Тайна Смоленского кладбища - Колышев Александр Леонидович - Страница 4

А в 15-м отделении бушевал капитан Ромашов.

— Вы что наделали? Главного участника убили. Где этот сержант Кочкин?

Перед капитаном вытянулся невзрачный сержант с испуганными глазами.:

— Я по инструкции, товарищ капитан. Одну в воздух, другую — по ногам.

— А третью?

Перед капитаном вытянулся высокий спортивного сложения блондин с шальными глазами, «младший лейтенант Оживлягин» — представился он:

— Третья пуля была моя, не ругайте сержанта. Я уложил бандита, думал, сбежит стерва.

— Под трибунал пойдете, Оживлягин, — вскипел капитан Ромашов и сказал дежурному. — Покажите камеру, где сидел Терехин.

— Пожалуйста, товарищ капитан, камера еще пустая.

Дежурный повел Ромашова и Сорокина в камеру, откуда недавно увели Тереху. Зашли в камеру.

— Посмотри, Костя, не оставил ли наш Тереха здесь каких-нибудь следов, надписей, рисунков или чего-нибудь еще.

Камеру тщательно осмотрели, но кроме неприличных и дурных надписей ничего не было.

— А один ли он здесь сидел? — спросил вдруг Сорокиным у дежурного.

— Нет, не один, сегодня утром выпустили мы одного матроса за недоказанностью.

— Какого матроса? — насторожился Ромашов.

В дежурной комнате лейтенант открыл книгу и прочитал: «Духов Михаил Иванович, 1920 года рождения, уроженец Антропшино Ленинградской области. Шкипер-матрос баржи № 212 судоремонтного завода. Проживает: Косая линия д. 26/28, кв. 17».

— Записывай адрес шкипера, Костя! Мы его должны во что бы то ни стало разыскать. Он нам, наверное, сможет кое-что сообщить.

Взяли дежурную машину и через десять минут были у дома 26/28 на Косой линии. Сорокин с интересом оглядывал здоровенный дом, похожий на большую казарму.

— Это, Костя, знаменитый скобский дворец, — пояснил Ромашов.

— Что это у него за название — скобский?

— История этого дома очень интересная. До войны здесь было общежитие Балтийского завода и жили, в основном, приезжие из Новгорода и Пскова, большинство — ребята деревенские. Квартиры большие, здесь и шпана гаванская вертелась: драки, поножовщина, работы милиции хватало. Славился по всему Васильевскому этот скобский «дворец».

Поднялись на второй этаж. Дверь открыла здоровенная баба в косынке в горошек. Вытаращила на них испуганные глаза.

— Михаил Духов здесь проживает? — спросил Ромашов официальным тоном.

— Нет Мишки, говорят, его в милицию забрали. Все это из-за Маньки Клюевой. Как спутался он с ней, семью забросил, так его бог и наказывает.

В комнате стоял затхлый запах, было неуютно, неприбрано. Развешано мокрое белье. В углу стояла люлька с попискивающим младенцем.

— А сегодня Мишка не был. Он у Маруськи Клюевой все ошивается. Вы бы привлекли его, все-таки семья, ребенка бросил, а Манька Клюева — бездетная тварь.

Младенец в люльке вовсю заголосил.

— А Манька Клюева где работает? — спросил Ромашов.

— Рядом их баржи стоят, у Тучкова моста.

— Вас как зовут?

— Лукерья я, по батюшке, Глебовна.

— Так вот, Лукерья Глебовна. Мы оставляем вам повестку. Как только Михаил появится, вручите ему. А мы сами попытаемся разыскать Марусю Клюеву и вашего супруга.

— Да, да! — оживилась баба, — отыщите, накажите, привлеките.

На пристани возле Тучкова моста им сообщили, что баржа Маруси Клюевой два часа назад отбыла в неизвестном направлении.

Прошло два дня, и в понедельник Миша Духов был в кабинете Ромашова. Его и не узнать. На голове капитанская фуражка с крабом, хлопчатобумажный китель с блестящими пуговицами, брюки-клеш чуть ли не в полметра — ну прямо морской волк.

— Где вы пропадали, Михаил Иванович? — спросил Ромашов Мишу.

Мишка, вытянувшись по стойке смирно, доложил:

— По служебным делам в город Шлиссельбург ездил.

— А почему об этом начальству не сообщили?

— Да такое получилось, выпустили меня из КПЗ, а Маша говорит, еду я в поездку и возьму тебя с собой, чтоб ты немного проветрился. И мне поможешь по матросской работе.

