Собственность Шерхана (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 11

— Надеюсь, ты расскажешь когда нибудь эту историю мне, — сказал я вслух.

И свёрток взял тоже, ребята в саду закопают. Надо, наверное, цветы ещё купить, сдаётся мне двух живых кошек и одной дохлой слишком мало для того, чтобы выпросить прощение.

Лиза

— Кровь из вены берется. Не бойтесь, больно не будет, — медсестра протёрла сгиб локтя спиртовой салфеткой, а я сжалась. Уколов я боялась, но понимала, что анализы надо сдать.

Когда я полгода назад попала в центр Зайнаб Ильдаровны, меня первым делом отправили проверять, как беременность развивается. Водили по плоскому ещё животу датчику, а я лежала, страшась шелохнуться. На экране пятно показали, похожее на кляксу, — ребенок мой, пусть в это и сложно поверить. И сердце билось уже…

В этот раз я боялась не меньше. Столько выпало испытаний на нашу с малышом долю, особенно в последнее время. И я все ещё помнила слова, сказанные Имраном, что ребенка он себе заберёт. Как же он без меня, без мамы? Да, я ещё совсем не знаю, что делать с младенцами, ни разу на руках даже не держала, но уже точно знала, что мы с ним — команда. И чтобы не случилось, я всегда буду защищать его и опекать.

Когда осмотр закончился, я снова осталась одна в своей комнате.

Имрана не было, дом охраняли. Я подошла к окну, заглянула за занавеску: по высокому забору камеры установлены, на воротах несколько человек в форме охранников. Бежать отсюда будет непросто, но у меня уже есть опыт побегов. Я смогу. В дверь постучали, я обернулась.

Женщина лет сорока пяти в платке, с приятной внешностью, раньше я ее не видела. Она смотрела на меня доброжелательно:

— Лиза, обед готов. Имран Рамазанович велел следить, чтобы вы обязательно ели.

Я пошла за ней на первый этаж, в столовую. Женщина, представившаяся Аминой, поставила передо мной тарелку с густым супом. На столе стояли вазочки с фруктами, нарезка овощей, сыры, мясо — одной мне столько не съесть, неужели все это только для меня одной?

— А Шер… Имран Рамазанович будет обедать?

Амина не ответила, и я поняла, что это не входит в ее обязанности, докладывать о том, где начальство.

Взяла ложку, попробовала. Суп был обжигающе-горячий, но очень вкусный. Я еле аккуратно, а у самой мысли о Снежинке с малышом. Вспомнит о них Чабашев? Даже страшно подумать было, что он может вспомнить о них когда будет слишком поздно.

Странно, но о нем самом я почти не думала. После вчерашней ночи все мои мысли были сосредоточены на Имране. На жгучем стыде, который я испытывала вспоминая, как низко пала.

Себя ту, что семь месяцев назад пришла в ресторан Шерхана в поисках защиты я прощала. У меня опыта не было, я жизнь не знала, и наконец, я не знала, что это именно он меня семьи лишил.

А теперь…теперь я все знаю. И плавиться в его объятиях — предательство.

— Мы отсюда сбежим, — сказала я животу. — Я не хотела быть матерью ребенку того, кто убил моих родителей. Но судьба распорядилась иначе. Тебя я здесь одного не оставлю.

Весь день Амина пыталась меня накормить, под конец дня я стала ощущать себя свиньёй, которую откармливают на убой, но отказаться стеснялась. Она же готовила, старалась ради меня.

Ночью мне не спалось, чужой дом казался полон шорохов и незнакомых звуков. Я лежала, разглядывая потолок. Ребенок не спал, и я тихонько поглаживала живот.

А на утро меня разбудило истошное кошачье мяуканье. Я открыла глаза, заслышав знакомые звуки, села на краю кровати, нашаривая ногами тапочки. С первого раза не попала, так торопилась, что рванула босиком. Сердце учащенно билось, но я даже в мыслях боялась озвучить то, что чувствовала.

Снежинка спряталась под огромный деревянный шкаф со стеклянными дверцами и оттуда шипела на одного из охранников. Он пытался достать оттуда кошку, встав на четвереньки, но она не давалась.

— Не трогайте ее, пожалуйста, — попросила, — она боится вас.

