Табу на вожделение. Мечта профессора (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka" - Страница 26

Тяжелый вздох.

— Тьфу-тьфу! С ним у меня все хорошо!

Ревность ошпарила кишки точно кислотой.

Стиснув руль до гребаного остервенения, Марат скривился:

— Надеюсь, ты шутишь?

— Почему?

— Потому что он женат! — отчеканил холодно. — И его покровительство — временное явление!

— С чего вы это взяли?

— Твою мать, Юля! Ты что, реально не понимаешь?

— Не понимаю чего?

— Тебе бежать нужно от Володьки, сверкая пятками! Бежать из его клуба!

И вновь в ответ упрямое:

— Почему?

— Однажды в «Запретный плод» может заявиться какой-нибудь крайне влиятельный человек. Настолько влиятельный, что твой драгоценный Назимов просто не решится ему перечить. Как думаешь, что произойдет, если этому клиенту понравишься именно ты? Не знаешь? Конечно, не знаешь! Но будь уверена, Вова лишит тебя своего покровительства в тот же миг и потребует лечь под другого мужика! Под других! Ты этого ждешь?

— Неправда! — в сердцах воскликнула Юля. — Назимов никогда не поступит так со мной! Он дал мне слово! Он пообещал!

— Ну, дай-то Бог! Дай-то Бог! — криво усмехнулся. — Однако практика показывает — грош цена… такому слову! Не говори потом, что не знала!

Ничего не ответив, девушка с ногами забралась на сиденье, подгибая колени под себя. Скрестив руки на груди, она потухшим взглядом уставилась в окно.

Разговор был окончен. Следующие минут пятнадцать-двадцать прошли в полнейшей тишине. Молчал даже Артем.

Но в какой-то момент Каримов почувствовал его маленькую ладонь на своем плече. Склонившись ближе, мальчуган тихонько прошептал:

— Марат, а почему она спит?

Обернувшись на долю секунды, мужчина обнаружил свою студентку, забывшуюся тревожным сном и скукожившуюся от холода.

От подобного зрелища что-то болезненно заныло в груди.

Плавно притормозив, он так же тихо велел племяннику:

— Дай-ка мне свой плед.

Закопошившись, малец выудил с задней полки теплое покрывало и протянул ему. Недолго думая, Марат расправил его и укрыл им девушку, плотно закутывая ее обнаженные босые ноги. В этот самый момент, испуганно дернувшись, Юля распахнула веки. Вскоре тревога в глазах цвета шоколада сменилась чем-то отдаленно напоминающим задатки благодарности.

— Мы подъезжаем к городу, — пояснил Каримов, возвращаясь в исходное положение, — диктуй свой адрес.

— А можно… высадите меня, пожалуйста, у здания университета.

— Зачем?

Попова смутилась, отводя взгляд в сторону.

— Когда я убегала от похитителей, оставила там свои туфли. Жалко. Мои любимые. Почти новые. Может, они там еще? Может, их не забрали?

Покачав головой, мужчина философски изрек:

— Бабы!

Однако, поразмыслив, возражать не стал. Вскоре они оказались на месте.

Выходить ей из машины Марат запретил. По ее наводкам пошел искать сам.

К его удивлению, обувь действительно лежала нетронутой. И эта мелочь осчастливила Юлю не хуже, чем крупный выигрыш в лотерею.

— Адрес! — настойчиво повторил Каримов, вновь сжимая в руках руль.

— Второе общежитие. На Гагарина.

— Хм! — удивленно.

— Что?

— Не думал, что ты в общежитии проживаешь.

— Почему? Я же иногородняя.

— Да. Но… неужели Назимов не раскошелился тебе на съемное жилье?

— С чего вдруг? Он не обязан!

— Узнаю потребителя Володю!

— Он не нравится вам? Вы говорите о нем с таким… презрением.

— Верно!

— А по…

— Закрыли тему!

Спустя еще десять минут Марат притормозил у главного входа в общежитие.

На крыльце оживленно беседовали три студентки старшекурсницы. Всех их Каримов прекрасно знал. Так же, как и они его. Потому-то и уставились на него сквозь лобовое стекло во все глаза, чудом не выронив сигареты.

Торопливо попрощавшись с Артемом, Юля взволнованно обратилась непосредственно к Каримову:

— Спасибо вам! За все!

