Тот, кто умер вчера - Еремеев Валерий Викторович - Страница 39

— Всего хорошего, Алеся. Звони.

Выйдя из офиса, я осмотрелась по сторонам: «мустанга» нигде не было. Не заметила я его и тогда, когда ехала в «Техникс». «Может, в самом деле совпадение, — подумала я. — И все-таки завтра утром надо сказать Субботе. Пусть пробьет номер. Наверное, таких машин в нашем городе не очень много».

Часы показывали без двадцати шесть. В магазине, рядом с офисом «Техникса», я пополнила телефонный счет и опять набрала Наталью Семчук из налоговой. Та, к счастью, была еще на работе.

— Это опять Ищенко из прокуратуры. Извините, что не успела вас поблагодарить за информацию и попрощаться, деньги кончились.

— Все нормально, Алеся.

— Наталья Александровна, у вас компьютер еще включен?

— Как раз собиралась выключать.

— А можете глянуть, когда именно был зарегистрирован этот «Техникс», о котором мы с вами говорили?

— Минутку… «Техникс»… Ага… Значит, зарегистрирован он пятнадцатого ноль третьего в две тысячи первом году. А через неделю они встали на учет в налоговой.

«Сейчас конец июня, — подумала я. — Фирма была основана в марте две тысячи первого года. Четыре года назад с хвостиком. Это какой же такой пятилетний юбилей собрался праздновать Серов через шесть дней?»

Итак, складывалось впечатление, что в поисках своего бывшего товарища Серов был нисколечко не заинтересован. Вернее, он был даже против этого, раз умышленно пытался оттянуть срок подачи моего заявления в милицию. Может, Сергей Серов и есть тот гипотетический «Икс»? Или нет?

Я даже не успела спрятать телефон в сумочку, как он заиграл. Номер не определился, но по первому же слову, произнесенному скрипучим голосом, я поняла: Пиночет. Свой номер я ему не сообщала, должно быть, это Суббота его слил.

— Решила свои личные проблемы?

— Ну, в общем, да. Решаю. А что?

— Есть две новости. Первая. Несмотря на сегодняшний ваш провал с Хахалиной и все «табу», мне удалось убедить начальство проработать твою версию с ее дедом. Им займутся коллеги из УБОПа. И наружку к нему приставят с завтрашнего дня. Довольна?

— Угу. А вторая новость?

— Запоминай адрес… Улица Ленских Событий, самый ее конец. Между домами номер восемьдесят четыре и номер девяносто один есть замороженная стройка. Отправляйся туда. Тебя уже ждут.

— А что там?

— Там труп.

У меня замерло сердце.

— Псих?!

— Почему Псих? Нет, просто труп. Алкаш какой-то. Возьмешь дело в свое производство.

— Какое отношение имеет этот труп к убийству милиционера Шамрая?

— Никакого.

— А почему мне туда ехать?

— По кочану! Потому что я так сказал! Пора бы знать, Алеся Владимировна, что за каждым нашим следователем числится несколько дел одновременно. До поры до времени ты была исключением. Но теперь ты притерлась, пообвыклась, поэтому впрягайся… Не мне же, старику, ехать куда-то к черту на кулички да еще ночью.

— Я вас поняла. Еду.

— Да, забыл сказать. Труп расчлененный. Все его составные части кто-то аккуратно упаковал в полиэтиленовые пакеты и сбросил в котлован между сваями. Словом, желаю хорошо повеселиться.

Ну не сволочь ли он?! Одно слово — Пиночет.

Когда я прибыла на место, «веселье» уже было в полном разгаре. Как авторитетно заявил судебно-медицинский эксперт, человека долго и старательно били по голове тупым предметом, от чего и наступила смерть. Чтобы определить личность пострадавшего, не пришлось даже особо напрягать мозговые извилины, равно как и прибегать к дедуктивным методам. Местная дворничиха, которой была предъявлена голова, сразу же опознала жителя близлежащего дома, гражданина Рыбаченко, спивающегося слесаря-сантехника, который в качестве приработка не брезговал осмотром мусорных контейнеров в поисках пустых бутылок, тем самым отнимая «хлеб» у означенной труженицы метлы. Взломав двери его квартиры, мы обнаружили сожительницу покойного, мирно почивающую сном праведницы среди батареи пустой тары из-под портвейна. Расчленив тело, чтобы потом вынести из дома по кускам, она даже не удосужилась смыть кровавые следы с панельных стен — столь велико было желание уже в одиночку продолжить прерванную кровавой ссорой попойку.

