Изгнанник. Арка 3. Том 2 (СИ) - Янтарный Дмитрий - Страница 37

Все четверо, получив очень много пищи для ума, собрались в другом конце палатки, где продолжили неспешно переговариваться. Я же, наконец, позволил себе уснуть…

Глава 3. Испытание кинжалами.

Когда я в следующий раз проснулся, то чувствовал, как у меня живот буквально прилипает к спине, и это не было преувеличением. Когда я прибыл в это поселение, то внезапный разговор с мудрецом безо всякой подготовки на время заглушил чувство голода. Но теперь, когда я, наконец, выспался, организм усиленно намекал на то, что было бы неплохо восстановить силы.

Когда я приподнялся на своей лежанке, то увидел, как на меня смотрят два маленьких любопытных чёрных глаза. Хозяином, вернее, хозяйкой этих глаз была маленькая девочка-вимрано, неуловимо похожая на самую младшую из приюта вимрано, в прошлом которого мне удалось побывать дважды, и воспоминания о котором, наверное, будут преследовать меня в кошмарах до конца жизни.

— Привет, — поздоровалась девочка, кивнув своей небольшой синей головкой, на которой даже присутствовали волосы.

— Привет, — растерянно ответил я, — а ты кто? И где все?

— Все заняты делами, — важно ответила девочка, — и я тоже занята важным делом.

— Это каким же? — уточнил я, не сумев сдержать улыбки при виде того, как важно и серьёзно вела себя девочка.

— Присматриваю за тобой, конечно, — ответила малышка, — белый дядя с красными глазами сказал, что это очень, очень важно. Он сказал, что ты едва не умер в пустыне, и потому за тобой нужно присматривать.

— Как предусмотрительно, — хмыкнул я, — и как тебе белый дядя?

— Ой, он немножечко страшный, но зато он такой добрый, — у девочки даже глаза заблестели от воодушевления, — он по вечерам нам такие сказки рассказывает. И днём каждому интересное дело находит. С ним даже старый дедушка разговаривает.

— Старый дедушка? — я догадался, что она имеет в виду мудреца, — а что ты о нём думаешь?

— Ну… он хороший, он любит нас, заботится о нас, — пробормотала девочка, причём, ещё не наученная великому искусству лжи, говорила она это таким стеклянным и пустым голосом, что сразу было понятно, что её научили так говорить. Причём, кажется, малышка и сама поняла, что звучит это неубедительно, потому что тихо и смущённо добавила, — но, по правде говоря, мне его так жалко. Он же такой старый, ему ходить больно, кушать больно, говорить больно, да даже дышать больно. Мама с папой говорят, что в конце мы все уйдём в Глубины Жизни, где нас ждут те, кто ушёл раньше нас. Но почему же он туда не уходит? Может, он сделал что-то плохое, и теперь его туда не пускают?

— Может, — пробормотал я, порядком удивлённый, насколько хорошо маленькая девочка осведомлена о смерти и о том, что оттягивать встречу с ней — значит, вредить всем, и себе в первую очередь, — а, может, он просто не закончил здесь своих дел. Вот уйдёт он, не закончив всё, что нужно — и плохо ему будет в глубинах жизни.

— Наверное, — кивнула девочка и тут же подпрыгнула, — ой, белый дядя же сказал, чтобы я сразу его позвала, как только ты проснёшься. Ну что ж вы, вот так, от такого важного дела меня отвлекаете!

Наблюдая за тем, как девочка поспешно выскочила за пределы палатки, я снова не смог сдержать улыбки. Было просто чудо, что в этом убитом, выжженом мире ещё сохраняются такие осколки искреннего детства… хотя и длятся они очень недолго. А ведь… а ведь и меня, возможно, ждёт такая же малышка. Ведь где-то в Авиале остались Миа — и мой ребёнок. И я… нет, я непременно к ним вернусь. В этом не может быть никаких сомнений.

В этот момент полог палатки приподнялся, и в неё вошёл Агер.

— Наконец-то, Дэмиен, — обеспокоенно сказал он, — мы уж думали, что ты вообще не проснёшься. Потому что Тальцеол уж очень хочет с тобой поговорить. Впрочем, Анаму запретил тебя трогать и, как ни странно, даже Тальцеол его послушался.

