Охотник на магов (СИ) - Ллиамах Василий Сергеевич - Страница 34

Честно скажу — удовольствие ниже среднего. Не понимаю, как некоторые добровольно занимаются такими вещами. Скорее всего, для этого надо иметь определенный склад характера. Самолюбие таких людей тешит то, как они своими речами способны завладевать вниманием окружающих. Я никаких подобных чувств не испытывал. Только ладони потели. И это при том, что аудитория моя состояла, хорошо если, из десятка человек, а восприятие их было обильно понижено спиртным. Но под их перекрестными взглядами я все-равно запинался, как мальчишка на исповеди, впервые совершивший кражу.

Моих слушателей, правда, все устраивало. Что тут скажешь, благодарная аудитория — это как минимум половина успеха выдающегося оратора. Слушая о том, как мне удавалось выжить под ударом бушующих стихий, в глазах мужчин проскакивало нечто, отдаленно похожее на восхищение. Хотя полной уверенности у меня в этом не было. Подобных взглядов, обращенных на мою персону, мне видеть ранее не доводилось. Так что я мог и ошибаться.

Да и не у всех от моих рассказов в глазах мелькали такие эмоции, некоторых откровенно коробили мои истории. Ганс Вебер, например, с недоверчивой ухмылкой на лице постоянно вставлял свои едкие замечания и мысли по поводу услышанного, пытаясь сбить меня с повествовательного лада еще больше. Вот к такому отношению я привык, поэтому без труда игнорировал все его колкости, направленные в мою сторону. Солдаты, какими пьяными бы они не были, свой инстинкт самосохранения не теряли. Неосторожных слов в адрес инквизитора, мешающего рассказчику, из них тоже никто не бросал, они ограничивались только неодобрительными взглядами.

Старший инквизитор, также присутствующий за столом, слушал меня с задумчивым и чуть ироничным видом. Он никоим образом не мешал мне вести рассказ, но и своего подопечного не урезонивал, находясь тут, как бы, сторонним наблюдателем.

Хотя скорее всего, искатель правды просто следил за тем, чтобы я не сболтнул чего-нибудь лишнего. Но я был сдержан и, отвечая на вопросы вояк, четко придерживался только темы своих путешествий, и ни разу не упомянул периода подготовки. Тренировки и становление охотника на магов являлись одним из самых больших секретов ордена, все нюансы и тонкости которых знали только его высшие чины и само собой сами охотники, которые все эти нюансы испытали на собственной шкуре. По слухам, разглашение тайн ордена такого порядка каралось очень сурово, но я и без того никогда и ни с кем не собирался об этом говорить. По понятным причинам вспоминать годы, проведенные в монастыре, мне не хотелось.

Наконец, насытившись подробностями магических баталий, солдаты утратили свою бдительность, и мне удалось по-тихому от них ускользнуть, сославшись на малую нужду. Я сразу же направился к лестнице наверх, справедливо полагая, что упиваться одиночеством лучше одному, чем в обществе других людей, тем более, когда эти люди так докучливо навязывают тебе это самое общество. Но по пути мой взгляд наткнулся на Агорника.

Мой духовник сидел в компании кувшина вина, но на первый взгляд не слишком наслаждался его присутствием. Я изменил направление и подсел к нему. У нас с Алексом еще оставалось одно незаконченное дело.

— Не помешаю? — спросил я у него, но в ответ получил лишь молчание.

В унынье просиживать рядом с Алексом весь остаток вечера не входило в мои планы, да и задерживаться в общем зале я не хотел, поэтому не сильно хлопнул ладонью по столу, привлекая его внимание.

— Ты в хлам, или пока что только на веселе? — совершенно непочтительно поинтересовался я у своего наставника.

— Что? — Алекс фокусировал на мне свой взгляд. Казалось, он только заметил, что я сижу рядом с ним.

— Пытаюсь понять насколько ты пьян.

— К сожалению, не так сильно, как хотелось бы. — духовник грустно вздохнул.

— Отчего ты тут вообще сидишь один, в стороне от общего веселья?

— Я не один, я с другом. — кивнул мой духовник на кувшин. — И если ты называешь весельем — сидеть с открытым ртом и слушать твои истории — то я лучше тогда погрущу. Рассказчик из тебя отвратительный.

— Спасибо.

