Снегурка в постель (СИ) - Зайцева Мария - Страница 4

Бегает с обосранными штанами по комнате, курит и матерится.

А тебе, похоже, похер…

Смешно как. Реально похер.

Наблюдаю за его прыжками с интересом школьника, лапки у мухи отрывающего.

Не жалко его. Брезгливо только.

Ванька, наконец, выбрасывает сигарету. Отрывается от разглядывания срани за окном.

Разворачивается ко мне с видом человека, принявшего решение.

— Короче, так. У меня на этот дом и на эти флешки был заказ. Ты, сучка, меня подставила. Значит, тебе и отвечать, поняла?

— Эй, тормози, тварь!

Я вскакиваю и делаю шаг к нему.

Понимаю, что за секунду разгоняюсь на сотку, но не могу тормозить.

Этот гондон мне сейчас предъявляет? Это я ему должна предъявлять! Он подставил меня! Тварь! Мы столько лет друг друга знаем! А он вот так в лёгкую отправил меня в дом подполковника из Конторы! И вообще не парится по этому вопросу! Все, что его занимает, так это прикрытие своей жопы! А если б

Виктор меня там не захотел трахать? А? Если б тупо сдал в ментовку? Я бы срок тянула! А он, Ванька, максимум, как соучастник пошел бы! И, возможно, отделался условкой! Потому что у меня никаких нет доказательств его причастности! Только мое слово! Против его! Но я его не сдала! Не сдала! И сейчас он смеет мне предъявлять? Говно!

Все это я ему высказываю в таких выражениях, что моя воспитательница в детдоме, Валентина Васильевна, явно бы не гордилась. И, может, даже подзатыльник бы дала. Но тетя Валя давно в могиле. А я здесь. Рядом с этой тварью, отправившей меня на срок верный.

— Да ты, сучка, не смогла даже сейф открыть! Тебе все дали! И коды, и схему! — орет в ответ Ванька и толкает меня к стене. На эмоциях.

Я, легкая, а потому отлетаю. Больно стукаюсь лопатками о жесткую крашеную поверхность. Но тут же группируюсь, отскакиваю от стены и в полете цапаю гада за ухо зубами. Хорошее место. Болезненное. И кровавое.

Ванька, несмотря на то, что знаком с моими манерами, все же не успевает увернуться.

И падает на пол, визжа, словно поросенок.

А я вытираю окровавленный рот, подхватываю со стола нож.

Раз пошла такая пьянка, сука, режь последний огурец. Это тоже не мое авторство, если чего, это сторож наш, дядя Миша так приговаривал. Хороший мужик. Жаль, тоже спился и помер. Замерз в снегу. Под Новый год, кстати, как раз.

— Ваня, ты меня знаешь, — шиплю я, недрогнувшей рукой приставляя нож к горлу придурка. Он затихает. Потому что реально знает.

Я, вообще, тихая, как мышка. И спокойная очень.

Пока не выведут. А тогда только одно средство — связать и запереть где-нибудь.

Только так.

Наша врачиха в детдоме чего-то там диагностировала мне, какую-то неврологию, что ли. Пофиг.

Главное, что рука у меня не дрогнет. Убивать его, я, конечно, не буду. Но порезать могу. А Ванька, он такой… Крови боится сильно. И сейчас орет не столько от боли, хотя хрящ хрустнул сладко под зубами, должно быть больно, а больше от вида крови. Того и гляди, в обморок хлопнется.

— Кто тебя посылал? Говори все, придурок.

— Раньше надо было спрашивать, дура! А то нюни распустила… — хрипит он, косясь на мои окровавленные пальцы на рукояти ножа.

— Да, согласна. Овца. — Ну, тут сложно противоречить, если правда, — но ты не ответил. И еще вопрос — какого хера сам не пошел? Испугался?

— А ты как думаешь? Тебе-то проще. С твоей мордой. Могут и за малолетку принять. И за несовершеннолетнюю. А меня сто процентов на зону. А мне нельзя.

— А мне можно, значит?

— Да кто бы тебя отправил? Ты вон, и в этот раз выкрутилась! Выкрутилась же? Напела хозяину про сиротское детство…

— Не твое собачье дело, как я выкрутилась, — огрызаюсь я и убираю нож.

Ваньку я знаю, кидаться больше не будет. Его на место несложно поставить. Но на вопросы мне нужны ответы. Чтоб понимать, насколько я глубоко в жопе, и есть ли шанс выбраться.

