Возрождение Феникса. Том 1 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич - Страница 23

Через десять минут «Волга» скользит по пустынным улицам вечернего города. Мимо проносится великолепие сверкающих огней. Хотя я не сильно поражен, всё же помпезные мегаполисы Постимпериуса самые красочные, самые выразительные. Но влажное мерцание домов создает достаточно расслабляющую атмосферу.

— Куда, Сень? — спрашивает Тимофей, сворачивая в центр. Он усмехается. — В бордель, может?

— Не сегодня, — я листаю в смартфоне афишу. — И не на этой машине. Я не хочу подставить свою мать. Что подумают о Елизавете, если увидят ее авто в подобном месте?

— Да, чё-то я взял лишка, — чешет голову слуга.

— Давай на выставку картин на Трехсвятской. — Моему внутреннему эстету захотелось наконец-то увидеть нечто прекрасное.

На выставку я иду один. Не потому что сноб и не хожу со слугами на публичные мероприятия, причина в другом:

— У-у-у, картины, — проворчал Тимофей. — Нет, чтобы в киношку, как нормальные люди. Сам шуруй, Сенька. Подремлю пока в машине.

Выставка почившего художника Краснова проходит на втором этаже крупного торгового центра. Для мероприятия использовали широкую галерею, втиснутую между витринами магазинов. Оплатив билет на кассе, я начинаю обход экспозиции. Внутри жарковато. Расстегиваю легкий пиджак цвета бычьей крови. А еще не забываю на людях постукивать тростью, это беспременно.

Феникс внутри меня просто горланит от восторга, словно деревенский петух. Краснов, чертяга, умел писать, цепной меч мне в пузо!

Беру коктейль с подноса у проходящего мимо официантки.

— Молодой человек, этот смузи очень крепкий. Не советовала бы.

Оборачиваюсь на голос. Две юные дамочки в чёрных длинных платьях в обтяжку, с глубоким декольте и разрезом по бедру. Очень аппетитные красотки. Особенно шатенка с убранными в хитрую прическу волосами. Но и вторая тоже обладает вполне «вкусными» формами.

Приподнимаю бровь.

— Сударыни, как так? Он же безалкогольный, — спирт бы я почуял.

— Имбирь, — шатенка демонстративно высовывает язычок между пухлых губок. — Явно переборщили. Очень ядреный коктейль.

— Значит, и очень полезный, — отпиваю напиток через соломинку.

Девушки с любопытством изучают меня. Да и не только они. Благодаря магнетизму я привлекаю не меньше взглядов, чем экспозиция. Хотя женщин завлекло бы и одной моей симпатяжной внешностью. Еще и трость добавляет облику необычности.

Я представляюсь девушками, в ответ подруга шатенки улыбается:

— Людмила Гуднова, очень приятно.

Смотрю на шатенку, но та и не думает называть себя, а спрашивает:

— Арсений, просто любите картины или сами пишите?

— Когда-то писал, очень-очень давно, — улыбаюсь, игнорируя невежливость шатенки. Может, разозлилась, что пью оскорбленный ею коктейль? Кстати, на самом деле неплохой.

Девушка окидывает меня скептическим взглядом огромных озерных глаз:

— В детсадовском возрасте? Вряд ли те рисунки можно назвать картинами.

— Анфиса? — шокировано говорит ее подруга.

А, понятно. Магнетизм обратил эту красотку против меня. Что ж, такова участь Префектов. Зато враги всегда честны с нами.

— Те нельзя, поэтому речь о настоящих картинах, — равнодушно отвечаю и перевожу взгляд на пейзаж корабельной рощи.

— О, тогда сколько же полотен вы написали? — Уф, теперь она не отстанет от меня. Один мой вид раздражает ее, как быка красная тряпка.

— Около тридцати тысяч, — говорю как есть.

Хоть я и прославился как топовый воин Постимпериуса, но также проявил себя в живописи и скульптуре. Например, на «Крыльях Феникса», моем флагмане, целую галерею увешивали портреты капитанов Золотого Легиона. Каждый портрет писала моя рука.

Но «безымянная» Анфиса, конечно, воспринимает мои слова как насмешку. Она переглядывается с подругой.

— Люда, пожалуй, достаточно, пойдем. Мне еще надо встретить пару настоящих художников до встречи с бабушкой.

Людмила бросает тайный взгляд на меня.

— Анфиса, а я останусь с Арсением, хорошо?

