Тот, кто умер вчера - Еремеев Валерий Викторович - Страница 33

— Мелкие через тебя не проходят. Рассказывай давай!

Лысак сделал вид, будто собирается с мыслями.

— Итак, — задумчиво произнес он, — Хахалин Герман Цесович, 1946 года рождения. Владелец очень скромной фирмочки, но с очень претенциозным названием. Дай бог памяти точно воспроизвести… Как это там?.. Ага!.. Научно-производственное инновационно-технологическое торгово-посредническое частное предприятие «Алмаз». Под офис снимают небольшую конуру по адресу Грушевского, 4. Штат фирмы тоже очень скромный: директор — сам Хахалин, бухгалтер — его супруга Хахалина Жанна Федоровна, а также секретарь, менеджер, шофер и приходящая уборщица. Как они такими силами умудряются какие-то там инновации внедрять и организовывать научное производство — загадка века. Но ведь умудряются. За последние десять лет не было ни одного крупного проекта с привлечением иностранных инвестиций или значительных бюджетных средств, в котором «Алмаз» не засветился бы. Правда, не на главных ролях, а в качестве субподрядчика или даже субсубсубподрядчика, но с завидным постоянством. Как в пьесе: «Фигаро тут, Фигаро там». Например, капитальный ремонт центрального моста через реку и трамвайной колеи. Да что там мост! Мелочь. А демонтаж стратегических бомбардировщиков в середине девяностых и ракетных шахт не хотите?! А закрытие атомной станции?! И везде, правда на заднем плане, фирма «Алмаз». Сейчас вот принимают посильное участие в проекте по строительству юго-западного автобана.

— А в поле зрения прокуратуры он когда попал?

— Когда имущество Н-ской ракетной армии раздербанили. Тогда скандал получился. Соединенные Штаты стали возмущаться, что половина денег, отпущенных ими на это дело, ушла неизвестно в какую черную дыру. Ну и стали мы, значит, проверять всех этих подрядчиков и субподрядчиков. Чтобы разобраться кто, кому и куда, но…

Лысак остановился, чтобы перевести дух.

— Но… — поторопила я.

— Ты, конечно, знаешь, что обозначает слово «табу»?

— Это когда запрещено что-то делать.

— Не совсем. Табу — это когда запрещено даже думать, что можно что-то сделать. Это когда сама мысль о возможности что-либо предпринять считается кощунственной и нелепой, то есть не имеющей право на существование.

— Трогать «Алмаз» было табу?

— Да.

— Но ведь сейчас другое время.

— Запомни, дорогуша, время всегда одно и то же. Было, есть и будет. Времени по барабану. Течет себе от прошлого к будущему. И официальной команды по поводу отмены табу еще не поступало. А то, что говорят с высоких трибун, — это еще не команда. С перепугу можно что угодно сморозить. Сегодня одно, завтра другое.

— Вы говорите, что в подчинении Хахалина мало людей. Мне известно, что у него большой эскорт.

— А на него целая охранная фирма вкалывает. Де-юре это самостоятельное предприятие. Хотя, возможно, создана она была исключительно для его охраны.

После небольшой паузы Лысак с деланным любопытством посмотрел на меня и сказал:

— Красивая ты девка, Леся. А шея какая у тебя! Приятно, наверное, парням такую шею целовать.

Я рассердилась. Это уже граничило с хамством.

— Между прочим, это не ваше дело!

— Верно. Не мое, увы. Но и мне будет жалко, если ты ее сломаешь. Правда… жалко.

— Хватить тебе страх наводить, — сказал Пиночет.

— И ты туда же! Ну, я понимаю Ищенко. Молодая, глупая. Но ты-то старый волк!

— Иди ты!

Лысак послушался и ушел.

— И что же нам теперь делать? — Я бросила на Пиночета потерянный взгляд.

— Попробую поговорить с прокурором. Жираф большой, ему видней. Как скажет, так и будет. Психа надо искать, в этом ты права. По всей вероятности, он ключ ко всему. Поиски, кстати, ведутся?

— Предприятий, которые занимаются грузовыми и пассажирскими перевозками, в городе хоть пруд пруди. Предположительно Псих мог устроиться на работу именно туда. А городское УВД выделило всего двух оперативников для поисков.

— Где Суббота?

