Первый. Бывший. Единственный (СИ) - Суботина Татия - Страница 70

Внутренний голос подсказывал мне, что не могло. Меня так захлестнули неожиданные чувства, вскружило голову и ослепило любовью… Я себя толком не разбирала, не то что других слушать.

– А я Иннокентий, – совсем не смутился мужчина и протянул моей бабушке руку.

Я хмыкнула, ожидая от Муси веского ядовитого словца, но… его не последовало.

– Знаю, – сказала бабушка и ответила на рукопожатие, заставив меня засомневаться, на какой это она стороне.

– Очень приятно познакомиться, Мария Степановна, – улыбнулся Дубравин. Правда, сразу же поморщился, потому что нижняя губа у него тоже была разбита.

– Посмотрим, – туманно ответила этот миротворец с ружьем, двустволки сейчас при ней, правда, не наблюдалось.

– Муся, можно тебя на минуточку? – прошипела я, когда Дубравин вышел из комнаты.

Она окинула меня проницательным взглядом и лишь хмыкнула.

– Чай приходи пить, тогда и поговорим. Или нет.

Вот так Муся оставила меня на съедение разбушевавшимся эмоциям.

Выгоду он, значит, преследовал. Фиктивный брак ему понадобился. Да и дамочки посговорчивее наверняка имелись: Дубравин всегда пользовался популярностью у женщин, так он бывшую выбрал, исключительно ради дочери. Почти что альтруист и жертвенник.

И почему меня это так злило?

В гостиной я появилась только через полчаса – столько времени мне потребовалось, чтобы заставить себя успокоиться. Хотя бы внешне лицо держать.

Но стоило мне увидеть картину, которая предстала перед глазами, так все спокойствие улетучилось, словно и не было никогда.

Дубравин мирно пил чай и прекрасно проводил время в кругу моей родни. По одну его руку сидела мама, по другую – Муся. Рядом с ней пристроился Миша, а Никита занял место напротив незваного гостя и казался единственным, кто сверлил его неприязненным взглядом.

У Дубравина был подбит левый глаз, явно пострадали нос и губа, виднелись ссадины на лице. Наверняка и по корпусу Ник зарядил не раз.

Брат отсвечивал правым подбитым глазом, бровь была заклеена пластырем, скула красовалась припухлостью – кровоподтеком, костяшки пальцев оказались сбиты в кровь.

Дочка тоже сидела за столом, и мне сразу не понравилось то внимание, с которым она рассматривала Дубравина.

– Моя мама говорит, что драться нехорошо, – сказала Руся, глядя на моего бывшего.

– Очень плохо, малыш, – подтвердил Кеша.

– Тогда почему вы дрались с моими дядями?

– Понимаешь, – завел Никита, – иногда у справедливости чешутся кулаки, а иначе этот зуд не унять. И тогда кое-кто получает…

– …за дело, – дополнил его Дубравин, чем заслужил уважительный взгляд от Миши.

– Так я тоже укусила парней за дело, а мама все равно ругалась, – сказала Руся.

– Ты кусалась? – выпучила глаза моя мама.

– Много хоть откусила? – деловито поинтересовалась Муся. – И где боевые трофеи?

– Сбежали, – тяжело вздохнула Руслана. – Хотя я могу показать видео для тиктока, мы с Сашкой его вместе делали, чтобы остановить булинг.

Дубравин прыснул чаем, закашлялся.

– Простите, – выдавил он из себя, утершись салфеткой. – Ты сказала булинг?

Руся была слишком сообразительной для своих лет. Интересовалась совершенно не детскими темами, иногда говорила такое, что и на голову не налезало. Но я ею гордилась в те моменты, когда она не ставила меня своими вопросами в тупик.

– Так и знала, что вы не разбираетесь в этом, – сморщила носик моя дочь. – Мало кто разбирается, а он ведь везде. Много кто с этим сталкивается. И ваш Матвей, кстати, тоже.

– Мой Матвей? – еще сильнее удивился Кеша.

– Да, потому что не такой, как все. Белая ворона, – охотно закивала она.

Бывший напрягся.

– Хм-м… Матвей другой, да, – почесал подбородок Дубравин. Я прямо видела, как ему сложно было подбирать слова. – Он…

– Гениальный художник, – перебила его Руся. – Ну или почти гениальный. Я не видела, чтобы кто-то лучше рисовал. Вот ему и завидуют.

