Молчаливая весна (СИ) - "Anzholik" - Страница 23

— Этот шаблон работает. Почти беспроигрышно.

— Не с ним, — подмигивает. — Хотя, если бы пролила ты… Но это уже другой разговор.

— Я хочу уйти отсюда, — устало выдыхаю. Предвкушение какого-то дерьма начинает накатывать. Непонятная паническая атака. Хочется зарыться под землю и переждать. Просто не видеть, как он выходит из-за стола, а спустя минуту она идет за ним. Не считать в уме каждую секунду, что они находятся там вместе.

— Успокойся.

— Я хочу уйти, — словно мантру повторяю. И не выдерживаю. Трясущимися руками заталкиваю в сумочку телефон и сигареты. Пытаюсь даже не поднимать глаза на проход, ведущий к уборной. — Просто не останавливай меня и не иди за мной, пожалуйста, — шепотом, приблизившись к нему слишком близко. Почти касаясь губами.

Он отпускает. Смотрит с беспокойством, но выполняет просьбу. А я трусливо сбегаю, слишком боясь подтверждения моим картинкам, так ярко мельтешащим в сознании.

С невероятной скоростью, чудом не вписавшись во что-либо, выхожу на улицу. Уже практически полночь, и я неслабо сглупила, что не взяла хотя бы пиджак. Холодно. Чертовски холодно, и ветер мгновенно пробирается под тонюсенькое платье, вымораживает до самых костей.

Непослушными руками вызываю такси. И вроде сегодня обычное семнадцатое сентября, но уже трижды натыкаюсь на короткие гудки. Словно именно тогда, когда так сильно мне нужно смыться отсюда, помощь мне не окажут.

С четвертого раза все же дозваниваюсь, успев заказать машину, которая будет только через десять-пятнадцать минут. Четко понимаю, что замерзну смертельно. Не в прямом, разумеется, смысле, но суть ясна. Вернуться в бар и переждать эти гребаные минуты желания ноль. Слишком сильно я ревную. Слишком боюсь не увидеть их до сих пор за столом. Слишком… Проще стоять в темноте, терзаемой ветром, чем полосовать ожиданием душу внутри заведения. К черту.

Каждая минута течет невыносимо долго. Я едва ли не отсчитываю по секунде. Дрожа осиновым листом. Кирилл, что очевидно, так как я сама попросила, не выходит. А он бы не помешал, со своими теплыми руками и косухой. Но поздно пить боржоми.

Ноги начинают ныть. Усталость и сонливость вместе с душащей безнадегой — хреновые спутники. И вроде обещала себе не курить, но нервы слишком расшатаны. Достаю пачку. Подцепив пальцами, вытаскиваю сигарету и спустя пару секунду уже вдыхаю едкий дым. Не спасает. Никотин не согревает. Он и не должен, по сути, зато становится чуток спокойнее. Самовнушение и ладно. Такси, черт побери, где же ты? Увези меня отсюда, пока я окончательно не сожрала себя изнутри, буквально ощущая спиной происходящее в баре.

С каких пор я стала настолько мнительной и истеричной? Что за приступы паники? Почему страх так велик, а ревность настолько всепоглощающа?

Самоедство еще никому впрок не шло. Мозг затуманен. Глаза практически на мокром месте. Ну вот и разбилась. Здравствуйте, осколки… А ведь обещала себе собраться в кулак, сидеть в нем и не рыпаться, ожидая перемен. Дождалась?

— Красота важнее здоровья? — Вздрагиваю, нешуточно испугавшись, так как не слышала шагов. Темнота кромешная. Голос до боли знакомый врезается ржавым ножом между лопаток.

Чувствую, как мне на плечи ложится пиджак, согретый чужим теплом, и меня окутывает его запах. Лёша… Поворачиваюсь полуонемевшим от ветра телом. Чтобы проверить, не померещилось ли. И правда, он. Стоит спокойно напротив. Так близко, что некомфортно. Укутывает посильнее и притягивает ближе. Обнимает.

Не знаю, что ему сказать. Теряюсь. Тушуюсь. Дрожу. Вопросов миллион и пару вагонов, но в горле комом застревают и все тут. Язык, онемевший, прилип к небу, не отодрать. И в его руках так тепло. А сердце плачет, истекает кроваво. Рядом с ним и хорошо, и больно. Глаза сами собой закрываются. Подбородок утыкается в его плечо. Сердце проламывает грудную клетку. Пытка.

Никаких эротических мыслей. Никакого вспыхнувшего желания. Только дрожь от его близости, мольба о том, чтобы застрять в этом моменте на подольше и, встрепенувшаяся, нехотя оживая, надежда.

