Некроинтернационал: Неофит (СИ) - Малиновский Алексей Фёдорович - Страница 2

Впрочем, до определенного времени всё было не так плохо — в детстве болезнь проявляла себя только в виде общей хилости и слабости организма — я был значительно мельче и слабее своих одногодок — выглядел откровенным замухрыжкой. Надо мной смеялись, придумывали оскорбительные прозвища и нередко избивали. Я не мог ответить им в честной драке, но научился мстить иначе — подставлял в школе, пускал оскорбительные слухи и разбивал окна в их домах. Часто это приводило к еще большим проблемам, но я никогда не сдавался и меня стали воспринимать всерьез. Однажды, когда меня избили особенно сильно, я поймал любимую собаку главного обидчика и, выпотрошив ее как свинью, повесил на флагштоке в центре нашего селения. Смешно, тогда мне пришлось буквально переступить через себя. Вскрывая живот той визжащей шавки, я и сам плакал. Шума было много. Хоть найти виновника и не удалось, но на меня стали посматривать с опаской. Я улыбался им в ответ.

Весёлое детство подарило мне множество шрамов, ожесточило, научило мстить и до последнего бороться за свою жизнь.

Неожиданно на дороге загрохотал фиакр, разгоняя ночную тьму яркими фарами. Заметив припаркованный на обочине мобиль с распахнутыми настежь дверцами, он резко затормозил. Наружу выпрыгнул поджарый мужчина лет тридцати на вид в форме профсоюза извозчиков и принялся осматривать бесхозную технику.

Хотел же спрятать в кустах, да поленился! Теперь придется решать еще и эту проблему…а у него ведь наверняка пассажир! Хорошо бы решить всё миром…

Натянув на голову форменное кепи мертвого извозчика, я вышел из кустов и помахал рукой ночному гостю.

— Случилось что? Я слышал крики… — спросил он.

Я напрягся: мог ли он в действительности что-то слышать? Перед началом ритуала я заткнул рот Кнедлю. Нет, пустое беспокойство. Если крики и были, то их причина вовсе не мой ночной пикничок.

— Крики? У нас всё тихо, — дружелюбно улыбнулся я, нащупывая ручку мизерикорда, заткнутого за пояс.

— Живот у клиента прихватило — полчаса уже в кустах сидит, — прижав ко рту ладонь, прошептал я и многозначительно закивал в сторону зарослей.

— А… вот оно что, — задорно рассмеялся извозчик, по его ехидному лицу сразу старому понятно, что он большой любитель шуток на эту тему.

— Я как-то траванулся в придорожном трактире, думал: совсем помру! Повезло, что как раз целителя из столицы в одну усадьбу вёз. Тот меня мигом в чувство привёл.

— У нас целителя нема, по старинке приходится справляться, — я развёл руками.

— Погоди, у меня есть кое-что, — произнес весельчак и полез в багажник своего фиакра.

Из окна мобиля выглянул пожилой мужчина в черном цилиндре и окинул меня безразличным взглядом. На вид простой старик, но у меня отчего-то пробежали мурашки по спине, а в груди появилось сосущее чувство. Похоже маг рангом не меньше мастера, на магистра он никак не тянет. Маги как черные дыры высасывают всю прану из окружающего пространства, а я это чувствую. Лучше не привлекать внимание. Я быстро отвёл взгляд.

Извозчик вернулся обратно и протянул мне небольшую стеклянную бутылочку, запечатанную красным сургучем.

— Вот, я теперь всегда с собой беру. Проверенное средство для тех кто любит посидеть в кустах! — ехидно усмехнулся он.

— Должен чего? — спросил я, доставая кошель.

— Сочтёмся, не чужие люди всё-таки! — он хлопнул меня по плечу, забрался в свой фиакр и растворился в ночной тьме.

Не чужие? У него хоть профсоюз есть, а у меня никого не осталось. Все чужие. После того как отец отдал меня Агеону, или вернее сказать — продал, у меня не осталось родственников.