— Вот, Лесенька, это как раз то самое, что называется на нашем жаргоне неблагозвучным словом «бытовуха», — поучал меня следующим утром Пиночет. — Раскрываемость среди таких преступлений, как правило, довольно высока. Впрочем, это их единственный плюс. А минусы… минусы ты сама увидишь.

— Владимир Степанович, возможно, за мной следят, — вспомнила я и поведала про белый «мустанг».

Вдвоем с Пиночетом мы отправились к Семенову, где мне пришлось еще раз повторить сказанное. Было видно, что ни тот, ни другой в вероятность слежки не верили. Честно говоря, я и сама сомневалась. Кому я нужна? Разве что папе с мамой.

— Номер записала? — вяло поинтересовался помощник прокурора.

— Нет.

— Запиши, если еще раз увидишь эту машину. Проверим.

— Номер я не записала. Я его запомнила, — уточнила я на всякий случай.

— Вот как? Тогда скажи Субботе. Пусть для твоего спокойствия проверит номер в ГАИ.

У меня появилась идея.

— А может, это Остапенко решил меня попугать?

— Зачем Остапенко тебя пугать? — удивился Семенов.

— Злой он на меня. К тому же…

— Ищенко подозревает, что факт невключения в дело о смерти Бражко свидетельских показаний Сыча мог быть не просто халатностью со стороны майора Остапенко, — пояснил мою позицию Пиночет.

— Глупости! — отрезал Семенов, повысив голос. — Остапенко — нормальный мент. Отдельные дисциплинарные проступки с его стороны, конечно, не исключены, но чтобы он был связан с криминалитетом… Нет, я в это не верю.

— А фотопленка с Психом куда подевалась, которую Бражко снимал?

— Не знаю. В общем, проверь номер автомобиля. И ты убедишься, что все твои фобии надуманы.

Созвонившись с Субботой и продиктовав ему номер «мустанга», я вернулась к делу расчлененного гражданина Рыбаченко. Обещанные Пиночетом минусы я увидела очень быстро. Главным из них был даже не вид искромсанного на куски тела, а дикость и бессмысленность убийства. Я никак не могла понять причину такой жестокой расправы. Когда убивают за деньги, за наследство, за власть, из-за карьеры или там из-за боязни разоблачения — все это тоже страшно и мерзко, но хоть как-то можно логически объяснить. Что касается случая с сантехником, то здесь оставалось лишь развести руками. Да и сама подследственная, которая призналась в совершении убийства, как только проспалась и смогла худо-бедно соображать, ничего объяснить не могла. По ее словам выходило, что во время попойки, когда они с сожителем сидели в кухне, она вдруг встала, схватила со стола деревянную скалку и начала бить собутыльника по голове. Избиение продолжалось до тех пор, пока тот не перестал дергаться.

— Может, он вам угрожал, оскорблял вас? — все пыталась понять я, составляя протокол допроса. — Он вас бил?

— Нет, Артем Сидорович меня не бил. Вот Олежка, это мой бывший, тот — да, часто рукам волю давал. А Артем Сидорович, он всегда смирный. Правда, жадный был покойничек. Если когда сигарета последняя, так всегда сам курил, мне не оставлял.

— Так вы поэтому его убили?

— Милая, — просипела убийца, и ее испитое лицо скривилось в улыбке, — да не помню я. Сколько можно повторять? Ты сама придумай и запиши что-нибудь, если для тебя это так важно.

— Вы хоть раскаиваетесь?

— Я-то? — Подследственная задумалась, раскаивается она или нет, и через некоторое время все-таки кивнула головой. — Ой, ну конечно, раскаиваюсь. Ведь теперь посадят, а в тюрьме, говорят, плохо жить. На воле жизнь тоже не сахар, но все-таки получше, чем там. Ходишь себе куда хочешь. Да, так и пиши: дескать, раскаиваюсь.

Вся человеческая низость, полная деградация личности, скатившейся до первобытного уровня, предстали перед моими глазами. И все это приходилось выслушивать, протоколировать, оформлять. Так требовал закон. Еще никогда в жизни мне не доводилось столько писать.