Сажусь за стол. Бросаю нож подальше, к окну.

Хочется закурить, но я бросила это дело. Дорого выходит. А у меня пока что не то положение, чтоб удовольствие себе покупать…

— Давай, рассказывай, как подставился и меня подставил.

Ванек, кряхтя, встает, ползет сначала к раковине, расположенной прямо в комнате, умывается, смывает кровь, уныло матерясь на мое сумасшествие, а потом садится за стол с другой стороны, смотрит в окно тоскливо и прикуривает.

Выдыхает дым. И раскрывает рот.

И, по мере его рассказа, я понимаю, что совершила очередную ошибку.

Не надо мне было уходить из дома подполковника. Целее была бы. Ну, подумаешь, попользовал бы он меня еще недельку (это ты, Сашка, конечно, перегнула, высоко слишком себя оценила, но мало ли…). За недельку как раз, может, и рассосалось бы все. А сейчас…

Короче говоря, Ванька-придурок вперся.

Жестко вперся, как умеют только поверившие в себя ублюдки, решившие, что поймали удачу за хвост.

Игра, она никого до добра не доводила никогда, и примеров перед глазами — вагонище.

И то, что Ванька все же на это дело подсел, говорит только о его полной пустоголовости и отмороженности. И ни о чем больше.

А то, что я не просекла этого до сих пор, говорит о моей пустоголовости.

Ладно, Сашка, нехер плакаться. Выбираться надо.

Ванька, естественно, задолжал.

Нехило задолжал. Потому что, идиота кусок, взял бабки не у тех людей.

И теперь для того, чтоб ему скостили долг, он должен был выполнить заказ.

С чего ему предложили такой способ расплаты, спросите вы? Учитывая, что он никакой не домушник и никогда с этим не связывался, только косвенно, наводя знакомых пацанов на хорошие дома?

А я отвечу.

Ванька, не просто идиот. Он еще и пиздабол. Потому что, оказывается, долго и упорно свистел всем, какой он крутой и удачливый вор. И досвистелся.

Непонятно, почему ему поверили, хотя, не факт, что поверили, но по крайней мере, запрягли. Выставили условие. А он не мог отказаться. И ссал до ужаса сам лезть, тварь трусливая. И думал, чего сделать.

Как отбодаться. Потому что жопой чуял неладное. Залезть в богатый дом и взять какую-то флешку… Это, бля, палево какое-то. Даже такой дурак, как Ванек, понимал.

Но отдать заказ никому не мог, времени было в обрез, все, кто был на свободе, уже либо умотали из города, либо начали отмечать Новый Год за неделю. И, естественно, были в некондиции.

Короче говоря, Ванька трусил, страдал, переживал, волосы на себе рвал.

А тут я появилась. Кстати. Со своим горем. Вся погруженная в себя, не замечающая очевидного душка от тупой истории.

Надо ли говорить, насколько этот утырок был счастлив?

— Ты знал, к кому я иду?

— Нет, Сань! Не знал! Сказали, богатый дом… И все!

Я смотрю на Ваньку и понимаю, что, возможно, и не врет.

Но от этого не легче.

— И чего теперь?

— А теперь с меня спросят. Вернее, с тебя. Потому что я про тебя сказал.

— Сука ты, Ваня.

— Саш, все было бы нормально, если б ты не ступила!

Он молчит, потом добавляет, не глядя:

— Ты же понимаешь, что я не смогу молчать? Они спросят. А твой ответ, что ты в доме была и ничего не взяла… Ну, короче, это не те люди, чтоб поверить, понимаешь?

— Что за люди?

— Козловские…

И после этого я, еще на что-то надеявшаяся, понимаю, что все. Вот просто все.

Козловские, люди страшного мужика с тупым и стремным погонялом «Козел», кстати, нифига не погонялом, а реально его фамилией, были самыми отмороженными тварями, которых весь город знал.

Я смотрю на Ваньку, понимая, что все разговоры о том, что он тупое недальновидное чмо, и что, если он думает, будто, сдав меня, не доиграется до отрывания яиц… Все эти разговоры — пустая трата времени. И надо валить. Вот прямо сейчас.

Я встаю. И иду на выход.

— Сашк… Ты прости меня, а?

Ванек сидит за столом, вид у него на редкость пришибленный и жалкий. Но я не собираюсь это оценивать и за него переживать. Наше прошлое он растоптал своим тупым поступком. Меня подставил под самых страшных чертей города. И жалеть его? Да пошел он!