Мир колонизаторов и магии: Практика (СИ) - Птица Алексей - Страница 1

По уже сложившейся традиции, к началу учёбы я опять опоздал на пару дней. Но на это были уважительные причины, вне всякого сомнения. Медленно въехав в город, я направил своего скакуна в сторону магической академии. Спокойный и благородный конь мягко перебирал копытами, цокая крепкими подковами по мостовой.

Горожане по обыкновению жались к стенам, пропуская всадника и рассматривая благородного идальго. Солнце излучало радостное тепло, обливая свежую зелень деревьев ярким светом и пробуждая во мне разные чувства. Мне скоро исполнится семнадцать лет, вполне приличный возраст, в том числе, и для любви. Правда, объект моих воздыханий был недосягаем, но и жизнь не заканчивается на одной лишь вздорной особе.

Таких ведьм, что сейчас, что в любое другое время, всегда было полно. Смотришь, хорошенькая мордашка, приятная мужскому взгляду фигурка, нежный взгляд, гладкая кожа, деланное замешательство, взгляд из-под длинных ресниц.

А потом начинается, ты меня бесишь, ты не мужик, или, если ты мужик, но чересчур, то сразу, мужлан. То ты не должен быть грубым, то ты слишком мягкий, ты меня не любишь, не уважаешь, не подчиняешься и дерзишь. В общем, полный набор женских афоризмов, замешанных на специфической женской логике.

Понять нельзя, можно лишь смириться, или привязать к себе либо отношением, либо рублём, то бишь, эскудо, а лучше всего, и тем, и другим, и чем-нибудь ещё. Вот так многие и живут, то мачо, то чмо, то вообще не пойми кто, и что с них, ведьм, взять?! Взять, конечно, их всегда есть за то, чем природа наградила, а вот стоит ли брать, это уже вопрос?

Мысли у меня скакали в голове сумбурно, видимо, сказывалась усталость от долгой дороги и волнение. Ведь, что ни говори, а Мерседес я очень хотел увидеть. Хотелось войти во двор академии твёрдой поступью и с гордым взглядом, орёл, значит, влетел, а получилось…

Получилось, как обычно, и как всегда. Конь не подвёл, и одна из створок ворот, открывшись, впустила меня во внутренний двор. Проскакав по нему, я подъехал к конюшне и начал с трудом слезать с коня, но не рассчитал усилий и перенёс весь вес тела на больную ногу.

Нога подкосилась, не выдержав нагрузки, я пошатнулся и резко упал в пыль. Схватившись за уздечку, я смог тяжело подняться и весь красный, от свершившейся неловкости, хромая на раненую ногу, неторопливо повёл коня в конюшню. Шпага уныло свисала сбоку, несмотря на то, что клинок был прекрасен. Но не вещи украшают человека, а… да, пожалуй, что и вещи тоже. Перевязь с пистолетами изрядно давила на грудь, но я уже взял за правило никогда не расставаться хотя бы с парой из них. Впрочем, это уже было неважно.

Оставив коня в конюшне, я направился на факультет, порадовать друзей и огорчить врагов своим присутствием. Несомненно, мою неловкость заметили многие, но что тут поделаешь. Глаза-то всем не выколешь и рты не зашьёшь! Как-нибудь справлюсь, уже не впервой.

Смешно, руки по локоть в крови, а всё рассуждаю, как подросток, но гормоны никуда не денешь, бьют прямо по мозгам, вышибая из головы последние рассудительные мысли, что там ещё остались. Эх, жизнь моя, жестянка, да ну её в Карское море.

Морщась и матерясь про себя, я захромал в кабинет декана факультета, чтобы доложить о своём прибытии. Андрес де Элисондо, декан факультета морской инквизиции, находился на месте. Подняв голову, он хмуро уставился на меня, не говоря, при этом, ни слова, но я и так всё без слов прочитал в его глазах.

— Где ты был, каброн? — говорил его красноречивый взгляд. — Я обломаю тебе все твои молодые рога, и ты вылетишь из академии, как утка из гнезда.

В ответ же я подумал. — О-ля-ля, а мне тут, оказывается, не рады, и это после того, что я сделал. Впрочем, кому какое дело до того, что я успел натворить. Я же всё это делал не ради них. Да и вообще, это произошло случайно.

— Ну и где, юноша, вы шлялись? — многозначительно помолчав, промолвил декан.

— В море, сеньор.