Охранник пробормотал что-то на своем языке, но отошёл. Я мельком заметила тонкие порезы на его руках и порадовалась за Снежинку, — в отличии от меня защищаться она умела.

Я села на пол возле шкафа, протянула ладонь:

— Не бойся. Это я.

Кошка не вышла, но шипеть перестала. А я сидела на полу, поглаживая одной рукой живот, а другую держала вытянутой, открытой ладонью вверх. И рассказывала, что никогда их не предам, что на кухне есть вкусное мясо и молоко, и Амина непременно нальет ей целую миску, если Снежинка решит выйти.

— Мне тоже страшно, как и тебе, за себя и за своего ребенка, — вздохнула я, — но мы справимся.

И кошка поняла. Высунулась из-за шкафа, держа своего черного приемыша за шкирку. Он тихо пискнул, и тогда Снежинка опустила теплый мохнатый комок в мою ладонь.

— Спасибо, — прошептала я, едва сдерживая слезы и погладила свободной рукой ее по белоснежной шерсти.

— Даже кошки к тебе тянутся, — произнес задумчиво Имран, напугав меня. Я вздрогнула, поднимая голову. Снова не заметила, как он подошёл: за полгода я успела забыть, как бесшумно, по-тигриному он может передвигаться. Обернулась. На скуле кожа ссажена, губа разбита, наливается синяк.

— Ты их спас, — произнесла я. В горле точно ком застрял, я хотела его поблагодарить, но так и не смогла выдавить из себя и слова.

— Спас, — кивнул он, разглядывая меня внимательно. — И с Зайнаб твоей виделся.

Я удивлённо моргнула: когда он все успел? И одновременно неприятие чувствую — не верит мне, проверяет все…

О Зайнаб Ильдаровне у меня остались самые теплые воспоминания, я не хотела сбегать из ее центра, но побоялась, что люди Шерхана сделают ей плохо из-за того, что она помогала мне.

— Как ты от дяди сбежала?

Я начала подниматься осторожно, прижимая к груди крохотное кошачье тельце. Имран протянул руку, но я её не приняла. Я не доверяю больше своему телу.

— Мне просто повезло, — вздохнула я, понимая, что лучше сказать уже и покончить с этим.

Дядя с меня глаз не спускал, несколько дней мы ехали почти без остановок, пару раз меняли автомобили, в них же и ночевали. Меня мутило постоянно, и я очень боялась, что дядя поймет все про ребенка, и тогда мне несдобровать. На четвертый день, ближе к ночи, дядя сказал:

— Ночуем сегодня в мотеле. Попробуй хоть слово вякнуть или помощи попросить, я тебя тут же подстрелю. Мне терять нечего.

Я знала, что у него пистолет с собой и в угрозы верила. Безропотно вошла следом в придорожную гостиницу. На парковке возле нее было припарковано с десяток фур, видимо, здесь ночевали дальнобойщики.

Дядя шел, держа меня за шею, ни вздохнуть, ни дернуться. От него пахло ужасно, от меня, думаю, тоже не лучше, и от этих чудовищных запахов токсикоз только усилился.

Пока мы оформляли номер возле стойки, дядя одной рукой держал меня, другой — свою сумку. Я знала, что он в ней деньги хранит, много денег.

— Ваши документы, пожалуйста, — попросила администратор, дядя начал рыться в кармане, для этого ему пришлось меня отпустить. Звякнул колокольчик над входом, и внутрь зашёл мужчина. Он был просто огромный, бородатый, из-под закатанных рукавов рубашки выглядывали руки, покрытые татуировками.

— Какой еблан свой тарантас припарковал так по-уродски? — рыкнул он и на дядю моего глянул, — твой форд?

А потом схватил его за ворот свитера и поводок на улицу. Это было так резко и так внезапно, что я замерла, не зная, что делать. На раздумья у меня было пару секунд всего. Я наклонилась к сумке, чтобы из-за стойки женщина не могла меня разглядеть, схватила спешно пачку денег, пряча ее в карман, и выпрямилась.

— Где здесь туалет?

— Прямо и направо.

До туалета шла, боясь оглядываться, руки жгло. Я украла деньги и теперь собираюсь сбежать, но другого шанса не будет.

Туалет располагался на первом этаже, и в нем было окно. Я заперлась изнутри, а потом дернула за ручку, молясь, чтобы она поддалась.