— Пожалуйста. — Алекс кивнул так, словно действительно сказал что-то приятное.

— Ну раз ты не захотел слушать историй о моих старых похождениях, значит придется выслушать о новых. — я откинулся на спинку скамьи, устраиваясь поудобнее.

Какое-то время Агорник молчал, буравя меня не самым своим добрым взглядом и пытаясь понять, к чему я клоню.

— Касий. — наконец хмуро сказал он. — Я сейчас не в настроении шутить с тобой шутки и играть в загадки. Не мог бы ты оставить меня в покое и отправиться… ну скажем в бездну, проверить как там дела у Низшего?

Я машинально оглянулся, чтобы убедиться, что никто не слышал, как монах ордена ругается похлеще карпута-сапожника.

— Я не шучу. — шепотом, словно заговорщик, заверил я своего собеседника. — Мы с тобой кое о чем забыли. А ведь уже два дня прошло после моей схватки с магом.

— И о чем же ты хочешь мне напомнить?

— О твоей работе. — я в успокаивающем жесте поднял руку. — Да не вскидывайся ты так. Лучше вспомни, что мы непременно делаем после каждой удачной охоты. Мы забыли провести обязательную исповедь.

Почему охотник на магов никогда не путешествует в одиночку? А рядом с ним всегда, как минимум, оттирается один скромный монах? Ответ прост: благодаря своей профессии, а точнее в большей степени подготовке к ней и своему становлению, охотники весьма нестабильные ребята в плане душевного здоровья. Грозный убийца колдунов может расклеится по абсолютно детской причине. А значит нужен кто-то, кто сможет в случае чего за ним присмотреть. Или даже облегчить его переживания, снять с души груз. Кто может справиться с подобной ролью лучше, чем духовник? Мне в голову другие варианты не приходят.

Впрочем, облегчения духовных мук редко получается достичь простыми беседами с монахом, каким был профессионалом в своем деле он не являлся. Слишком много в нас надломов, срастить их одними только словами подвластно, наверное, лишь Высшему. Поэтому основной деятельностью коллег Агорника остается все же отслеживание состояния охотника. Для этого существует немало процедур, одной из которых и является обязательная исповедь.

Исповедь — не совсем верное определение данного мероприятия, потому как на ней духовник больше выполняет роль дознавателя, чем исповедника. Исповедник обычно слушает, а не говорит, и тем более не задает вопросов. Такая процедура проводится как правило на следующий день после схватки охотника и мага, и все вопросы в основном касаются ощущений самого охотника во время боя и непосредственно после него. Духовник просто закидывает своего подопечного такого рода вопросами, акцентируя свое внимание на каждой мелочи, а охотник должен на все давать ответ с максимальной самоотдачей.

Это мероприятие является обязательным, что в общем-то понятно из его названия. Такое предписание есть в уставе охотника на магов, и игнорировать его — это практически тоже самое, что и ослушаться прямого приказа от высшего чина.

— А, так ты об этом? — как-то легкомысленно пожал плечами Агорник и махнул рукой. — Не бери в голову.

— В смысле? — последняя фраза Алекса ввергла меня в легкий шок.

— Ну пропустили разок, ничего страшного.

Я облокотился на стол и придвинулся поближе к Агорнику. На мгновение мне показалось, что мой товарищ гораздо пьянее, чем выглядит. Я заглянул ему в глаза, понюхал сильно ли от него разит спиртным. Возможно кувшин, стоящий между нами на столе, имел не одного предшественника. Но нет. Запах вина есть, но он пока еще не такой тяжелый.

— Ничего страшного? — повторил я последнюю фразу Алекса. — Это вообще-то твоя работа. И наши обязательства.

— А, перестань! Я ведь знаю, насколько тебе самому не нравятся все эти беседы с выворачиванием души наизнанку и изучением под увеличительной трубкой твоих собственных мыслей. У нас-то обычные исповеди сводятся к каким-то молчаливым посиделкам, где изредка оброненные тобой фразы можно воспринимать как дар Высшего. Я уже не говорю про обязательные, когда слова из тебя приходится вытягивать буквально клещами. Да и что нового ты сможешь мне рассказать? Я тебя уже семь лет слушаю. И скажу тебе прямо, это скукота неимоверная. Я даже засыпал несколько раз, а, впрочем, ты и сам это знаешь. Это ведь тебе приходилось меня будить.