Мой большой... Босс (СИ) - Зайцева Мария - Страница 5

А бабушка… Ей же плохо будет! У нее сердце… И спина…

Мужчина тащит уже меня к байку, а я упираюсь сильнее и дергаю руку из его ладони.

Он разворачивается. Смотрит вопросительно и грозно.

Опять мотаю головой, умоляя не делать ничего из того, что намеревается.

Он изучает меня пару мгновений, затем подходит ближе и говорит неожиданно мягко:

— Слушай, я понимаю, ты боишься… Но это — самый правильный путь, пойми. Ты — беззащитная, парень этот — настоящий подонок. Он должен получить по заслугам, понимаешь? Нельзя такое спускать. Никогда нельзя.

Но я упрямо качаю головой.

Мужчина пробует настоять, опять хватает меня за руку, намереваясь силой утащить к байку, но я начинаю отталкивать его и плакать. На меня накатывает настоящая истерика, похоже, позднее зажигание срабатывает, отходная волна после произошедшего.

Мой спаситель тормозит, рассматривает меня с недоумением. А затем, вздохнув, неожиданно привлекает к себе, обнимает, крепко, но бережно, щедро делясь своим теплом, своей силой со мною, маленькой и слабой.

Неудивительно, что я тут же утихаю и только всхлипываю беззвучно в его объятиях.

Трусь носом о черную майку, обтягивающую каменную грудь, и буквально через пару секунд понимаю, что дурею уже совсем по-другой причине. Не от ужаса из-за произошедшего и возможных последствий. А из-за самой ситуации. Из-за того, что он меня обнимает, держит, так крепко и надежно. И мне хорошо в его руках. И неожиданно волнительно. Правильным таким, сладким волнением.

Пахнет от него водой из ставка, холодной, ключевой, майка — пропитавшаяся дорожной пылью и вкусным мужским потом. А еще все это смешивается с еле уловимым запахом крови. Наверно, от моей губы.

И голова моя бедная, и без того сегодня пострадавшая, летит опять, сладко и чудесно.

Да что же это за наваждение такое с этим мужчиной?

— Ну все, все… Не поедем. Если не хочешь… — кажется, он неверно истолковывает мое притихшее состояние, думает, что успокоил.

Гладит по спине, еле заметно, кажется, просто большими пальцами водит…

А у меня дрожь… Ой, как сладко… И во рту сухо.

Сглатываю, позволяя себе еще чуть-чуть подышать им, этим неожиданным в моей жизни мужчиной.

Чужим и пугающим. Но по-настоящему правильным. Идеальным.

— Давай, домой тебя докину.

Я представляю на секунду, как разорвет тишину деревни его байк, как залают одновременно все собаки во всех дворах нашей и, наверняка, еще и в парочке окрестных деревень…

И отказываюсь.

Указываю на байк, потом на свои уши, потом складываю ладошки у щеки…

— Ну да, — подумав и верно разгадав мою бессловесную коммуникацию, соглашается мужчина, — точно всех разбудим. Тогда потом байк заберу. Пошли, провожу.

На это я соглашаюсь, и мы идем по тропинке от ставка в деревню. По другой тропинке, не той, на которой остался лежать Гарик.

И вот меня вообще не тянет посмотреть, как он там. Потому что без разницы, как.

Я думаю, что сказать бабушке, потому что говорить ей все равно что-то придется. Думаю, как смотреть теперь на Варьку, когда буду встречать ее на поселковой улице. Думаю… Но на самом деле, все мои мысли — лишь фон для одной основной. Самой нужной мне сейчас.

Мысли о том, как правильно и хорошо лежат мои пальцы в ладони этого огромного мужчины, какой он сильный и спокойный. И невероятно уверенный в себе.

Оставил своего чёрного коня без присмотра, не опасаясь, что у того же Гарика могут быть друзья и жесткое намерение наказать чужака. Хотя бы путем повреждения его байка.

Мужчина не может не думать о таких последствиях, но это нисколько его не тормозит.

Он идет, крепко держа меня за руку, зорко высматривает неровности тропинки. Чтоб уберечь меня от них, не дать мне упасть…

И я понимаю, что за таким человеком я бы на край света…

Глупая Майка сошла с ума.

Ну и ладно.

Он — самая лучшая для этого кандидатура.

