Тафгай 2 (СИ) - Порошин Влад - Страница 5

«Хорошая баба, грудь колесом, — завёл свою надоевшую мне «дуделку» голос в черепной коробке. — Жаль, одета не по моде».

— Вы хотите что-нибудь почитать? — Удивилась женщина лет сорока, которая действительно была одета в немного устаревший наряд, потёртый жакет и бабушкину блузку в горошек.

— Чтение — вот лучшее учение, — пробубнил я, оглядывая зал.

За ближними столами тихо шуршали страницами несколько пионеров, а за самым дальним столом прятался дедушка «божий одуванчик». «Может быть, мемуары выдумывает», — подумал я.

— Мне бы подписку газеты «Советский спорт» за последние три года, — ответил я библиотекарше. — А то отстал от жизни. Смутно представляю — кто сейчас на спортивном Олимпе в авангарде, а кто в арьергарде?

— Пожалуйста, ваш читательский билет? — Пролепетала библиотекарша.

— Вот, — я вытащил из безразмерного кармана плаща шоколадку «Цирк», где на обёртке балерина в красном платье стояла на лихом скакуне. — Понимаю, что это не совсем читательский билет, но другого документа на сегодня не имею. Да и мне бы вместо томика «Пушкина» полистать здесь подшивку газет.

— Не положено, — женщина как-то разом покраснела и очень глубоко задышала, как будто я предложил какой-то интим.

— Да дай ему, — на выручку библиотекарше бальзаковского возраста пришла шустрая бабушка, которая уже перешагнула этот возрастной рубеж. — Видишь взгляд какой наглючий.

«Да, не отвяжемся», — вдруг вступился за меня голос в голове.

— Вот ещё, — я вынул ещё один «Цирк», который купил так-то для себя.

— Какие газеты листать собрался, чемпион? — Шустрая бабуля отодвинула в сторону свою коллегу и спрятала шоколадв ящике стола.

— Подшивку «Советского спорта» за 68, 69 и 70-й год, — ответил я.

Первое, что меня удивило — это то, что никакой великой тройки нападения, где Харламов феерил вместе с Михайловым и Петровым не было и в помине. В 68 году Михайлов и Петров играли с Александровым, а Валерий Харламов лишь выходил на замену в других сочетаниях. А вот уже в 69 году Михайлов, Петров и Харламов играли вместе и в клубе, и в сборной.

«Если заиграю в «Крыльях» сложнее всего придётся против этой троицы, — подумал я, просматривая статьи об игре сборной СССР в сезоне 1970–1971 года. — Забавно, что чемпионат мира 1971 года в Швейцарии стартовал 19 марта. То есть с таким диким календарём — внутренний чемпионат просто фикция какая-то! Нормальный чемпионат страны если начинается в сентябре, то должен заканчиваться минимум в апреле. Хотя нет, я не прав! Чемпионат мира закончили 3 апреля, а уже 5 апреля продолжился чемпионат СССР. Дурдом!»

А вот две игры чемпионата мира, 24 марта и 1 апреля с чехословаками меня особенно заинтересовали. Потому что в первом матче наши сыграли вничью 3: 3, и там на 43 минуте счёт сравнял Петров с подачи Харламова. А во второй игре чехи нашу сборную вообще обыграли 5: 2.

«Эх, посмотреть бы видеозапись хоккейной встречи, — подумал я. — Много полезного можно подчерпнуть у чехословацких товарищей в том, как они сдерживали тройки Михайлов, Петров, Харламов и сочетание Викулов, Мальцев, Фирсов. Сейчас бы сюда ещё ручку с тетрадкой».

Я оторвал голову от подшивки газет и вздрогнул, так как на меня уставился дедушка «божий одуванчик», и смотрел он на меня, не мигая, скорее всего, уже минуты две.

— Хоккеем интересуетесь молодой человек? — Старческим «потрескавшимся» голосом спросил он.

— Так, шайба, клюшка, и судья, наши лучшие друзья, — усмехнулся я.

— Неважнецки сыграли мы с чехами на чемпионате мира в Женеве, — тяжело вздохнул дедушка. — А ведь следующее первенство будет в Праге. А там после 68 года играть — это как плясать в кратере вулкана. Поддержка трибун, самоотдача игроков.

— Может быть, не ездить? — Я честно посмотрел в честные глаза дедушки.

— Танки не надо было вводить, — обиженно пробубнил он. — А вам молодым всё шуточки.

