Боги, пиво и дурак (СИ) - Гернар Ник - Страница 28

Потом это увлечение прошло, и вторая волна на меня накатила уже после студенчества.

Тогда-то я понял, чем на самом деле цепляют эти девчушки с ушками и хвостиками. И это вовсе не рисованные дыньки. Это — милота! Запредельная, невероятная и трогательная. Помнится, кто-то из великих парил народ, что красота спасет мир. Нифига. Красота — она безотносительная, она просто стоит себе, как мост через Неву: поглядел, языком пощелкал, прошелся по нему — и по своим делам. Мир спасет только милота!

Вот смотришь на пушистого котика — и против воли руки тянутся погладить, защитить, накормить — и насрать, что в тебя могут впиться два десятка адских кинжалов из мягеньких лап. И ты все прощаешь, потому что — ну милый же!

А потом смотришь на красивую девушку — и руки тоже так и тянутся погладить и защитить…

А кошкодевочки — это же к-к-комбо! Это милота в квадрате, от которой сердце замирает и на глаза наворачиваются слезы умиления.

Короче, под натиском этих чувств я не смог устоять. Я протянул руку и… погладил черно-розовое ушко Ники — упругое, прохладное на самом кончике и такое мягкое!..

Ее злющие глаза широко распахнулись, и она мгновенно впилась мне в руку острыми белыми зубками.

А я стоял, как пьяный дурак, и с широкой улыбкой смотрел на грызущую меня кошкодевочку, у которой из копны волос проглянуло второе ушко…

— Милота-то какая!.. — с самой искренней нежностью выдохнул я.

И тут в нашу идиллию вмешался Леандр.

— Ника, брысь! — рявкнул он. — Совсем очумела девка!..

Хватка острых зубов мгновенно ослабла.

Ника отпустила меня и попятилась. Ее личико залил густой румянец. Она словно пришла в себя после какого-то помутнения. Низко опустив голову, Ника прижала ушки — о-оо, самые настоящие кошкодевочковые ушки! И торопливо спрятала их под волосами.

— Ты там как, парень? — встревоженно спросил старик.

— Да так, царапина. — ответил я, глядя на кровавые отметины на своей руке все с той же блаженной улыбкой, которая просто не убиралась с моего лица. — Мелочи…

— Это не мелочи, — строго заявил Леандр. — Их укусы скверно заживают и нарывают подолгу — особенность атакующих зубов.

И прикрикнул на Нику.

— Мазь неси, и бинты! Дурная голова…

Он ловко снял с огня кушанье, над которым возился — красно-оранжевая острая гуща проглядывала сквозь затвердевший белок, поверх которого влажно блестели крупные и выпуклые рыжие желтки. Медленным, плавным жестом Леандр поставил сковороду на воздух и движением руки отправил на стол в углу.

Девушка бросилась со всех ног из кухни. Через мгновение она вернулась с маленьким пузатым глиняным горшочком в руках и целой вязанкой белых тряпиц на шее, которых бы хватило не то что руку перевязать, но и всего меня превратить в мумию.

Постаралась, маленькая.

Леандр тем временем подкатил ко мне на своем стуле и, нахмурившись, осмотрел место укуса.

— Мда. Глубоко она тебя…

Ника, вся красная от стыда, спрятала глаза. И тихим вкрадчивым голоском сказала:

— Мяу…

Я ахнул.

— Так ты вовсе не немая?..

— Ну, как человек-то она безмолвная… — ответил за нее Леандр, намазывая мне на руку вонючую студенистую смесь, похожую на раздавленных улиток. — Эту морфу не для разговоров разводят, сам знаешь.

Моя улыбка тут же съехалась.

Я ничего такого не знал, но перебивать Леандра не стал.

— Говорить они могут, но только с тем, кого признают своим хозяином. А поскольку мастер Янус не очень-то хотел, чтобы ученики в школе знали, что у нас тут есть особь ее вида, было проще сказать, что девушка просто немая. Ники вообще-то здесь быть не должно, мастер ее не совсем законно выкупил у палача два года назад.

— А как она попала к палачу?