— Да можно было бы и догадаться, — хмыкнул я, — если это племя смерти, и если Анаму раньше промышлял наёмными убийствами, значит, он здесь точно не чужой.

— Ты только при нём этого не говори, — серьёзно сказал Агер, — он этого очень не любит. Впрочем, сейчас важно не это. Вот.

Он поставил передо мной миску, в которую было наложено уже знакомое бесцветное месиво. Именно этим альбинос пытался накормить меня в первый день работы на Кастильву.

— Мне очень жаль, Дэмиен, но здесь ничего лучше раздобыть невозможно, — он виновато пожал плечами, — и так пришлось ругаться, чтобы тебе отдали самую свежую порцию.

— Ничего страшного, — я пожал плечами, хватая миску с ложкой, — это другое моё тело такого не любит. Тут же… потерплю.

Ощущения меня не обманули. Это действительно была какая-то странная смесь каши и сырого теста. В человеческом облике есть это было уже не так противно, да и критический уровень голода тоже не сильно способствовал тому, чтобы крутить носом. По крайней мере, одно достоинство у этого блюда было: оно оказалось достаточно сытным, чтобы заглушить даже голод, который длился, наверное, пять-шесть суток, если считать с того момента, когда меня безо всякой еды держали в темнице Корроско.

— А теперь — ты должен выйти наружу, — сказал Агер, забирая у меня деревянную посуду, — Тальцеол ждёт тебя. Кажется, он наконец-то принял решение.

Когда я вслед за Агером вышел наружу, то увидел, что на другом краю палаточного городка собрались, наверное, почти все мужчины племени. Проследовав туда, я увидел, что они полукругом сидят, образуя ровное расстояние до подстилки по центру, на которой и восседал сам мудрец смерти.

На поверхности он выглядел ещё хуже, чем в палатке. Там ему удавалось скрываться в тенях, но даже там было прекрасно видно всё уродство его тела. На свету же дело обстояло ещё ужаснее. Вся кожа была морщинистой и свисала с костей, словно плохо натянутая мешковина. Руки и ноги выглядели ещё более тонкими и хрупкими. Тем не менее, когда он поднял голову, его глаза были полны силы и решимости, как никогда.

— Наконец-то ты соизволил почтить нас своим присутствием, — протянул он, — мы уж и не чаяли добиться от тебя такого расположения.

Я благоразумно заткнул подальше рвущийся на язык совет самому побродить по пустыне трое-четверо суток без еды, воды и вообще надежды выжить. Если Тальцеол, наконец, созрел для того, чтобы расстаться со своим драгоценным кинжалом, стоило дать ему выговориться последний раз.

— Итак, если ты столь уверен, что достоин забрать Кинжал Смерти и использовать его на благо нашего мира — тебе придётся это доказать, — торжественно он заявил он.

— Как я могу убедить вас? — спросил я.

— Мне известно, что ты так или иначе приложил руку к тому, чтобы найти Кинжал Порядка… И чтобы принести сюда Кинжалы Жизни и Хаоса. Докажи, что ты достоин этой силы. Возьми каждый этот клинок в свои руки. И если ты выдержишь это испытание — я отдам тебе Кинжал Смерти. Лично тебе в руки.

— Тальцеол, — сурово прорычал Анаму, — это подло, и ты это знаешь! Он не выживет после такого, хватит уже, наконец, держаться за это мнимое бессмертие!

— Нет, Анаму, — покачал головой Тальцеол, — таково моё условие. Мальчишка мнит себя самым правым и самым правильным, раз позволяет себе каждого встречного обвинять во всех смертных грехах, от лжи до страха смерти. Значит, пусть докажет, что он действительно достоин. Принести кинжалы!

По его команде один из чёрных вимрано вышел с дощечкой в руках, которую он почтительно поставил у ног мудреца.

— Кладите сюда свои Кинжалы! Все! — скомандовал он. Мои спутники переглянулись, но ничего не сказали. Первым подошёл Анаму, бережно укладывая синий клинок на дощечку. После этого Йегерос и Фартхарос, уже успевшие забрать себе на хранение Кинжалы Жизни и Хаоса, тоже уложили свои клинки рядом. Как-то странно хмыкнув, Тальцеол извлек из складок своего балахона четвёртый, абсолютно чёрный кинжал и положил его рядом с тремя остальными.