Жизнь Людовика XIV - Дюма Александр - Страница 53
- Предыдущая
- 53/193
- Следующая
Однако во Франции все считали герцога де Гиза сумасбродом и намерения его глупостью. Герцог де Гиз имел в качестве денежного обеспечения лишь 4000 экю золотом и армию, состоящую из шести дворян, приверженцев его дома, но он владел шпагой своего предка Франсуа, а в груди носил сердце своего деда Анри. 11 ноября он выехал из Рима на рыбачьей лодке и через восемь дней писал кардиналу Мазарини:
«Ваше высокопреосвященство!
Я успешно окончил мои дела, теперь я герцог Неаполитанской республики, но я нашел здесь во всем такой беспорядок и неурядицу, что без посторонней помощи мне будет трудно удержаться».
Мазарини оставил письмо без внимания, а через два месяца де Гиз был уже испанским пленником в Капуе.
В это время парижские жители дали двору занятие, и столь неожиданное, что кардинал Рец написал в своих исторических записках:
«Тот, кто в это время сказал бы, что может случиться какое-нибудь возмущение в государстве, был бы сочтен за сумасшедшего не только в простом народе, но и такими людьми как д'Эстре, Сенектер, то есть умнейшими людьми королевства».
Генерал-адвокат Талон был такого же мнения, ибо он также писал:
«Потому ли, что устали говорить о публичных делах или слышать противоречия в суждениях о них, или умы ослабели от размышлений о выгодах, но только во всем господствует у нас величайшее спокойствие».
Событием, на которое двор обратил тогда все свое внимание, стала болезнь короля Луи XIV и его брата, герцога Анжуйского, захворавших оспой в Фонтенбло.
Г-жа Моттвиль, правда, пишет, что один из умнейших людей, хорошо знакомый с придворными делами, говорил ей тогда, что он предвидит большие возмущения в государстве, но этого человека утверждает кардинал Рец без сомнения, считали сумасшедшим, и никто не обращал ни малейшего внимания на его предсказания.
Напротив, все, по-видимому, так хорошо уладилось, что Мазарини, видя себя утвердившимся во Франции, решился даже вызвать из Италии свою фамилию. У Мазарини было тогда семь племянниц и два племянника, и он рассчитывал соединить их родством с самыми знатными домами королевства. Назовем этих родственников: во-первых Лаура и Анна-Мария Мартиноцци, дочери его сестры Маргариты, бывшей замужем за графом Джеронимо Мартиноцци, потом Лаура-Виттория, Олимпия, Мария, Гортензия и Мария-Анна Манчини; два племянника — молодой Манчини, которого Луи XIV, будучи еще ребенком, ненавидел так, что не мог терпеть, как мы видели, чтобы Лапорт подавал ему подсвечник, и Филипп-Джулиано Манчини, который впоследствии наследовал часть имений кардинала и, между прочим, герцогство Неверское с условием принять кроме своего имени имя Мазарини.
Все Манчини были детьми Джеронимы Мазарини, второй сестры кардинала, которая была замужем за Михаэлем-Лоренцо Манчини, римским бароном. У этого барона, правда, было девять человек детей, но мы будем говорить только о тех, кто сыграл более или менее значительную роль в нашей истории.
Итак, 11 сентября 1647 года три из этих молодых девушек и один из племянников приехали в Париж в сопровождении г-жи Ножан, которая по распоряжению кардинала поехала встретить их в Фонтенбло. В тот же день вечером королева захотела их видеть, и они прибыли в Пале Рояль. Мазарини, притворно выказывая совершенное равнодушие, ушел к себе, выходя в одну дверь, в то время как они входили в другую, однако все догадывались, что кардинал не без цели выписал их из Италии, и приверженцы кардинала, а их было много, так засуетились около замечательных родственников, что герцог Орлеанский, подойдя к разговаривавшим г-же Моттвиль и аббату ла Ривьеру, сказал свойственным ему насмешливым тоном:
— Вот сколько собралось около этих маленьких барышень! Я не ручаюсь за из жизни, их могут, право, раздавить или задушить одними взглядами!
Маршал Вильруа, подойдя к ним и не зная, что сказал герцог Орлеанский, в свою очередь заметил:
— Гм! Эти девочки в настоящее время небогаты, но у них скоро будут великолепные замки, хорошие ежегодные доходы, много драгоценных камней, роскошной серебряной посуды и, быть может, великие почести. Что касается мальчика, то ему еще расти и расти, и он, быть может, увидит роскошь и богатство только в живописи.
Маршал Вильруа никогда не считался колдуном, а между тем случилось именно то, что он предсказал.
