Красная сестра (ЛП) - Лоуренс Марк - Страница 9

Он утверждал, что Нона и мальчик по имени Турам имели явные признаки родословной хунска. Он ударил Турама, затем попытался снова, и мальчик перехватил его руку прежде, чем удар достиг цели. Когда он попробовал это на Ноне, она позволила ему шлепнуть себя, его твердая рука ударила ее сбоку по голове, оставив ухо гудящим, а щеку — возмущенной горячей болью. Он сделал это снова, нахмурившись, и она нахмурилась в ответ, не делая никаких усилий, чтобы избежать удара, который сбил ее с ног и заменил серое небо яркими и сверкающими огнями.

— …идиотка.

Нона обнаружила, что стоит на ногах, ее плечо в железной хватке Гилджона, рот наполнился кровью. Она вспомнила силу пощечины и как стучали ее зубы.

— Ты же видел, как быстро она повернулась ко мне.

Это было правдой — губы Ноны стали вчетверо больше, и белые копья боли пронзали ее нос. Она повернулась к удару в последнее мгновение.

— Должно быть, я пропустил эту часть, — сказал Партнис.

Нона сглотнула кровь. Она позволила боли пронзить себя – цена, которую она заплатила за то, что взяла деньги из кармана Гилджона. Некоторые дети, проданные своими собственными отцами, почти видели в похитителе ребенка замену. Суровый, конечно, но он кормил их, оберегал. Нона думала иначе. Ее отец умер на льду, и те воспоминания, которые она хранила о нем, согревали ее в холоде, были сладкими на вкус, когда мир становился кислым. Он бы знал, как обращаться с таким человеком, как Гилджон.

У герантов не было выбора, их размеры доказывали свою правоту, не нуждаясь в демонстрации. Хотя Нона подумала, что на месте Сайды могла бы согласиться с Партнисом, когда он обвинил ее в пятнадцатилетии.

Партнис взял их в обмен на десять крон и две.

— Будьте хорошими. — Гилджон, отец для них всех в течение трех долгих месяцев, не нашел для них других слов, без церемоний садясь позади Четыре-ноги.

— До свидания. — Сайда была единственной, кто заговорил.

Гилджон взглянул в ее сторону, палка наполовину поднята для удара.

— До свидания, — сказал он.

— Она имела в виду мула. — Турам не повернул головы, но говорил достаточно громко, чтобы слова долетели до Гилджона.

На лице Гилджона появилась ухмылка, и, покачав головой, он щелкнул Четыре-ноги по заду, приглашая его пройти через ворота, которые человек Партниса снова открыл.

Нона смотрела, как отъезжает повозка, а Гесса, Маркус, Виллум и Чара глядят на нее сквозь прутья решетки. Она будет скучать по Гессе и ее рассказам. Она гадала, кому Гилджон продаст ее и как девочка, неспособная ходить, сможет найти свой путь в этом мире. Возможно, она тоже будет скучать по Маркусу. Мили стерли его острые края, колеса крутились и крутились... каким-то образом превращая его в кого-то, кто ей нравился. В следующее мгновение все они исчезли.

— Теперь вы мои, — сказал Партнис. Он позвал молодого человека, чинившего сеть, худощавого, но мускулистого под шерстяным жилетом, с темными волосами и бледной кожей, но не такой темной и бледной, как у Ноны. — Это Джеймс. Он отведет вас к Майе, которая будет вашей матерью. Она из тех, кто дает пощечины. — Партнис одарил их тяжелой улыбкой. — Я не думаю, что замечу кого-нибудь из вас, пока вы не дорастете до такой высоты. — Он прижал руку к груди. — И если я это сделаю, то, вероятно, это будет плохая новость для вас. Делайте, что вам говорят, и все будет хорошо. Теперь вы принадлежите Калтессу. Куплены и оплачены.

Майя оказалась больше чем на фут выше Партниса, руки толстые, как мужские бедра, лицо красное и покрытое пятнами, как будто постоянная ярость держала ее в своих челюстях. Чтобы компенсировать ее цвет лица, Предок дал ей густые светлые волосы, которые она заплетала в тяжелые канаты. Она стояла на чердачной лестнице после того, как проводила новоприбывших наверх, и только ее голова и плечи виднелись во мраке.

