Собственность Шерхана (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 38

— Будь для меня такой, — сдавленно простонал он. — Но для меня только…

Подтянул меня к себе, вниз на пол, на колкий ковёр, сверху своим телом накрыл. Я тут же раскрыла ему свои объятия, рот, я вся бы для него открылась, даже если не хотела бы — это сильнее меня. Это на инстинктивном уровне въелось в саму подкорку, то, что я и этот мужчина — одно целое. Пусть мы можем не ладить в жизни, в постели места для споров не остаётся, здесь все правильно, здесь я сама покорность.

— Хочу тебя, — первый раз признала я вслух. — Так хочу сильно, что коленки трясутся.

— Что же ты со мной делаешь, — выдохнул Имран.

Платье моё дёрнул, она затрещало, разрываюсь по шву, такое же послушное, как и я. Имран перекатился, теперь я — сверху. Из под него заверещала Снежинка — хвост зажали бедной. Она его взъерошила и прочь из комнаты метнулась.

Я думаю вдруг — мы в общей комнате. Дверь не запирается. Дома баба Надя, несколько мужиков охраны. Пойдёт один проверить, чего это кошки ночью верещат, а тут я, в разорванном платье верхом сижу, на…на муже будущем.

— А ну и пусть, — заключила я. — Я право имею. Законное.

И колечко на пальце Имрану показала. Тот засмеялся, приподнял меня немного, расстегивая свои брюки, выпуская член наружу. Тот уже эрегирован. Я в мужских половых органах не разбиралась, и слава богу, но величие члена Имрана меня каждый раз поражало. Такой твёрдый. Такой большой, что кажется — не вместить в себя. Невозможно. Но остановиться невозможно тоже.

Имран отодвигает в сторону полоску моих трусов, со стоном ощущая мою влагу — я для него всегда такая. Понимаю, что не умею быть сверху. Мне замуж скоро, я ребёнка родить уже успела, а в сексе совсем несведуща.

— Ты все правильно делаешь, — шепчет мой будущий муж.

Опускаюсь на член, медленно принимая в себя его полностью. Я стону, и Имран тоже стонет, наши голоса сливаются воедино, наши руки, наши тела. Двигаюсь. Медленно, неумело, но кажется — тело само знает, как правильно. Нужно не думать, нужно просто отдаться своим желаниям.

Внизу живота разгорается знакомый жар. Я знаю, что он закончится локальным взрывом внутри меня, после которого ноги дрожат, в голове ни одной мысли, а внутри сладко так… Ускоряюсь. Кажется, меня сейчас ничего не остановит, а сильные, смуглые руки Имрана на моих бёдрах подхватывают, помогая двигаться не сбиваясь с темпа. А потом…потом плачет Вера. Тихонько, как она умеет, обиженно.

А у меня внутри — ураган. Если остановлюсь сейчас, сметет все на своём пути. И на доли секунд появляется соблазн — сначала закончить. Я же быстро, мне до освобождения чуть-чуть…

— Вера плачет, — констатирует Имран, и помогает мне подняться.

Меня затапливает жаркой волной жгучего стыда. Кормлю дочку и на Имрана стараюсь не смотреть. Словно знает, какая я плохая. Вера сопит, засыпает, перекладываю её в колыбель, тяну время неловко.

— Знаешь, что? — удивляет вдруг Имран. — Жрать хочу. Пойдём на кухню?

Баба Надя за ночные рейды не похвалит, но мы все равно крадемся и хихикаем, как дети. Оставшаяся с ужина курица давно остыла, подернулась плёнкой загустевшего соуса, но такой вкусной кажется — ничего вкуснее не ела.

— Ну вот, — поддевает меня мой мужчина. — Можешь же по человечески жрать, и без вилок для мидий.

Мои руки в соусе и блестят от жира, держу куриную ножку, и смешно мне, и неловко, и думается порой — хорошо, что бабушка не видит. Она бы не поняла. Имран наклоняется вдруг и слизывает стекшую каплю соуса с моей кожи, у меня снова дыхание перехватывает.

— Тигр, — ласково треплю по волосам, как и мечтала. — Мой тигр.

И столько нежности в моем голосе, и столько тепла в его глазах, что страшно становится от необъятности испытываемого сейчас счастья, от страха, что оно вдруг может закончиться.

— Я ещё не всё, — Имран подхватывает меня легко и сажает на столешницу. Я смущаюсь, но мне и самой нужно, чтобы руки его по телу моему бродили, чтобы его губы искали мои.