— А не соблаговолите ли вы мне сказать, где находится сие море? И в каких далях вы успели побывать во время своих каникул? Если судить по вашим словам, то у вас не осталось никаких родственников, ни близких, ни дальних. Может быть, вас приютила какая-нибудь сеньора, да и укусила вас за ногу, в пылу страсти? Вы уж очень сильно хромаете, благородный идальго.

— Пиратская пуля, сеньор, или клинок, я, честно говоря, уже и не помню, как всё было. На нас напали, мы отбивались и вот, меня немножко ранили, но, уверяю вас, на учёбе это никак не скажется, и рана совсем скоро заживёт.

— Где вы были, я вас спрашиваю? — вскричал, потеряв терпение, Андрес де Элисондо.

— В Неаполе.

— Так, — протянул он, — значит, вы путешествовали по Средиземному морю?

— Я бы не назвал бы это путешествием, скорее, это было не очень весёлое приключение.

— Допустим. А что вы делали в Неаполе?

— Сдавали перевозимый груз. Дело в том, что я нанялся навигатором на грузовое судно, и на нас напали пираты.

— Судя по тому, что вы ещё живы, вам удалось отбиться от них?

— Да, в первый раз мы сумели от них оторваться, но на второй нам уже не хватило скорости, и против нас сыграл фактор внезапности.

— Чего?

— Нападение пиратов оказалось для нас весьма внезапным, сеньор.

— А! Ясно, и при абордаже вы получили ранение?

— Да, рана оказалась гнусной, меня пришлось долго лечить, поэтому я до сих пор и хромаю, но это мелочи.

— Да, и что же, по-вашему, было крупным?

— Я теперь барон! — и я гордо выложил перед деканом гербовую бумагу вице-короля Сицилии и Неаполя, Гаспаро де Аро маркиза Карпио.

Наверное, это получилось слишком неожиданно. Судя по очень удивлённым глазам декана, он мне не поверил, но читать он умел, и потому, развернув пергамент, углубился в его внимательное изучение. Наверняка, ему это было интересно.

— Угу, то есть, это чистая правда, и даже герб вам придумали характерный, идальго. Серебряный корабль на синем фоне. Действительно, вы моряк, до мозга костей, и это, несомненно, меня радует. После нашего с вами разговора я покажу, с вашего разрешения, сию грамоту нашему ректору. Интересно будет посмотреть на его, весьма поражённые, глаза. И если я просто сильно удивлён, то он будет откровенно шокирован сим фактом. Но, скажите мне следующее, что вас связывает с Мерседес де Сильва?

— Ничего!

— Ценю вас за столь краткий ответ, но всё же?

— Я вам уже ответил, сеньор, ничего! А почему вы об этом спрашиваете?

— Хорошо. А потому, что она у всех, кто может что-то знать, спрашивает о вас. Где вы шляетесь и что с вами происходит. Делает она это очень аккуратно, но девочка-подросток, пусть и очень умная, никогда не обманет поживших гораздо больше её людей, и, тем более, учителей. Странно, но её родители не в курсе этого. Что скажете? — произнес декан, вопросительно глядя на меня.

— С Мерседес де Сильва меня не связывает ничего, — сквозь зубы проговорил я.

— Да? Ну-ну! — и декан окинул меня откровенно насмешливым взглядом. — А я, было, подумал, что у вас есть для этого личные мотивы.

— Нет у меня никаких мотивов, и, тем более, личных — всё больше мрачнея, выдавил я из себя.

— Ну, хорошо, не хотите говорить, это ваше право. Вы можете идти к себе, а я пока зайду к ректору, надо же его успокоить и обрадовать.

Мысленно пожав плечами, я вышел в коридор и направился в своё крыло. Все были на занятиях, и я смог спокойно разложить вещи и отдохнуть, пока не прибежали однокурсники и не засыпали меня вопросами.

Потом зашёл наш декан и отдал обратно мою баронскую грамоту, что тут же вызвало град новых вопросов, на которые я уже отвечал нехотя и без ненужных подробностей.

— Вышли в море, попали к пиратам, отбились, еле выжили, за помощь в управлении судном и спасении итальянцев, с других судов, меня наградили титулом, потому как других дворян на корабле не нашлось, и, в общем-то, всё.

Винсенте, конечно, приставал, как парень к девушке, жарко дыша мне в ухо и требуя рассказать подробности только ему одному. Но мне слава была не нужна, а потому и он узнал немногое, сверх того, что я рассказал остальным, и, видимо, понимая это, обиделся на меня. Не удивлюсь, если в этом стремлении его подзуживала сестра.