Боярин. Князь Рязанский. Книга 1 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 36

— Григорий, вы всех оленей перестреляли?

— Перестреляешь их… — сказал он довольно. — Там стада… Не мерянные. И кабанья… Всё в порытьи. Гляди! Один на воз!

Кабан, на которого указывал Григорий, был огромен. Килограмм двести — точно. Увидевший мой взгляд «воевода» Степан, подошёл ко мне и гордо сказал:

— Я стрельнул…

— С чего? — Удивился я.

— Григорий Иванович свою пищаль дал. Хороша пищаль. — Он завистливо на неё посмотрел.

— «Порох бы туда ещё нормальный… Цены бы ей не было», — подумал я про себя, но калийной селитры ни у Феофана, ни у профессора Русина, химическим способом, пока не получалось. А добывать селитру естественным путём слишком долго. Селитрянницы заложили три года назад, и надо было ждать ещё минимум четыре. Хоть я и посоветовал вместо извести засыпать сразу золу, но это не на много сокращало процесс. Вся надежда была на «переговоры» Феофана с бактериями.

Зиму выжили на мясе, сале, и рыбе. Круп и хлеба было мало. Поставки из Московии стали затруднительны. По Литовскому княжеству шли бунты, и по трактам шастали вооруженные шайки. Хлеб, в основном, поступал с беженцами. Проводили бартерный обмен. Мясо — на крупу.

К концу мая в нашем городке по учету казённого миграционного приказа, которым командовал Афанасий Никитич — «старшой» первого задержанного нами обоза, проживало девятьсот пятьдесят два гражданских жителя и гарнизон из шестисот бойцов.

За сошедшим льдом по реке пошёл пиленный лес. Его сплавляли по Соже брёвнами, а на отмели возле крепости вылавливали.

Я прокатился зимой по Соже до лесной вырубки, и удивился, на сколько здесь были прямее русла рек, чем на имеющихся у меня картах. Крутых поворотов не было вообще, и поэтому брёвна скатывались по реке, как по маслу. Лес решили забрать сразу после ледохода, потому что в Гомеле сидели повстанцы, и мы ждали их нападения. О том поведали наши доглядатаи.

Не могли они не прийти, зная, что здесь окопался вражеский гарнизон московитов, аж с целым наместником царским во главе. И они пришли. На множестве небольших судёнышках и паре крупных, на которых, я разглядел в свой прицел, имелось по две пушчонки. Все суда, выйдя, из Сожи, встали у левого берега Днепра, сразу напротив крепости. Вероятно, увидели частокол, перекрывавший доступ на правый берег.

Мы стояли с Григорием на смотровой площадке моего замка. Пушечные порты крепости были закрыты. Мы не стали пока достраивать деревянную крепость, а лишь установили пушечные гнёзда. У нас было тоже четыре пушки, но немого побольше размером.

— Хочется шрапнель нашу на судах проверить. Может сразу шмальнём? — Спросил Григорий.

— Если первыми стрельнут, сразу залп. А пока годи…

Я разглядывал пришельцев и русло Сожа. Что за пришельцы, я так и не понял, а вот на Соже увидел то, что ожидал.

— Всё, Григорий, они попали.

— Дай глянуть, Михал Фёдорович.

Я намотал ему на руку кожаный ремешок, прикреплённый к оптическому прицелу, чтобы не уронил, и передал его Григорию.

— Вижу, Князь, вижу! Голова из устья торчит.

Тем временем, один из двух больших ушкуев, двинулся к нашему частоколу.

— Переговариваться будут… — Явно с сожалением, пробормотал Гришка, и вернул мне оптику.

Я промолчал, разглядывая нападающих. Человек двести у них было. И они могли на парусах подняться вверх по реке и по суши напасть с тыла.

— Подай сигнал «голове».

Гришка просвистел сигнал, и вслед за ним бахнул выстрел, выбросивший в верх красную ракету. «Голова» каравана из сцепленных между собой в три ряда, брёвен спустилась до устья Сожа и вышла в Днепр. Шедшие на голове бойцы на ялике оттянули пенковый канат на правый берег и закрепили за ранее установленное вкопанное бревно. Путь на верх по Днепру был перекрыт брёвнами.

Устье Сожа закрылось брёвнами, раз за разам наваливающимися на плот и создавшими большой залом. Противоположный берег Днепра, заросший ольхой и кустарником, для волочения даже небольших лодок был не пригоден, без подготовки. А времени у противника не было.