Миша поправил фуражку на голове.

— Я вот о чем хотел спросить вас, Михаил Иванович. Вы сидели в камере с этим человеком? — Ромашов положил на стол фотографию Терехи. — О чем вы с ним говорили, не обижал ли он вас?

— Ну что вы, гражданин начальник, — Миша посмотрел на фотографию, — он очень обходительный гражданин, пообещал похлопотать за меня перед прокурором, и на спине у меня, как у себя на груди, сделал рисунок.

— А ну-ка, Мишка, покажи-ка свой рисунок.

— Это можно, — Мишка, довольно ухмыльнувшись, поднял тельняшку, повернулся к следователю спиной. На Мишкиной волосатой спине синела еще не совсем зажившая татуировка. Ромашов и Сорокин внимательно вглядывались в рисунок.

— Посиди так секундочку, Миша, я для себя рисуночек с твоей спины сделаю. Рисунок тебе действительно отменный сделали. — Сорокин взял карандаш и быстро скопировал рисунок.

— А кто-нибудь видел твой рисунок, Миша? — спросил Ромашов.

— Ну а как же, Маруся видела, второй матрос Володька и тот гражданин, с которым я в бане встретился, он еще сказал, что красивый у меня рисунок получился.

— Какой гражданин из бани? — поинтересовался Ромашов.

— Дядя Гриша. Он сказал, что когда меня выпустят, мне надо будет подойти в субботу в семь часов вечера в баню на шестнадцатую линию. Меня там встретит человек с двумя дубовыми вениками в руке и красной авоськой. Передать ему привет от Григория Александровича и сходить с ним в баню, помочь попариться — человек он хворый и любит, когда его матросы парят. Мы с ним встретились, пошли в парилку, и я сделал все, о чем просил Григорий Александрович. А на прощанье мне мужичок этот немного деньжат подкинул. «Возьми, — говорит, — купи себе форму новую».

— А как это мужичок выглядел?

— Да так себе, ничего особенного, плюгавенький мужичонка, пухленький, а на ногах валенки, — ноги больные, — говорит.

— А много денег он тебе дал?

— Целую косую.

— Ну и задал ты нам задачу, Миша. Иди пока домой, распишись о невыезде.

Стали внимательно рассматривать эскиз с Мишиной спины. На рисунке справа, как бы в облаках трехглавая церковь, слева — одноглавая, не то церковь, не то часовня, рядом могила, на могиле крест, на котором сидят две вороны, а на краю могилы распустившаяся чайная роза. Внизу узорчатый забор со стрельчатыми воротами, а над воротами в овале цифра 26.

— Рисунок на ребус смахивает. А сколько лет Михаилу? — поинтересовался Сорокин.

— Двадцать семь. А почему цифра двадцать шесть? Вот это ребус, Костя.

— Нет, товарищ капитан, это не ребус, это, — Сорокин провел рукой по бумаге, — схема Смоленского кладбища. Направо церковь, налево — часовня Ксении Блаженной, а на воротах цифра двадцать шесть, что значит — Камская, двадцать шесть, — кладбищенский адрес.

— Куда мы сейчас и пойдем, — закончил Ромашов. — Мы должны выяснить, что там на кладбище за могилка с воронами и розочкой. Пошли, Костя. А ты — молодец, наблюдательный.

— Вырос на Васильевском и этот район знаю очень хорошо.

Через пятнадцать минут, взяв с собой фотоаппарат, они были у ворот Смоленского кладбища.

— Смотрите, Алексей Николаевич!

Прямо над их головой табличка с надписью «Камская, 26». Вошли на территорию кладбища, направо Смоленская церковь, налево часовня Ксении Блаженной.

— Вот видите, Андрей Николаевич, пока все сходится.

Подошли к часовне, и слева от нее увидели могилу, над которой черный мраморный крест и на нем надпись: «Ворона Михаил Петрович, Ворона Мария Яковлевна 1860—1914 год». — Супруги скончались в один год. А вот и розочка, которой уже нет, — Сорокин показал на разрытый край могилы. — Кто-то вырыл розочку чуть раньше нас, — рядом с могилой валялась поломанная коробка от немецкого противогаза. И на влажной земле огромные следы от валенок с галошами.

— Снимай, Костя, это интересно.

Сорокин щелкнул «лейкой». К ним подошел участковый младший лейтенант. Поздоровался.

— А вы кстати, — Ромашов улыбнулся. — Случайно не знаете, кто у вас на участке в такой обувке ходит? — Капитан указал на след, оставленный у могилы.