– Думаешь? – склонил голову набок Дубравин. Облегчение, что отразилось на его лице, не заметил бы только слепой.

Никто не вмешивался в их диалог, а мой бывший муж явно вообще забыл, что в этой комнате кто-то находится кроме него и Русланы. У меня даже сердце сжалось от того, как именно Кеша смотрел на дочь. Словно на настоящее чудо.

Она таковым и являлась.

Неожиданным, долгожданным чудом. Для меня.

А Дубравина я всего этого лишила. Выдала приговор без права обжалования.

И теперь, когда я смотрела на то, с какой жадностью бывший ловил крохи внимания от дочери, у меня сердце обливалось кровью. Да, оно еще способно было на жалость к этому мужчине.

И не только на жалость.

– Я вам видео покажу, вы все поймете, – выдала Руся, вскакивая со стула. – А если нет, то придется объяснять.

– Тебе повезло, что отца нашего не было, – сказал Никита, едва только рыжая егоза скрылась. – Он бы с тобой церемониться вообще не стал. И в воздух палить тоже.

– Как и я, вздумай кто обидеть Руслану, – серьезно заявил Дубравин.

– У нее хватает защитников, а ты… – нахмурился Никита.

– Довольно, – резко оборвала их Муся. – Не игрушку делите, а живую девочку, между прочим. Что ты там застыла, Вася, как неродная? Иди к столу.

Я вздрогнула, не ожидала, что так скоро буду замечена. Но Муся всегда была слишком внимательна, даже к мелочам.

– Нет, у меня дел много, – пробормотала я и ринулась через гостиную в прихожую. – Проветриться хочу.

Вот уже битый час проветривалась, махала лопатой, а внутри как клокотало все, так и продолжало. Безумно хотелось плакать и кричать или исчезнуть – упасть в снег и раствориться для мира на пару деньков. Но…

– Мам!

На это «мам» я реагировала всегда, вот и сейчас встрепенулась.

– Что-то случилось, доченька? – потянулась я к ней.

– Ты не замерзла?

У меня ком к горлу подкатил от такого простого, но важного вопроса. Вроде это я должна была проявлять заботу о дочери, а тут…

– Нет, все в порядке, – голос у меня был хриплым.

– А почему тогда у тебя на лице лед? – склонила голову набок Руся.

Я дотронулась щек – и действительно, лед: слезы замерзли.

– Это снежинки на мне растаяли, а потом замерзли. Привычное дело, – пожала плечами я. – Ты разве не помнишь, как и сама приходила домой такой же, когда с Сашкой долго на горках катались?

– Ну да, – хмыкнула дочка. – На горках весело, особенно если сцепить санки паровозиком. А здесь какое веселье? Муся домой тебя зовет, чай пить.

Рядом с Дубравиным мне не хватало воздуха. Да и решение не приходило, поэтому я не готова была с ним встречаться так скоро.

И вообще, тот факт, что я как-то раздумываю о его предложении, а не сразу отметаю, существенно выбивал меня из колеи.

– У меня еще много работы, видишь? – Я неопределенно махнула рукой.

Хоть махала я тут лопатой, но особенно двор не почистила.

– Так разве она женская? Сама говорила, что нет. Дядя Ник и дядя Мих все сделают, бросай лопату, – подмигнула мне егоза. – Хочешь, я сейчас сама их попрошу?

– Не надо. Да и чай мне что-то совсем не хочется, а ты иди в дом, чтобы не простыла.

– Зря. Пирога не достанется. В большой семье… Как там ты говорила?

– Клювом не щелкают, – улыбнулась я.

– Вот точно. Не щелкай, мам.

– Бабушка наверняка мне оставит кусочек, не волнуйся.

Руслана мялась рядом, не уходила, а потом вдруг заявила:

– А давай снеговика слепим?

Я удивилась ее желанию – иногда она хотела казаться слишком взрослой, – но согласилась. От уборки снега я действительно устала и валилась с ног, но упрямство не позволяло мне вернуться в теплый родительский дом. Словно невидимый барьер на моем пути ставило, который я не могла ни перешагнуть, ни разрушить.

– С чего начнем? – спросила я у дочери.

– Ну ты как маленькая, – закатила глаза она. – Катай комки, чур, я голову!

Мы принялись за дело, шепчась, как два заговорщика, и смеясь. Я давно не занималась чем-то таким простым и забавным, а нужно было: расслабляло и нежило в забытых объятьях детства.