Он пахнет собой. Ненавязчивой туалетной водой без примесей женского парфюма. Очень хочу, чтобы это означало то, что она не добралась до него все же. Воспаленный мозг не прекращает подкидывать истязающие меня мыслеобразы. За десять-пятнадцать минут можно успеть многое, даже не касаясь его тела. Просто встать на колени и…

Слышу звук шин. Понимаю, что машина подъехала. Но терять ощущение его рук… Я практически готова отправить такси обратно. Или же позвать его с собой. Но он решает все за меня. Отпускает. Отступает на шаг. Плохо вижу, что в его глазах сейчас. Просто не понимаю этого выражения. Но там нет льда.

Открывает мне дверцу, дает таксисту пару купюр.

— Завтра мне нужен будет мой пиджак, — ровно говорит мне, захлопывает следом дверцу. Постукивает по крыше машины пару раз рукой, позволяя нам отъехать. А я все еще в шоке, смотрю на него, не мигая, автоматом поворачивая голову, чтобы не потерять из виду, пока мы не исчезаем за поворотом.

Лозунг сегодняшнего дня: «Вытри сопли и помоги себе сама». Пытаюсь взять себя в руки, но выходит плохо. Я всю ночь прокрутилась в постели, так и не сумев толком поспать, несколько часов беспокойного полудрема не в счет. Состояние на грани фола. Веки грозят намертво задраить глаза. В руках такая слабость, что я едва удерживаю небольшие кружки. Ноги вообще как у зомби, лишь благодаря моим усилиям волочатся. Хронический недосып весь последний месяц медленно меня убивает.

Еще с самого утра мне позвонила Вера. Обвинила во всем, на чем свет стоит, и сказала, что такого от меня не ожидала. И вот уже полдня, не меньше, я пытаюсь вспомнить, что же такого я успела сделать, что заслужила такое. Обиды нет. Лишь раздражение, глухое и окостенелое. Привычное, я бы сказала. Наша дружба, видимо, испустила последний вздох. Мучаясь в агонии уже долгие месяцы.

А ближе к вечеру, когда я тихо засыпала за кассой, пришел Кирилл. Помятый. В солнечных очках, чтобы скрыть синяки под глазами. И скрипучим голосом.

— Что с тобой, зомби-бой? — пытаюсь улыбнуться, но выходит скверно.

— Я вчера выпил свою месячную норму. Мне так фигово, что я думал, до тебя никогда уже не доберусь, сдохнув в обнимку с белым керамическим другом.

— Крепкого чая заварить?

— Заварить, — кивает и стягивает очки с лица. Похож на взъерошенного попугая-наркомана. — Только вот как я его в себя запихну — вопрос открытый. Я блюю даже от простого глотка воды. Во мне настоящий шторм, господи, помоги мне, — обойдя кассу, заходит на кухню и буквально падает в кресло.

— А я хочу спать. А спать хочет меня. Но чертова работа не дает нам побыть вместе.

Шутка звучит так устало и неуместно, что не вызывает даже легкой улыбки.

— Тем не менее, пиджак Лехе и правда нужен, — закрыв глаза, бормочет под нос. — У него с утра завтра встреча. И не то чтобы у него не было еще одного костюма… Просто надо его вернуть. Там, кстати, в нем его телефон, — последнее с улыбкой.

— Да? — удивленно смотрю на него. Сонливость отползает, словно дикая кошка, попеременно шипя и пытаясь цапнуть посильнее.

— Что, у тебя даже желания полазать у него по карманам не возникло? Нет в тебе духа авантюризма, женщина. Я бы на твоем месте даже подкладку распорол, а то вдруг там что-то интересное.

— Ты не на моем месте, — протягиваю ему горячий чай. Кривится от запаха, но отпивает пару глотков.

— Надо же, пока обратно не просится, — отпивает еще, блаженно выдохнув. — Предчувствуя твой вопрос о вчерашнем, рассказываю: когда ты ушла, спустя пару минут он вернулся в зал. Один. И первое, что сделал — осмотрел помещение и уткнулся в меня взглядом. Я просто кивнул в сторону выхода, и он, подхватив пиджак, свалил. Утолил я твое любопытство, детка? — самодовольно, чуть более живой, чем прежде, спрашивает.

— А Вера?

— А что Вера? Появилась минут через десять после него, судя по лицу, расстроенная и, думаю, не ошибусь, сказав, что заплаканная, — пожимает плечами, протягивает мне чашку. — Можно мне еще этого чудесного эликсира?