Он целует меня, падает, разлетаясь по всей кухне, стопка салфеток. Но все это уже не имеет никакого значения, есть только он, я и ничего больше…

Шерхан

Мысль о свадьбе, поселившаяся внезапно, крепко засела в голове. Чего тянуть?

Я хотел, чтобы у Лизы, наконец, моя фамилия стала.

Кольцо на пальце уже было. Я считал ее своей женщиной, у нас с ней дочь.

В общем, дату я выбрал самую ближайшую. Позвонил матери.

— Привет, Имран, — сказала она мне. Мама общалась со мной только на аварском, хотя я всегда отвечал на русском.

Выслушала меня, в трубке молчание. Я знал, что она всегда мечтала невестку из Дагестана, скромную девственницу, покрытую платком. Но женюсь я, а не мама.

— Твои братья обидятся, если ты свадьбу не сыграешь, — заметила она.

— Разберусь с делами здесь, устрою у вас пир на весь мир. А пока роспись в пятницу, я куплю вам с отцом билеты.

Белоснежка новость о том, что на свадьбу мама моя приедет, восприняла с испугом.

— Не трусь, — я щёлкнул ее по носу, — лучше платье себе выбери. Самое красивое. Но только с охраной.

Не стал добавлять — чтобы не как в тот раз, и так все подразумевалось.

С одной стороны, сейчас рискованно было устраивать большой праздник. С другой — так часто ли Шерхан женится?

— Имран, — Белоснежка обняла меня, голову задрала, заглядывая в глаза, — а кто ещё будет? Много народу.

— Немного, — сказал я, — человек сто.

— О, — у нее глаза округлились даже, — ничего себе — немного.

— Все свои.

А Лиза замолчала, губу закусила. Я догадался, — у нее из родных никого почти, только бабка, что с нами жила. Дядю я в счёт не брал, да и землю топтать ему не долго осталось.

— Я тоже хочу позвать гостей, — наконец, сказала она.

— Зови, — а сам подумал, кого она, интересно, хочет позвать? В институте не училась, из школы ее бабушка забрала. Преподавателя вокала? Учителя по рисованию?

— Тогда давай Чабашева позовём.

Ну здрасти, блять, его ещё только не хватало. Я напрягся, ощущая, как внутри огонь закипает.

— Его зачем?

И сразу все вспомнилось. Как Белоснежка у него жила. Как он прятал ее от меня, а потом обобрал за дядькин долг на целый завод. Да, меня он вытащил, только, сука, тяжело быть этому типу благодарным. Ничего он просто так не делает.

— Он нам помогал. Не ревнуй, пожалуйста, я на других мужчин не смотрю, — Белоснежка на носочки встала и губ моих коснулась легко, только так, одним мазком не отделаешься. Я ее покрепче поцеловал, к себе прижимая, но она выкрутилась, не давая увлечь за собой на диван.

— Погоди, это ещё не всё, — палец приложила к моим губам, — я ещё Люду позвать хочу. Она хорошая…

— Это кто ещё?

Никаких Люд я не помнил, но, в принципе, пофиг, после Чабаша меня сложно удивить. И все же, его рожу на свадьбе видеть не хотелось, надеюсь, от приглашения от откажется.

— Я жила тогда вместе с ней, это она меня в ресторан устроила, я тебе рассказывала.

Люду я вспомнил. И хахаля ее, и бутылку водки на столе. Н-да, у и друзья у моей Белоснежки.

— Ладно, и ее позовём, пофиг.

На конец дня у меня ещё было несколько встреч, с адвокатом в том числе, а ночью родители прилетали.

В аэропорт за ними я сам поехал. Если мать встретит водитель, точно обидится, а обижалась она долго и со вкусом.

Рейс из Махачкалы прилетел без задержек, я вглядывался в толпу, проходившую регистрацию. Отца заметил сразу, он, несмотря на возраст, все еще оставался сильным, подтянутым. Высокий, широкоплечий, волосы только седые все. Рядом мама.

Она растила нас в строгости, гоняла, когда нужно было, и боялась баловать, чтобы мы с братьями выросли людьми.

Баловала нас бабушка. Я бы и ее на свадьбу привез, но она наотрез отказалась лететь на самолёте.

— Здравствуй, Имран, — мы с отцом обменялись рукопожатиями, а потом обнялись. Маму я в щеку поцеловал, она похлопала меня по плечу.