Не дожидаясь ответа, девушка покинула салон его автомобиля и шаткой походкой направилась в общежитие. Однако на крыльце ее остановили.

У Поповой завязался диалог с этими мартышками. И судя по всему, не особо приятный. Раздираемый любопытством, Марат опустил стекло со своей стороны. Теперь он слышал каждое слово. Но лучше бы и не слышал вовсе.

— Так-так! — писклявым голосом вещала одна из студенток. — Это с какого же перепуга тебя сам Серп до общаги сопровождает? Ты что же… даешь ему?

— За такие слова дать я могу лишь тебе! И исключительно по морде!

— Спокойно, девочки! — вмешалась вторая. — Не кипятитесь!

— Нет, ну пускай просто признает! Чего врать-то, когда попалась?

— Это их личное дело! — пыталась вразумить их третья. — Они взрослые люди!

— Офигеть! Просто офигеть! И как он в постели? Колись, интересно же!

Юля внезапно впечатала в стену самую наглую и самую настойчивую девицу из этой неразлучной троицы, а после угрожающе прорычала:

— Ты хоть изредка думаешь, что ты говоришь? Между нами ничего нет и быть не может! Не выдумывай! Во-первых, он мне ни капельки не нравится! Во-вторых, я его боюсь до чертиков! В-третьих, он мне в отцы годится! А в-четвертых… считай, что мое сердце просто… занято!

Оттолкнув девушку от себя, Попова пулей влетела внутрь, хлобыстнув дверью напоследок. А Марат сидел точно пришибленный, пытаясь переварить услышанное. Горько усмехнувшись, он яростно шибанул по рулю. Но облегчения данное действо не принесло. Напротив. От неуемного бешенства грудную клетку распирало. Злость требовала выхода.

— Шершнева! Маклакова! Сурикова! — рявкнул громко. — Жду завтра всех троих у себя в кабинете! Обсудим в красках мою личную жизнь! А между делом — ваше выселение из данного общежития!

— Ма…Марат Евгеньевич…

Не желая ничего больше слышать, Каримов сорвался с места.

Но в памяти ядовитой занозой засели слова Поповой.

«Сучки! Вот ведь… сучки! Все-то им нужно знать!»

Оказавшись в фойе общежития, Юля с такой злостью шибанула дверью, что страшный грохот протяжным жалобным эхом разнесся по коридорам здания.

В душе творился дичайший раздрай. Полнейший хаос. Чертов армагеддон.

Ей овладело бесконечное смятение. Да, вечерок выдался тот еще.

Но даже недавнее похищение и страх смерти заботили Юлю сейчас гораздо меньше, чем собственная реакция на слова Шершневой. На одно лишь предположение той о ее возможной связи с Каримовым. Интимной связи.

«Боже…»

Она до такой степени озверела от подобного заявления, что готова была размозжить бестолковую голову этой неисправимой сплетницы прямо о бетонную стену. Ну, либо с корнем вырвать ее поганый язык. Тоже вариант. Однако… девушку не покидало ощущение (странное, нелогичное), будто она настойчиво пытается обмануть саму себя. Без конца прокручивая в памяти свои же слова, брошенные той курице исключительно в порыве гнева, Юля корила себя за излишнюю эмоциональность. За тотальную несдержанность.

«Зачем? Зачем я так сказала? Это же… неправда! Я так не считаю! Я…»

С другой стороны, что еще она могла ответить Шершневой и ее подругам?

Неважно. Уже неважно, ибо…

«Все равно теперь сплетни поползут. Нужно быть к этому морально готовой. Чертов Серп! Не мог высадить меня чуточку дальше? У остановки, например? Обязательно было к главному входу подвозить?»

В тот же миг стыд опалил ее щеки. Угрызения совести пожирали изнутри.

«Я — обычная неблагодарная дрянь! Черт! Самой от себя противно!»

— Попова, ты там в порядке?

Круговорот тревожных мыслей прервался требовательным голосом их вахтера Леонида Семеновича. Вздрогнув, Юля попыталась сосредоточиться на мужчине. Но, как ни крути, это оказалось задачей со звездочкой — от ярости, полыхающей в крови, перед глазами плыло. Да и алкоголь повышенной крепости резко ударил в голову, превращая конечности в вату.

Он путал чувства. Дурманил разум. Горячил кровь. Затормаживал реакцию.