То, что в 72 году мы станем вторыми, я отлично помнил. Опять одну игру с ЧССР сведём вничью, а вторую проиграем. И вечные «спасители хоккейной чести страны» шведы нам не помогут, наоборот, дважды уступят чехам. Да ещё с нами в ничего не значащей последней игре сыграют вничью. А вот детально кто был в составе, как развивались события на льду, я основательно запамятовал.

«Ладно, посмотрим из чего состоит «Спартак» и «Динамо», — усмехнулся я про себя. — Чего переживать о 72 годе? Ведь будущее ещё может измениться. Это я теперь точно знаю».

За оставшееся до закрытия библиотеки время я сначала посмотрел календарь нового хоккейного сезона, а затем вновь принялся изучать будущих противников. Оказалось, что лучшая пятёрка московских «Динамовцев» — это защитники Васильев и Давыдов, а так же тройка нападения: Чичурин, Мальцев и Белоножкин. Сразу почему-то пришёл на ум электроник — Сыроежки, которого хулиган Гусев обзывал Сыроножкиным и даже Сыропопкиным.

«В общем, смотреть надо живьём, как «Динамо» сейчас играет, — подумал я. — Ничего мне фамилии Чичурин и Белоножкин не говорят».

А вот «Спартак» имея в своём распоряжении такую россыпь талантов, как Зимин, Шадрин, Старшинов, Якушев, Шалимов, Паладьев, прошлый сезон 1970–1971 года отыграл слабо. Неожиданно уступил третье место армейцам из Ленинграда. Кстати, первым в чемпионате стало ожидаемо — ЦСКА, а вторым московское «Динамо».

«Ого, а в этом сезоне у «Спартака» новый тренер. Бориса Майорова сменил Юрий Баулин, — я почесал свой затылок. — Кто такой Юрий Баулин? И зачем турнули Борю Майорова? Жаль меня не зовут в «Спартак», с таким составом, мы бы пошумели основательно».

— Библиотека закрывается, — робко окликнула меня библиотекарша бальзаковского возраста.

— А можно я ещё полчасика полистаю прессу, — взмолился я. — А потом я вас до дома провожу, чтобы по такой темноте никто не обидел.

— Не положено, — пролепетала женщина.

— Так и быть, провожу вас без всяких дополнительных условий, а газеты досмотрю завтра, — улыбнулся я.

«Правильно мыслишь! — оживился надоедливый голос. — Хорошая женщина».

По тёмным череповецким улицам мы с Олесей Сергеевной, так звали более молодую библиотекаршу шли молча. Я думал о своём, о хоккее, а она тоже о своём, о женском. По дороге зашли в гастроном, что размещался на первом этаже обыкновенной хрущевской пятиэтажки. Олеся Сергеевна купила каких-то костей для супа или холодца. А я пока женщина стояла в очереди, взял бутылку с кефиром, который был запечатан пробкой из толстой фольги. И не покидая пределов торгового павильона, выпил содержимое залпом.

— Бутылочку сдавать будете? — Ко мне подошёл какой-то мужчина с помятым лицом и характерным вечерне-пятничным запашком.

— Сколько сейчас за такую стеклотару дают? — Поинтересовался я, протягивая бутылку мужчине.

— 15 копеек, — грустно вздохнул он. — Может, ещё рублик подкинешь, добрый человек? На чекушку не хватает.

— Вот тебе полтинники и не наглей, — я отдал пятьдесят копеек страдальцу, развернул его к себе спиной и легонько подтолкнул в сторону светлого будущего, которое для кое-кого, как правило, наступало с принятием определённого количества допинга.

Дорога от гастронома до квартиры Олеси Сергеевны прошла уже более весело, с разговорами и с невинными шуточками. Я врал про свои успехи на хоккейном поприще, рассказывал, что специально за мной прилетал скаут из НХЛ, и обещал мне трёхэтажный дом на берегу озера Мичиган и трёхлетний контракт с клубом «Чикаго Блек Хокс». Но в последний момент, примчались товарищи из определённых органов и отправили в Череповец на перевоспитание. А Олеся жаловалась на одиночество и на то, что здесь нет ни оперы, ни балета, ни Государственной Третьяковской картинной галереи.

— Да, это не Рио-де-Жанейро, — согласился я, когда мы остановились около первого подъезда серой и мрачной пятиэтажки.

— Зайдёте ко мне? Я вам суп приготовлю, — сказала женщина, скромно опустив голову.

— А давайте поступим так, — я тяжело вздохнул, — я сейчас к вам зайду, вас поцелую и сразу же уйду. И вам будет что вспомнить, и я меня совесть не будет мучить, что воспользовался вашим одиночеством.