Табу на вожделение. Мечта профессора (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka" - Страница 31

— За опоздание, — предавая себя, потупила взор.

«И за одно лишь свое существование, которое вас так сильно… бесит! Уф!»

Помощь пришла оттуда, откуда не ждали. Внимание Каримова внезапно переключилось на Ирину Синицыну, которая возмущенно воскликнула:

— Трусы? Какие еще трусы?

В аудитории воцарилась гробовая тишина.

Марат Евгеньевич жестом велел Юле вернуться на свое место.

И просить ее дважды не пришлось. Уже спустя пару секунд она бесшумно примостилась за столом, расположенным как раз по соседству с неразлучными подругами — Леной и Ириной.

— В чем дело, Синицына? — с особым участием поинтересовался Серп.

— Простите! Извините! — беззаботно хохотнула та. — Неправильно прочитала мамино сообщение! Имелось в виду… трУсы!

— Переписываешься на моих лекциях?

— Нет! Но… это же мама!

— И что?

— Как что? Если вы завалите меня экзамене, и я вылечу из ВУЗа, то именно на ее хрупкие плечи ляжет забота обо мне в ближайший год. Поэтому маму нельзя игнорировать!

Каримов добродушно рассмеялся, что случалось с ним нечасто.

Очевидно, тоже питал особые чувства к Синицыной. Прямо как Макаров.

— Весомый аргумент, Ирина! — прозвучало снисходительно. А затем как ни в чем не бывало он продолжил лекцию. — Так на чем мы остановились? Ах, да!

Юля нервно поерзала на стуле, ощутив легкий укол… ревности.

«Почему? Почему все относятся к ней с таким уважением? Чем я хуже?»

Внешне девушка старалась казаться спокойной. Но не внутри.

В ее душе извергался вулкан, испепеляя все на своем пути. И навязчивое желание расцарапать Каримову физиономию становилось нестерпимым.

«Зачем он так со мной? Постоянно отчитывает, как школьницу! Боже, так стыдно! И обидно! Очень обидно! Я не понимаю его! Не понимаю!»

В какой-то момент поток тягостных мыслей прекратился.

До слуха донесся приглушенный шепот все той же Синицыной:

— Колись давай! Чего такого сверхъестественного ты натворила?

Ирина странно действовала на людей. Располагающе. В ней чувствовался некий… внутренний стержень. И несгибаемая воля. Глядя в ее пронзительно-зеленые глаза, Попова вдруг ощутила острую потребность выговориться.

— Ничего, — выпалила сбивчиво. — Просто устроилась работать официанткой в ночной стриптиз-бар. А Серп, оказывается, частенько там зависает! Пару раз даже подкатить ко мне пытался — по пьяни! А потом увидел в стенах ВУЗа и понял, что я его студентка. Представляешь, какой конфуз? Завкафедрой, а тут такое! Неудивительно! Теперь вот отрывается на мне по полной программе! Боится, что проболтаюсь… наверное!

— Вряд ли, — задумчиво протянула Ира.

— М-м-м? — недоуменно.

— Сомневаюсь, что он вообще чего-либо боится в этой жизни.

— Надеюсь, все же боится, — выплюнула язвительно. — Надеюсь, его личный кошмар реален! Надеюсь, он существует и сводит его с ума! Надеюсь, он не дает ему спокойно спать по ночам и пожирает изнутри! Надеюсь…

— Оу! — загадочно хмыкнула Синицына, прерывая ее на полуслове.

— Что?

— Осторожнее, красотка!

— В каком смысле?

— Ненависть — сильная эмоция! Самая сильная! Уж я-то знаю! Она поглощает тебя всю, без остатка. Мешает мыслить здраво. Ослепляет. Но если все же хорошенько приглядеться, за этим бесконечным круговоротом обид и недопонимания можно разглядеть нечто… большее. Гораздо большее!

— Ты на каком языке вещаешь? Я ни слова не поняла.

— От ненависти до любви один шаг, говорю, — улыбнулась Ирина. — Продолжишь ненавидеть его так же сильно — однажды влюбишься!

— Никогда! Ни за что! Ты… ты спятила, что ли?

— Нет! Но, по ходу… прилично опоздала с советом!

— Синицына!

— Не переживай! — девушка символично закрыла рот на замок. — Эта тайна умрет со мной! Я не из болтливых!

«Какая еще тайна? Какая, к черту, тайна? Не влюблена я в него!»