— Стрельни простым ядром по кущам.

Гришка передал команду вестовому, и через минуту бахнул выстрел. Тридцатисантиметровое ядро, перелетев реку и флот неприятеля, упало на том берегу, повалив несколько деревьев.

— Эх, картечью бы… — взмолился Григорий.

Кто-то наверху его услышал, и с противоположного берега бахнуло дуплетом. Ядра, долетев до стены, стукнулись об неё, и закопались в песчаном склоне горы.

Крепость дрогнула, но выстояла.

— А!? — Простонал Гришка, глядя мне в рот.

— Давай! Но, по тому, кто стрелял. Сделай «недолёт — два».

— Есть командир! Недолёт два по пушкам! Одиночным. — Скомандовал полковник.

— Михал Фёдорович… трубочку бы… — просяще произнёс он.

Я отдал ему оптику, и он весь ушёл во взгляд.

После выстрела наше ядро, не долетев до корабля противника метра два, разорвалось, изрешетив палубу кусочками чугуна, наполнявшего «ядерную бомбу». Лучшего названия не придумал бы никто.

— Ни хрена себе, — вырвалось у Гришки, и он передал мне трубу обратно.

Глянув на кораблик, я увидел кучу шевелящихся тел. Несколько судёнышек помельче, на вёслах подгребали к пострадавшим. Тем временем пришёл вестовой от «бродской» крепости.

— Великий Князь, разрешите обратиться к товарищу полковнику.

Да, у меня в войсках, все были друг-другу товарищи. И это нововведение принялось в войсках легко и естественно.

— Обращайся.

— Товарищ полковник, парламентёры просют старшого. Хочут наместника Царского видеть.

Гришка посмотрел на меня, я кивнул.

— Скокма их?

— Бойких и важных, трое.

— Ведите этих сюда.

Я снова посмотрел на потери нападающих. Примерно половина раненых были тяжёлыми. «Ядерные бомбы» мы делали из прочной керамики, замешивая в глину осколки чугуна. Либо, по более сложной технологии: один керамический пустотелый шар вставляли в мешок с чугунными осколками, и облепляли глиной, которую потом обжигали.

Пока я размышлял о чрезмерной эффективности наших разрывных снарядов, привели парламентёров. Это были трое хорошо одетых молодых крепких мужика. Без сабель, но с портупеями.

— Почему у нас забрали оружие, какие-то босяки, пся крев, — сходу, только поднявшись на смотровую площадку, спросил первый. — Это унижение.

Я вздохнул…

— Слушать его, или сразу дать в рыло, — спросил я себя в слух, глядя на парламентёров.

Это вышло совершенно непроизвольно, и неожиданно даже для меня. Видимо, слишком мне было «влом» вести переговоры.

Все открыли рты. Особенно широко раскрыла рот, только что появившаяся из люка голова Степана.

— Как вы смеете, мы парламентёры…

— Я с вами войны не веду. Для меня вы — бунтари и заговорщики. И место вам на колу. — Я показал на не равновысокий, где-то выступающий острыми пиками, и от того, особо неприятный на вид, частокол крепости.

Все трое, глянув на острые колья, непроизвольно тронули себя за задницы.

— А вы, наверное, важные магнаты Великого Литовского Княжества? Пришли московита побеждать? Кто у вас на втором ушкуе был? — Я выделил слово был.

— Князя Гомельские, и ещё… Почему был?

— Каша там, а не князья гомельские. Кровавая каша. — Я показал на реку. — Вы сдаваться будете? — Сказал я лениво, тихонько сморкаясь, в вынутый из рукава куртки белый платок, — или предпочитаете на кол?

— Это не по рыцарски… — Вскричал другой вельможный пан.

— А где вы тут рыцарей видите? Мы — русские. И к врагам своим относимся по-нашенски. Хотим — милуем, а хотим — на кол. Нам плевать на ваши законы рыцарства. У нас свои законы. И в нашем государстве мы живём по ним. А главный закон русского человека — с предателями переговоры не вести.

— Но вы нас позвали…

— Я?! Вас?! Вы сами пришли… — я рассмеялся, Григорий и вестовые тоже, а Степан так «громыхнул» своим басом из люка, что троица подпрыгнула.