— Фи, отойдем, — Анфиса хватает ее под руку и чуть ли не силой оттаскивает к дверям, у которых тихим голосом шипит: — Что с тобой? Этот школьник либо издевается над нами, либо лживый наглый хвастун.

— А, по-моему, он милый.

— Ты его вообще слышала? Я охерела… Тридцать тысяч! Пикассо, блин.

— Он просто пошутил, ты не поняла…

— Всё. Я пошла, — Анфиса разворачивается и рассерженно цокает каблуками прочь. А Людмилу волной ее истинного желания прибивает обратно ко мне.

— Арсений, давайте посмотрим Краснова вместе, — лучезарно улыбается девушка.

Я закусываю соломинку, отпивая ледяной коктейль. И правда, немного ядреный.

Полчаса мы с Людмилой ходим по галерее, рассматривая картины. Точнее, это только мой взгляд скользит по полотнам, девушку больше волнует мое лицо.

Пьем коктейли, болтаем. Держась рядом, Люда машинально поглаживает свою руку. Слежу за ней краем глаза. Интересно, как я действую на более искушенных девушек, чем Дося с Феней. Эта барышня красива, богата, юна, окружение симпатичных парней для нее, должно быть, в порядке вещей, но мое обаяние все равно не оставляет девушку равнодушной. Она сильно взволновалась, и явно не кистью талантливого Краснова. Дыхание. Ритм сердца. Розовые щечки. Девушка даже дышит более интенсивно.

Сначала мы обсуждаем картины. Об истории российской живописи я знаю мало, лишь поверхностно нахватался из сети, но, зато, могу оценивать произведения в плане искусности техник и верно подобранной манеры исполнения. Хватает опыта созерцания произведений искусства разных Галактик.

— Вот здесь с тенями художник немного поленился, — киваю на пейзаж овсяного поля.

— Что вы говорите? — хлопает глазами девушка. — Это же «Овес»!

— Уж вижу, что не кукуруза, — улыбаюсь. — А посмотрите на грунт, тени колосьев будто не законченные. Тут бы довести дело до конца свободной кистью с чередующимися пастозными и лессировочными приемами, но не сложилось.

— И ведь и правда… — всматривается в масляные краски Людмила. — Ну у вас и глазомер, Арсений! Пока не сказали, я и не замечала, а теперь не могу развидеть. Вы плохой человек! — игриво сверкают ее глазки. — Ужасно плохой!

— Ну и ладно, — не расстраиваюсь. — Пускай. Слышал, что хорошеньким девушкам как раз нравятся плохие парни, — подмигиваю, и она смущается.

— А если я не такая? — уже почти флиртует барышня. — Станете ради меня хорошим?

— Зачем? — делаю непонимающее лицо. — Чтобы не мешать вам любоваться на скверные картины?

— Да вы нахал! — толкает Люда меня локтем, хитро прищурившись.

Спустя еще пару минут такого пустого веселого разговора она вдруг пытается оправдать подругу, о которой я успел позабыть:

— Извините Анфису, Арсений, уверяю, что не в ее характере быть такой грубой.

— Видимо, у сударыни были причины вести себя так.

— Даже и так, но не думаю, что у грубости могут быть уважительные причины, кроме, разве что, такой же грубости.

— Очень правильно сказано. Я восхищен вашей жизненной позицией, — помешиваю кубики льда трубочкой.

От моих слов барышня краснеет и чуть сутулится, от чего ее достойные формы едва не выглядывают из выреза платья, опасный момент. Не замечая чуть не случившейся катастрофы, она опускает взгляд.

— Арсений, можно вас немного попытать? — смущенно спрашивает.

— Зависит, насколько будут жестокими пытки, — улыбаюсь, кивая на окружение. — Не хотелось бы мешать посетителям нашими криками.

— Ммм, — немного теряется Люда, но включается в игру. — Тогда я постараюсь быть нежной, — игриво смотрит на меня. — Обещаю, обойдемся без жестокости. Помучаю вас только парой вопросов. Итак… — она внимательно осматривает мое юное лицо. — Вы ведь учитесь в Твери?

— Да, через три месяца заканчиваю среднюю школу, — киваю. — Затем поступлю в Москву.

— О, замечательно! — барышня радостно потирает открытый локоть. — Значит, скоро мы там и встретимся. Ведь здесь мы с друзьями гостим у Анфисы. Хорошо, что вы поделились своими планами. А то уже подумала, что больше с вами не увижусь.