Подмигнув, Ира отвернулась от нее и принялась усердно конспектировать лекцию. Юля же себе места не находила, считая минуты до конца пары и искренне завидуя Беловой. Серп (по личной просьбе Макарова) освободил Лену от занятия и отправил на отработку прогулов к Виктору Эдуардовичу.

Тайком поглядывая на Каримова, Попова могла думать лишь об одном:

«Когда же ты настоящий? Здесь, за кафедрой? Или там… в лесу?»

Едва прозвенел звонок, мужчина покинул аудиторию.

Недолго думая, Юля ринулась следом.

— Марат Евгеньевич! — окликнула его, настигнув в коридоре.

— Не сейчас, пташечка! — приглушенный рык.

Поддавшись странному импульсу, какому-то… необъяснимому порыву, она настойчиво схватила заведующего кафедрой за локоть, удерживая на месте. А затем, глядя ему прямо в глаза, твердо отчеканила:

— Нет, сейчас!

Изумленно вскинув брови, Каримов уставился на нее так, будто впервые увидел. Его и без того темные глаза сделались теперь практически черными из-за зрачков, заполнивших почти всю радужку. Его мощная грудь тяжело вздымалась под напором легких, жаждущих кислорода. Даже черты его лица заострились, как у зверя, готового разодрать глотку своей жертвы в любую секунду. Как у хищника. Дикого. Жестокого и беспощадного. Странно ухмыльнувшись (а скорее уж, угрожающе оскалившись), Серп сухо обронил:

— Солнышко, ручки-то при себе держи! Ты же не хочешь, чтобы в ответ я начал распускать… свои? М?

Марат выразительно посмотрел на ее ладонь. Юля же не сдвинулась с места. Пребывая в какой-то пугающей прострации, она продолжала удерживать его.

И дрожать, с ног до головы покрываясь мурашками. От страха. От волнения. От необъяснимого трепета, вызванного их внезапной близостью.

Сквозь тонкую ткань рубашки она чувствовала жар его тела.

Твердость мышц. Силу, бурлящую в этом человеке.

— Нет! — судорожный вдох. — Не хочу! Но…

— Тогда не провоцируй! — прервали ее на полуслове.

— …это единственный способ заставить вас остановиться!

— Да неужели? — скептически.

Каримов сделал крохотный шаг навстречу, будто намеренно вторгаясь в ее личное пространство. Будто намеренно подавляя ее своей сумасшедшей аурой. Ощущая неловкость каждой клеточкой кожи, Юля отдернула руку, словно обожглась, и медленно отступила назад. На безопасное расстояние.

Туда, где было легче дышать. Туда, где сердце грохотало в груди чуть слабее.

Туда, где рассудок немного прояснялся. Следующие секунды прошли в неловком молчании. Наконец, отвесив себе мысленную затрещину за излишнюю эмоциональность, Попова тихо поинтересовалась:

— Что случилось, Марат Евгеньевич?

Мужчина тяжело вздохнул. В одной руке он сжимал папку с документами.

А вот вторую, свободную, ладонь поспешил раздраженно запихнуть в карман брюк, словно заранее принял меры, чтобы ненароком не прикоснуться к ней.

— Что ты имеешь в виду? — отозвался завкафедрой, прожигая в ней дыры своим зловеще-задумчивым взглядом. — Конкретизируй вопрос!

Нервно сцепив в замок дико дрожащие пальцы, Юля грустно улыбнулась.

— Что я такого сделала? За что вы меня наказываете?

— Ты опоздала на полчаса! Я ставлю пропуски и за меньшее!

— Я не об этом!

— А о чем?

— С того дня, как вы помогли мне, моя жизнь перевернулась с ног на голову! — затараторила сбивчиво, заикаясь, теряя мысль. — В тот вечер вы показались мне… А, неважно! Вас же будто подменили на следующее утро! Сейчас вы такой грозный и… холодный, как ледышка! Но там… в лесу вы были… другим! А потом…. Боже! Вчера вы даже торт из моих рук брать отказались! Знаете хоть, как это обидно? Я же от чистого сердца и без какого-либо умысла! Просто отблагодарить хотела. Встала пораньше, чтобы купить его. А вы… Марат Евгеньевич, что происходит? То вы игнорируете мое существование и в упор меня не замечаете, то мчитесь ко мне на помощь черт знает куда, успокаиваете, заботитесь! А потом ни с того ни с сего срываетесь на мне, устраивая публичную «порку»! Зачем? Для чего? Что с вами не так?