— Здесь никаких фонарей. Никогда. Никаких свечей. Никаких ламп. Нарушите это правило — и я разрушу вас. — Она щелкнула тяжелыми костяшками пальцев. — Когда вы не работаете, вы здесь, наверху. Еда на кухне. Вы услышите колокол, когда придет время. Пропустите его, и вы не будете есть.

Нона и остальные сидели на корточках рядом с люком, наблюдая за гигантской женщиной. Затхлый воздух напомнил Ноне о хлебном складе Джеймса Бейкера в деревне. Вокруг них шуршали тени. Кошки, скорее всего, крысы и пауки наверняка, но и другие дети, наблюдающие за новичками.

Майя повысила голос:

— Не приставайте к новому мясу. Для этого достаточно времени внизу. — Она уставилась на пятно темноты, которое казалось не темнее любого другого. — Денам и Регол. Если я увижу любые синяки и шишки на новых покупках Партниса, я стукну вас головами так сильно, что вы поменяетесь мозгами. Слышите меня? — Пауза. — Слышите меня? — Достаточно громко, чтобы задрожала крыша.

— Я тебя слышу. — Рык.

— Услышал. — Смешок вдали.

Остальные появились, как только Майя ушла. Двое длинноногих мальчишек спрыгнули со стропил в самую гущу новоприбывших. Нона не видела, чтобы они там прятались. Другие выскакивали из тени, или не торопясь выходили, или крались, каждый по своей природе. Никто из них не был так мал и молод, как Нона, но большинство было немногим старше. С той стороны, куда смотрела Майя, появился огромный мальчик, хмурый под густой копной рыжих волос, мускулы вздувались и перекатывались под бесформенной холщевой рубашкой. Несколько мгновений спустя к нему присоединился парень, почти такой же высокий, но худой, как ива, с черными волосами, ниспадающими на глаза, и кривой улыбкой в уголках рта.

Собралась толпа, гораздо больше, чем ожидала Нона. Съежившись и насторожившись, они ожидали развлечения.

Рыжеволосый гигант открыл рот, чтобы пригрозить им:

— Вы...

— Ой, тише, Денам. — Темноволосый мальчик встал перед ним. — Вы — новички. Я — Регол. Это Денам, будущий подмастерье, и самый крутой, самый свирепый воин, которого когда-либо видел чердак Калтесса. Посмотри на него неправильно, и он сожрет тебя, а потом выплюнет кусочки. — Регол оглянулся на Денама. — В этом-то и суть, не так ли? — Он снова перевел взгляд на новичков. — Теперь, когда мы убрали хвастовство в сторону и избавили Майю от необходимости шлепать Денама, вы можете найти себе место для ночлега. — Он небрежно махнул рукой в темноту. — Не наступайте никому на пятки.

Регол повернулся, словно собираясь уйти, но остановился.

— Скорее рано, чем поздно, кто-нибудь попытается убедить вас, что причина, по которой многие из нас здесь такие же обездоленные, как и вы, заключается в том, что Партнис ест детей, или существует какое-то испытание, настолько смертельное, что почти никто не выживает, или иногда Майя забывает посмотреть, прежде чем сесть. Правда в том, что вас купили рано и задешево. Большинство из вас разочарует хозяина. Вы не вырастете в то, что может пригодиться Партнису. И он вас продаст. — Регол поднял руку, когда Денам начал говорить. — И не в соляную шахту, и не в качестве начинки для пирога – просто в любое место, где есть нужда, которую вы можете удовлетворить. — Он опустил руку. — Есть вопросы?

Треск наполнил немедленно наступившую тишину, и Ноне потребовалось мгновение, чтобы понять, что это были костяшки пальцев Денама, который сжал кулаки. Великан нахмурился еще сильнее:

— Я действительно ненавижу тебя, Регол.

— Это не вопрос. Кто-нибудь еще?

Тишина.

Регол вернулся в темноту, переступая со стропила на стропило с бессознательной грацией кошки.

Жизнь в Калтессе оказалась намного лучше, чем в открытой клетке, грохочущей по закоулкам империи. По правде говоря, жить здесь было лучше, чем в деревне Ноны. Здесь она, возможно, была самая маленькая, но не самая странная. Изоляция деревни породила поколения, настолько похожие по внешнему виду, что можно было выбрать любую горстку наугад, чтобы создать убедительную семью. Одна только Нона не подходила под эту модель. Коза в овечьем стаде. Кошелек Партниса снабдил его детьми всех размеров и форм, всех цветов и оттенков, и даже в полумраке чердака они не казались одинаковыми.