За семью замками. Снаружи (СИ) - Акулова Мария - Страница 2

Улыбнувшись собственным мыслям, Маргарита дождалась, когда Агата вскинет взгляд. Нахмуренный немного.

Когда хмурилась, она сильно напоминала своего отца. И это делало Рите чуточку больно.

Но дочь Марго слишком любила, чтобы видеть в ней только непутевого Стаса. Нет. Агата для нее — куда больше. Целый мир. Созданный своими руками. Хрупкий и бесценный.

Девочка мотнула головой, отказываясь от предложения, а потом снова уткнулась щекой матери в руку. Переступила с ноги на ногу, послушно подвинулась вместе с тем, как стоявший у кассы человек распрощался и отступил, освобождая место для следующего…

— А Сеня точно сам не может? — Агата спросила через минуту, когда, судя по всему, уже чуть пожалела, что отказалась от предложения мамы отойти на стулья, которые теперь были заняты другими людьми.

— Мы уже почти закончили, зайка. Если хочешь — иди на улицу. У фонтана подожди меня, только не уходи никуда. Там лавки, мороженое. Возьми себе, а я через пять минут…

Предложение было более чем заманчивым, Агата снова нахмурилась, размышляя… И снова же мотнула головой, оставаясь с мамой. Это ей было важнее.

— Вот упрямая…

Маргарита шепнула, Агата улыбнулась, снова пододвигаясь. Перед ними еще двое. А значит, действительно осталось немного. А потом…

Они уже сходили на рынок — купили свежей клубники и черешни. Сейчас вот банк — заплатят коммунальные вместо лентяя-Арсения, а потом помоют ягоду в одном из бюветов, возьмут мороженое, сядут у того самого фонтана, разуются, ноги вытянут…

Будут есть и болтать.

Агата обожала просто болтать с мамой. Жаль было только, что дальше, скорее всего, домой. Но это будет потом, об этом можно даже не думать сейчас. Можно ведь о хорошем…

— Ма…

Агата окликнула, Марго снова опустила взгляд, кивнула, как бы подбадривая… Видела, что дочка мнется, краснеет даже немного, пытается улыбку сдержать…

— Меня Богдан… Вроде как на свидание зовет…

Агата попыталась сказать будто бы легкомысленно, но предательницы-щеки выдали с потрохами. Стали помидорными… Губы растянулись вслед за тем, как то же случилось с мамиными… И взгляды зажглись… У обеих…

— Ага-а-атыш… Ну ты дае-е-е-ешь, сердцеедка…

Рита протянула, Агата тут же не выдержала, сняла свою руку с маминой, к щекам потянулась, чтобы остудить…

Держала в себе новость целых три дня, чтобы сказать только, когда никто посторонний не услышит. Сеня. Каролина. Люди, которые обязательно влезут, хотя их-то не касается.

Только мамы касается…

Которая реагирует, как Агата мечтала. Улыбается широко-широко. Смотрит радостно-радостно. Качает головой, явно собираясь задать миллион и один вопрос, как только они закончат с оплатой, выйдут на улицу и…

Всё меняется в миг.

Сначала слышится какой-то хлопок. Потом чьи-то крики. Улыбка слетает с лица Маргариты раньше, чем с лица Агаты.

Женщина оборачивается, видит что-то, дергает дочь за спину. Делает это довольно грубо. Так, что у Агаты заплетаются ноги, она чуть не летит на пол… Отрывает руки от лица, крутит головой, пытается понять…

А потом вздрагивает от второго хлопка и истошного женского крика, который натурально холодит душу.

И громкого, произнесенного мужским голосом:

— Мордами в пол легли. Быстро.

Агата открыла глаза, шумно выдыхая. По рукам бегали мурашки. Сердце билось гулко. Глаза не хотели привыкать к темноте. А может не хотели признавать реальность, в которой всё не намного лучше, чем было только что во сне.

Она лежит в спальне дома-мечты. Поперек её живота — рука человека, которого она любит. В животе — ребенок от него.

И всё это — полное говно. Потому что ни разу не повод для радости.

Ни разу не возможность отмахнуться от кошмара, прижаться к Косте плотнее, забыться, поплакать может, потому что это-то глазам хочется, почувствовав себя в полной безопасности, как это было раньше рядом с ним.

Больше так это не работает.

С тех самых пор, как он её предал.