Ближе к шестнадцатилетию, мой организм очнулся и принялся стремительно расти. Поначалу ему хватало обычной пищи, но вскоре стал заметен дефицит праны — меня высушило до состояния больного лихоманкой. Не человек — а живой труп! Фаронская мумия — так меня обозвал один проезжий торговец. От недостатка энергии я начал буквально выключаться и падать в обмороки. Дело в том, что именно в этом возрасте энергетическая структура нашего организма завершает своё формирование и стабилизируется. Приходит в гармонию с окружающим миром и синхронизирует внешние и внутренние потоки праны. Моя же структура, имеющая множество изъянов и, подточенная болезнью, была бракованной — энергии производимой внутри было недостаточно, а на внешнюю рассчитывать не стоило. В нашем захолустье ее концентрация была крайне мала, да и моя скорость естественного поглощения оставляла желать лучшего — тут бы и полноценному магу пришлось серьезно потрудиться, чего уж говорить о никчемном больном ребенке?

Мой организм пожирал сам себя, стремительно приближая к концу и без того недолгий срок жизни. Тогда отец и совершил своё подлое преступление, продав меня, как " необычную зверушку" и "занятный экземпляр" магу по имени Агеон. В наших краях целитель был весьма популярен. Ходили легенды, что ему пятьсот лет и он способен вытянуть человека чуть ли не с того света. Тому нужен был беспрекословно подчиняющийся слуга и помощник, по сути раб, а моя болезнь как раз позволяла обеспечить максимальную лояльность.

Целитель… Целитель, ставший моим учителем, оказался не прост — под маской доброго врачевателя скрывался маг, практикующий самые изощренные темные искусства. Искусства, которые увеличивали личное могущество, продлевали жизнь для него и клиентов. В моей ситуации — лучше и не придумаешь! Беда в том, что он был настоящим садистом и психом. Понятия: милосердие, доброта и сострадание для него просто не существовали. Только расчёт и выгода, а всё остальное — расходный материал. Таким материалом стал и я.

В первую очередь, он принялся приучать меня к покорности и беспрекословному выполнению своих приказов. Или как он называл это: выбивать дурь. Я выполнял всю работу по дому, исполнял бессмысленные требования и приказы, а в награду получал избиения и усмешки. Старая безумная мразь! Чтобы я не расслаблялся и помнил своё место, он подбадривал меня стиком, бьющим электрическими разрядами, а по выходным рисовал на моей коже глифы боли. Те самые, что я стал использовать в своих ритуалах. После таких экзекуций они намертво отпечатались в моей памяти. Опыт, приобретенный лично — лучший учитель.

Но стоит отдать ему должное, он сделал главное — смог сохранить жизнь своему рабу. Особые эликсиры, которыми он поил меня, укрепляли организм, а техники медитации и сбора праны из окружающего пространства, позволяли жить почти как нормальный человек. Если конечно забыть, что в медитации мне приходилось проводить большую часть суток и праны всё равно не хватало — вялость и усталость были моими постоянными спутниками.

По прошествии нескольких месяцев, когда он полностью убедился в моей покорности…а может ему просто надоело со мной играть…он начал приобщать меня к своим изуверским экспериментам. К своей работе. По его приказанию, я отлавливал на улицах города бродячих животных. Часто не гнушался и домашними — неудачно сидящими на карнизах открытых окон или привязанных к решетке забора. Животных я доставлял в его лабораторию и подготавливал к дальнейшим опытам — привязывал к холодному хирургическому столу, обездвиживал, сбривал шерсть и рисовал на чистой коже жуткие магические глифы. Их тусклый свет отражался в зеркалах и металлических поверхностях лабораторных артефактов, заставляя бессловесных тварей жалобно скулить. Агеон приходил с личным набором инструментов, которым гордился и берег, как зеницу ока. Сполоснув руки в раковине, он начинал развлекаться — разделывать зверей наживую, как опытный мясник, при этом не забывая следить за показаниями магических приборов. Он проводил свои эксперименты и одновременно учил меня искусству пыточной науки. Магический аспект большинства процессов мне был недоступен. Так я впервые узнал способ, позволяющий выкачивать прану из живых существ. Однако в моем случае, толку от этого действия было мало. Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. Мой организм был неспособен поглощать и удерживать энергию с достаточной эффективностью. Представьте ведро воды, которое выплеснули вам в лицо — много ли вы успеете выпить? Вот так и здесь, прана практически бесполезно изливалась в пространство, заставляя Агеона болезненно морщиться. Мы продолжали экспериментировать. Было страшно и противно, но я терпел, понимая, что иного выхода у меня нет. Без старика, я бы уже давно был мертв.