твоё, Отступившийся: оно от древней крови Орфхлэйта. Сниму шлем перед бароном, а предателю своего народа могу показать только хер. Желаешь?

— Повторяю: назовись!

— Раз сам барон прискакал с паладинами и мальчиком-лордом — то верняк вы знаете, кто я такой.

— Даю последний шанс назваться, чтобы я знал, кому излагаю условия барона!

Наверняка предводитель гвендлов понял: Киаран действительно не продолжит, не услышав его имени. А переговоров гвендл всё-таки желал. Поэтому заговорил, хотя лицо так и осталось под шлемом.

— Меня зовут Даглус Гэнн. Я арнвейд своего клана, если тебе, Отступившийся, этот титул о чём-то говорит. Что ещё нужно, дабы я поговорил с бароном? Может, хочешь знать моё прозвище? Его дала твоя мать!

Барону этот титул говорил многое. Арнвейдами именовали себя лучшие воины лесных кланов: отличившиеся и храбростью, и умелым командованием. Титул не передавался по наследству и не давал власти сам по себе. В какой-то мере его можно было сравнить с рыцарством.

Дерзость гвендла снова не возымела никакого действия на Киарана.

— Барон Гаскойн, повинуясь принципам рыцарского благородства и великой жалости сердца, предлагает вам сложить оружие! Честью своего рода барон клянётся совершить справедливый суд над каждым и проявить возможное милосердие. А если кто-то будет осуждён на казнь, то он получит быструю и достойную смерть от меча. Если же вы откажетесь сложить оружие, то будете перебиты, а пленённые позавидуют мёртвым!

Барона очень интересовала реакция Даглуса, но также он заметил, насколько напрягся Викентий. Паладин приподнялся в стременах и весь вытянулся, разглядывая гвендла.

— У меня другое предложение для барона. Я знаю, как доконал вас, Пришлые. Знаю, как вы хотите со мной расправиться. А ещё знаю, что слово барона и правда кое-чего стоит: я ведь сам жил среди вас. Я готов сдаться. Берите меня, судите, приговаривайте к чему угодно — и не надо сулить милосердия. Никакой смерти я не боюсь. В обмен желаю лишь одного: дайте уйти всем моим людям.