С тех самых пор, как она узнала.

С тех самых пор, как она его выгнала.

С тех самых пор, как он не захотел это принять.

Снова пришел. Снова увидел. Снова, сука, победил.

Забрал. Привез. Легким движением руки уничтожил её жизнь ради собственной прихоти.

Сволочь.

Агата чувствовала, как в груди в очередной раз начинает клокотать гнев. Но в то же время знала: лучше гнев, чем страх. Потому что когда затапливает страх, ей в разы хуже.

Продолжая смотреть в потолок, чувствовать давление Костиной руки, Агата пыталась успокоиться.

Ей нужно в туалет. Умыться, прийти в себя, забросить что-то в рот, чтобы утром не тошнило, пока он не уйдет…

Но сделать это нужно так, чтобы Гордеев не проснулся. А он…

Слишком чутко спит. Ещё и наверняка что-то подозревает.

Спасибо, хоть не трогает. Типа дает ей время привыкнуть.

Скотина.

Предатель.

Рекетир.

Человек, посмевший сломать об колено её жизнь.

Он решил, что хочет её в жены.

Он решил, что их проблема в этом.

Он решил, что имеет право…

Не в силах справиться с эмоциями, Агата аккуратно отползла, села в кровати, чувствуя легкую тошноту, пошла в сторону ванной. Закрылась в ней, включила воду, подставила под струю руку, упершись другой в раковину…

Подняла взгляд, посмотрела на себя в зеркало…

Красотка…

Завидная невеста… Точнее жена уже.

Жена самого большого в мире говнюка.

А ещё дура. Какая же она была дура…

Решившей, что отчего-то исключительная. Что нашла себе ручного тигра, которого можно в своё удовольствие дергать за усы и упиваться тем, что тебе-то за это ничего не будет.

Только вот… Будет. Уже есть.

Давным-давно она чувствовала вибрирующей где-то в груди удовлетворение, когда он отбрил Сеню, запретив приближаться. Ей казалось, что это поистине мужской поступок. Причем поступок ради неё — её спокойствия, её желаний. Оказалось, он всё делал для себя. Интересовался для себя. Разбирался для себя. Женился для себя… И не женился тоже.

Ей нужно было очень внимательно прислушиваться и приглядываться, а не хлопать влюбленно глазами. К каждому его слову. К каждому его действую. Они ведь так красноречиво орали, чем всё закончится…

Подумаешь, невесту сменил? Мелочи…

Подумаешь, не спросил ни мнения, ни согласия? Это же Костя… Ему всё можно.

А ей… Просто страшно. Вот уже две недели, как страшно.

И плохо. Бесконечно плохо.

Она отторгает всё. Еду. Ребенка. Костю. Себя даже.

Ей всё противно.

Ей невыносимо.

Она просто ждет, что станет точкой кипения. Ждет, когда её накроет.

Со стороны, наверное, так и не скажешь, что в её жизни многое изменилось. Ведь какая разница, твоя тюрьма — это квартирка в многоэтажке или спальня в просторном загородном доме? Но для Агаты мир просто рухнул. Её перевезли, как барахло какое-то, не поинтересовавшись.

Костя был откровенно доволен тем, как талантливо всё порешал. Гаврила вроде как дружелюбен.

А Агата обнаружила в них людей, которых ненавидела всей душой. Которых с детства боялась. Из-за которых сидела за своими замками. Людей, которые слишком легкомысленно творят зло. Ломают жизни. Людей ломают. Её ломают.

Набрав в ладони воду, Агата плеснула ею себе в лицо. Раз. Второй. Третий.

И на шею сзади тоже, чувствуя, как затекает за шиворот.

Взмокла, как мышь. Из-за кошмара. А может потому, что Костя слишком любит прижиматься.

Приходит каждый вечер.

Рядом ложится.

Неужели не боится, что она заедет в шею осколком, к примеру? Четко в сонную артерию? Неужели не понимает, в каком состоянии человек, с которым он проводит ночи? Неужели она даже в теории не производит впечатление той, которая может навредить, чтобы спастись? А в её голове ведь систематически мелькает… Она его правда ненавидит. И себя тоже. Но его больше.

Агата хмыкнула, снова глядя в зеркало. Улыбка получилась кривой. Взгляд — потухшим. И в нем однозначный ответ: ничего она не производит. А он ничего не боится… Её — точно не боится.