Виттория Манчини вышла замуж за герцога Вандома, внука Анри IV, Олимпия стала супругой графа Суассона, Мария, едва не ставшая королевой Франции, сочеталась с неаполитанским коннетаблем Лоренцо Колонна, а молодой человек, как известно, был убит в сражении у заставы Сент-Антуан.
Между тем, девушки после ласкового приема у королевы отправились к дяде, который принял их довольно сухо, продолжая свою лицемерную игру. За шесть месяцев до этого Мазарини, показывая одному из своих друзей бюсты, выписанные им из Италии, сказал:
— Вот единственные мои родственники, которым я позволю жить во Франции.
Правда, неделю спустя после приезда девочек в Париж Мазарини, представляя их принцессе Анне Колонна, говорил:
— Вы видите, сударыня, этих маленьких девочек? Старшей нет еще 12 лет, двум другим — нет 8-ми, этой нет еще 9-ти, но уже первые лица королевства изъявили предварительное согласие вступить с ними в брак!
Две другие сестры Манчини, Джулия Манчини и Анна Мартиноцци должны были присоединиться к ним позднее. Одна из этих сестер, Гортензия, только родилась, другой, Марии-Анны еще не было на свете. Гортензия вышла впоследствии замуж за сына маршала ла Мейльере, генерал-фельдцейхмейстера, Мария-Анна — за Готфрида де ла Тур, герцога Буйонского. Старшая из двух сестер Мартиноцци вышла замуж за одного из герцогов Моденских, младшая, Анна-Мария, стала супругой принца Конти, брата великого Конде.
Итак, предсказание маршала Вильруа оправдалось, но он не предвидел, что Олимпия Манчини родит знаменитого принца Евгения, который приведет Францию на край гибели, что Виттория Манчини станет матерью герцога Вандома, который спасет Францию, поддержит корону на голове Луи XIV, а корону Испании возложит на голову короля Филиппа V.
В это время начал обретать известность человек, который впоследствии сыграет весьма важную роль, и потому считаем не лишним, прежде чем выведем его на сцену, набросать в нескольких словах его портрет.
Жан-Франсуа-Поль де Гонди родился в 1611 году в одной старинной итальянской фамилии, переселившейся во Францию. Так как он имел двух старших братьев, то предназначался в духовное звание и 31 декабря 1627 года был посвящен в каноники церкви Парижской Богоматери. Позднее ему дали аббатство Бюзе, но так как «Бюзе» несколько напоминало «бгоз» (сарыч, фигурально — глупец), то он взял себе имя аббата Реца.
Духовное направление, данное родителями, приводило бедного аббата в отчаяние, поскольку он был склонен скорее к светской, рассеянной жизни. Поэтому, в надежде, что за добрую дуэль ему велят снять рясу, он попросил однажды брата графини Мор, Аттичи, взять его в секунданты при первом же случае, когда ему придется обнажить свою шпагу, а так как Аттичи обнажал ее часто, то аббату Гонди ждать пришлось недолго. В одно прекрасное утро Аттичи пришел к нему и попросил от его имени вызвать на дуэль прапорщика телохранителей по имени Мельвиль, который, со своей стороны, взял в секунданты родственника маршала Бассомпьера, умершего впоследствии в чине генерал-майора имперского войска. Четыре противника сошлись за францисканским монастырем в венсенском лесу и дрались сперва на шпагах, а затем на пистолетах. Аббат Гонди ранил Бассомпьера шпагой в бедро и пулей в руку, но несмотря на это последний, будучи старше и сильнее, сумел обезоружить аббата. Тогда они развели своих друзей, которые также ранили друг друга. Дуэль действительно наделала много шума, однако не произвела того, на что рассчитывал аббат. Обер-прокурор начал было преследовать его в судебном порядке, но по просьбе
Родственников прекратил дело, и аббат Гонди после своей первой дуэли остался в рясе.
Первый поединок не дал желаемого, и аббат очень скоро решился искать другого. Случай не замедлил представиться — аббат ухаживал за г-жой дю Шатле, но эта дама, находясь в связи с графом д'Аркуром, обращалась с Гонди как со школяром и, не имея возможности ответить даме, аббат принялся за графа. Встретившись с графом в театре, аббат вызвал его; битва была назначена на другое утро за предместьем Сен-Марсель, и в ней аббат был не так счастлив, как в первой. Граф д'Аркур, получив удар шпагой, которая только оцарапала ему грудь, повалил противника на землю и непременно одержал бы верх, но выронил свою шпагу. Тогда лежавший под ним аббат, укоротив шпагу, держал противника крепко и тот не мог выполнить своего намерения. Таким образом они боролись, но не могли причинить друг другу вреда, пока граф не сказал:
- Предыдущая
- 53/193
- Следующая