— Да понимаешь, когда Нику сдали в заведение, она в панике искусала половину гостей и обслуги. А за нападение на человека всем звероморфам полагается смертная казнь. Такие вот дела… А еще с нее взяли честное слово, что зубы свои она в школе показывать не будет — верно, Ника? — зыркнул старик на свою протеже из-за плеча. — Тебя же здесь никто не обижает. Вот какими глазами ты теперь будешь на мастера Януса смотреть, когда он узнает?..

— Он не узнает, — быстро ответил я. — И не только он. Я никому ничего лишнего не скажу, даже не сомневайтесь. Да и виноват я сам — нечего было руки тянуть, куда не просят. Да, Ника? Ты уж извини…

Она подняла голову и посмотрела на меня с такой нежной робостью, а ушки так трогательно приподнялись из кудрей, что я опять, как дурак, невольно протянул руку, чтобы коснуться ее макушки.

Но вовремя одумался.

И в тот момент, когда моя ладонь застыла в воздухе, Ника вдруг неожиданно сама коснулась ее виском, смущенно зардевшись и опустив глаза.

Милота!..

Я непроизвольно расплылся в улыбке и ласково погладил кошкодевочку по голове.

— Спасибо за доверие, — сказал я.

— Давайте уже есть, а то остыло все, — ворчливо проговорил Леандр.

Яичница в стиле Леандра была огнедышащей даже несмотря на то, что действительно остыла. И очень вкусной. Мы втроем быстро с ней разделались, и Ника принесла глиняные кружки, вчерашний белый хлеб и молоко в большом коричневом кувшине. Я принялся разливать питье, и в этот момент с улицы донесся громкий пронзительный вскрик, будто кто-то одним махом вырвал у гигантского петуха хвост.

От неожиданности я чуть не уронил кувшин.

— Это что еще такое?.. — спросил я у Леандра.

— Ты про вопль? Это наша бронзовая птичка подала сторожевой сигнал. Кто-то едет к нам, только и всего. Минут через десять в школе будут какие-то гости. И, кстати, ты мне до полудня не понадобишься, так что можешь пойти посмотреть и тренировку, и что там за гостей нелегкая принесла. А нам пора выпечкой заняться…

— Спасибо, — искренне поблагодарил я старика.

Потом залпом выпил свое молоко и направился к выходу.

После душного кожаного суперсета палача в тонкой и дышащей одежде было блаженственно. Я достал из кармана курево, взял папиросу и принялся возиться со спичками.

Как бы я не выпендривался на кухне, рука после укуса действительно болела.

Тем временем топот копыт становился все громче. Наконец, въездные ворота скрипнули, и кто-то въехал на территорию школы.

Сначала я предположил, что это могла быть Майя — вчера она так и не вернулась, и вечером, заглянув на кухню, Ян по этому поводу недовольно ворчал.

Вот только по лошадиному топоту и фырканью было ясно: приехал вовсе не один всадник.

Их было несколько. Человека три, может четыре.

— А ну все назад! — донесся вдруг с той стороны грубый мужской окрик. — Проезд не дозволен мастером, стоять всем на месте!..

Я насторожился. Это что, у нас какая-то заварушка намечается?

— Август, мать моя женщина, ты со вчерашнего не проспался, что ли? — услышал я знакомый женский голос. — Отойди в сторону!

— Стоять! Мастер приказал!..

Я усмехнулся.

Август? Кажется, так звали того упертого здоровяка, что не пускал меня в главный корпус. Однако, у парня есть свой стиль!

Я направился из внутреннего дворика к главному зданию, и увидел, как двое дежурных стражников преграждают путь четверым всадникам. И среди них действительно оказался мой старый знакомец.

А перед дежурными на высоком гнедом жеребце сидела Майя. Мужское седло и длинное платье с разрезом ничуть не помешало ей усесться верхом. Ее полностью обнаженные стройные длинные ноги без обуви крепко обнимали лошадиные бока. Задравшееся и сбившееся платье приоткрывало белый флажок нижнего белья, но не смотря на это девушка умудрялась выглядеть не просто уверенной в себе, а прямо-таки грозной.

— Совсем сдурели? Я вам не какая-нибудь первогодка. И я не с попойки явилась, а привезла с собой новых учеников! — прикрикнула на парней Майя, без малейшего смущения спрыгивая с седла.

Выглядело это эффектно. Круче перекидывания ног на стуле в известном кино.

Жаль только, что я оказался не в первом ряду.