Возле бабушкиного дома — тишина. Нет ни огонька ни у нее в комнате, ни у кого-либо из соседей.

И это хорошо.

Значит, спит бабушка, не заметила моего отсутствия.

— Здесь живёшь?

Киваю.

— Ну что, Майя… — он видит в полутьме мои округленные от удивления глаза, усмехается, — тетка сказала, как тебя зовут. Я — Тимерхан. Племянник двоюродный тетки Мани.

Я киваю машинально, завороженная его странным и грозным именем. Тимерхан… Как Тамерлан. Завоеватель.

Ему идет это имя. Чувствуется в резких чертах лица что-то такое… Дикое. А в обманчиво спокойных движениях — способность мгновенно меняться в сторону безудержной ярости.

— Иди, — он выпускает мои пальцы, показывает на дом, — я постою, подожду. И не гуляй больше по ночам одна. Хорошо?

Я опять киваю. И не двигаюсь с места. Смотрю на него, облитого полной яркой луной, делающей его грубые черты еще более резкими и в то же время завораживающими.

Он спокоен. Он выполнил свой долг, защитил меня. И теперь исчезнет из моей жизни. Как и положено духу-защитнику.

Но… Но духа надо отблагодарить за помощь… Это будет правильно.

Я больше не думаю.

Делаю шаг к нему навстречу, боясь остановиться или того, что он сам меня остановит, кладу руки ему на плечи, прижимаюсь, задираю подбородок, встаю на цыпочки.

И целую.

Прямо в губы. Сухие, немного шершавые, грубоватые. Удивленно дрогнувшие от моей неожиданной инициативы.

Я не умею целоваться. От слова «совсем». Но сейчас словно происходит что-то, словно перерождается внутри меня. Потому что нет робости, нет смятения, не неуверенности.

Мне ужасно хочется добиться его ответа, хочется, чтоб эти губы раскрылись под моим напором, не казались каменными.

И я все делаю для этого.

Пользуясь тем, что Тимерхан замер, судя по всему, удивившись моей настойчивости, я торопливо обвиваю мощную шею руками, практически повисая на мужчине, и с увлечением целую его, забывая про стыд, сомнения и прочую ерунду, которая обычно мучает меня постоянно.

Но сейчас мне не до этого.

Мой защитник скоро исчезнет, растворится в пыли дорог на своем крутом байке, и я его больше никогда не увижу! Никогда не почувствую тепло его рук, ощущение спокойствия и защиты, исходящее от огромного тела, свеже-терпкий аромат его кожи…

Да разве есть у меня сейчас время рефлексировать?

Да пошло оно все к чертям!

Я хочу его целовать, хочу взять от этой минуты все! Вообще все!

Пусть он не ответит, пусть потом посмеется над моей глупой попыткой! Пусть! Зато это мгновение — мое!

Увлеченная своими ощущениями, их новизной и яркостью, обескураженная собственной смелостью, небывалой, немыслимой для меня, я перестаю что-либо воспринимать, приходящее извне.

И в одно мгновение теряю полностью контроль над ситуацией.

Или у меня его отнимают.

Потому что мой защитник отвечает мне на поцелуй.

Знаете, каково это, когда тебя внезапно подхватывает ураганом? И несет, несет, несет… А ты кружишься в этом безумии и понимаешь, что вообще ничего от тебя не зависит. Твое тело, такое привычное, родное, можно сказать, до каждой клеточки знакомое, неожиданно становится чужим.

Потому что ты не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой, внутри все сжимается и болит. Но страха нет.

Есть восторг, ощущение безумия, полета, чудовищной в своей наготе свободы. От всего.

И не думается, что будет, когда ураган унесет тебя туда, откуда не выбраться. Или просто с размаху шлепнет о стену. Или разожмёт объятия…

Есть только это мгновение, ощущение полета, безумия, свободы.

Темирхан целует меня, и, кажется, вообще не понимает, что делает со мной этим ответным движением губ.

Ладони его занимают уже привычное и такое правильное место на моей талии, а губы непривычно настойчивы и грубы. Но я едва ли замечаю сейчас сухость кожи, силу огромных рук, напор жесткого, привыкшего брать свое без разговоров, мужчины.

У меня словно часть мозга выключается. Та, что за осознание происходящего отвечает.