— Занят составлением фоторобота Психа, — не сразу ответила я, так как продолжала находиться под впечатлением, навеянным последними жутковатыми словами Лысака.

Угадав мое настроение — да там и угадывать-то было нечего, все и так очевидно, — Пиночет протянул мне ключ.

— Это тебя немного утешит, — спокойно произнес он. — Ключ от твоего кабинета. Двести тринадцатый. Тот, что в самом конце, слева.

— КПЗ?! — удивилась я. — Ничего другого не нашлось?

— Сойдет. Можешь устраиваться. А ко мне сейчас должны прийти.

Выделенное мне в пользование помещение назвать рабочим кабинетом можно было, только обладая известной долей фантазии. Аббревиатура КПЗ, как называли его работники прокуратуры, расшифровывалась просто: комната психологической загрузки. Время от времени коллеги собирались здесь по поводу чьего-нибудь дня рождения или без особой причины, когда возникало желание загрузиться, то есть принять на грудь чего-нибудь крепенького.

Я критически оглядела свое — наконец-то! — законное рабочее место (длинный, даже чересчур длинный стол и добрый десяток стульев вдоль стены компенсировали отсутствие другой мебели) и принялась составлять список необходимых для облагораживания интерьера вещей. Список получился большой, так что по длине он мог потягаться с избирательным бюллетенем. Вещи в списке условно были разбиты на три группы:

а) те, которые, возможно, выдаст завхоз;

б) вещи, которые хочешь не хочешь, а придется принести из дому;

в) вещи, которые придется клянчить у Пиночета. Например, несколько цветочных вазонов: три фиалки и две хлорофиты (все равно он не умеет правильно за ними ухаживать), лишний письменный набор, хранящийся у него в шкафу (давно на него глаз положила), и темную тумбочку, стоящую слева от его стола (она у него явно лишняя, он об нее только спотыкается).

Покончив со списком, я один за другим выдвинула все ящики стола. Они были пусты, за исключением самого верхнего, в котором обнаружились разбросанные скрепки, шариковая ручка без ампулы и пустая упаковка из-под презервативов «Life Style». «Пожалуй, надо как следует вымыть стол, — решила я. — Мало ли чем на нем занимались».

Раздобыв в соседнем кабинете тряпку и чистящее средство, я стала усердно тереть столешницу и не заметила, как в помещение вошел посторонний.

— Эй! — услышала я. — Скажи, а кто такая у вас Алеся Владимировна Ищенко?

Я обернулась. Рядом стоял рыжий пижон в дорогом костюме. Раньше я его никогда не видела. Этот тип выглядел так, словно шел просаживать деньги в казино, но по случайности оказался в прокуратуре.

Смысл вопроса был не до конца ясен, поэтому я уточнила на всякий случай:

— Кто такая в смысле, где ее можно найти? Или в смысле, что она за человек?

— Хотя бы «где». А уж что за человек, я и сам увижу.

— Ищенко — это я.

— Ты?! Вы?! А я решил, что вы… уборщица. Таблички на дверях нет.

— Я только сегодня сюда вселилась.

— Это заметно. — Не дожидаясь приглашения, пижон пододвинул к столу один из стульев и сел как раз напротив меня.

Я швырнула тряпку в угол.

— Если у вас ко мне дело, то для начала представьтесь.

— Нет у меня к вам никакого дела. Это у вас ко мне дело. Я — майор Остапенко из райотдела. Мне передали, что вы хотите меня увидеть. Будто бы проверку какую-то проводите?

В его голосе явно угадывалось недовольство по поводу того, что я отрываю столь занятого человека по пустячному поводу.

— Не какую-то, а проверку на предмет полноты и качества предварительного расследования по факту гибели капитана Бражко, вашего подчиненного. — Я открыла портфель и извлекла нужную бумагу. — Вот постановление.

С нарочитым усилием, не скрывая брезгливости, Остапенко взял бумагу с отпечатанным постановлением. Прочитал и расписался под словом «Ознакомленные», напротив своей фамилии.

— Херней занимаетесь. Проверка… Да что там проверять! И так все ясно. Расследование мы провели. Материалы были переданы по инстанции. Они, насколько мне известно, на стадии передачи в архив. Впрочем, проверяйте, если других дел нет… Я в прокуратуре многих знаю. А тут говорят, что, мол, какой-то Ищенко меня к себе приглашает. А это, значит, вы. Вижу, недавно работаете?