Собственность Шерхана (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 5

Через неделю после того, как я устроилась, ночью ударили первые морозы. Моя коммуналка от центра недалеко, хожу я пешком, даже хорошо перед сном, но сегодня — скользко. Машину, выезжающую из ворот за ночным клубом я заметила слишком поздно, попыталась рвануть в сторону, но с животом непросто… Упала прямо под колеса, благо затормозить успел.

— Живая? — спросил Чабашев, выходя из машины. — Пузо цело?

— Живая, — ответила я, поднимаясь с его помощью. — Целое, спасибо. Извините, что я так неловко…

Он замолчал. Смотрит на меня в упор, словно думает о чем-то важном.

— Как зовут тебя, говоришь?

— Лиза, — послушно говорю. — Лиза Иванова.

— Иванова, — хмыкнул он. — Залазь, Иванова, в машину, довезу до дома.

Я думала, он просто высадит меня у подъезда, но он поднимается со мной. В квартире пахнет алкоголем, на кухне спит пьяная Людка. У меня нет привычки стесняться своих друзей, какими бы они не были, но перед начальством неловко.

— Нельзя так жить, — назидательно говорит Чабашев. — Я у себя целый этаж купил, четыре квартиры….хочу хоромы отгрохать, да все лень. Давай-ка, Иванова, собирай манатки и ко мне едь, один хер три квартиры пустые стоят.

Шерхан

В чужой город заехали ночью.

Темень, дождь льет, ни черта не видно, хоть глаз выколи.

Ехали на двух машинах, Анвар уговорил не рисковать и взять с собой бойцов. Никто нашего визита здесь не ждал, но на теплый прием рассчитывать не стоило, тем более ехал я за своим.

А Чабаш просто так делиться не будет. Он, сука, тот ещё гондон.

Всю дорогу душила ярость, дикая, необузданная. Кровь кипела. Зверь внутри меня жаждал возмездия.

Я столько сил положил на поиски Белоснежки, а она все это время путалась с моим врагом. Вот почему я найти ее не мог: под защитой Чабаша это было неудивительно. Прятал он мою девчонку, гнида.

Закрыл глаза.

Снова захотелось выпить, алкоголь глушил чувства. Но теперь мне требовался ясный и чистый ум, потому к выпивке больше не притрагивался. Нельзя было расслабляться.

Вспомнил, как полгода назад валялся на больничной койке. Вроде и ранение было — несерьёзное, бок заштопали, но начался сепсис. И пока я на больничной койке валялся, истыканный системами, моя невинная полотерка с Чабашем мутила.

Я на ноги с трудом вставал, заново ходить учился. На палку опирался, и от бессилия собственного орал во всю глотку, срывая голос. Ненавидел ее.

А она развлекалась, дрянь. Снова накатила волна гнева.

Трахалась с ним? С кем-то другим? Даже от мыслей о том, что ее мог касаться чужой мужчина, хотелось вытащить пистолет из наплечной кобуры и выпустить ему мозги из своего "Макара".

Теперь я знал адрес, по которому жила моя Белоснежка. Знал, где она работает. В "Кабаре", — у Чабаша под крылом. Пошла протоптанной дорогой, дрянь…

К клубу подъехали за полночь. Соваться туда было плохой идеей.

В самое логово, к серьезному человеку, но я туда собирался ввалиться с одного пинка. Не мог тянуть больше, все, баста.

И так полгода прождал этого дня, да только чувства оставались все такими же. Острыми. Ядовитыми. Отправляли, разъедали изнутри.

К "Кабаре" подъехали к часу ночи. Не стал откладывать на завтра.

Мне нужно было заглянуть в лицо этой маленькой княжне, которая всю душу мне вывернула. Узнать хотел, спросить: каково было меня предавать? Когда с Шамилем спуталась, до того, как в мой дом попала, или после? И про дядьку все это — обман был? Зачем тогда флешку мне подсунула?

Шамиль был мертв, с него не спросишь. А если б остался жив — я бы ему мозги по новой выпустил, предателю. Вяземский скорее подохнет, чем правду расскажет, а может, от боли, у него и вовсе крыша поехала. Бред нес, я с этим псом даже разговаривать не стал.

Я схватился за ручку автомобиля. Нужно было идти. Вон вывеска «Кабаре» огнями сверкает, так и манит.

— Имран, оставь оружие. На входе рамки, обшмонают и не пустят.

Анвар был прав. Но пистолет холодил руку, успокаивал приятной тяжестью. Я подкинул "Макар" несколько раз в руках, а потом в бардачок закинул.

— Здесь сидите, — велел бойцам. Анвар собрался было возразить, но его оборвал, — непонятное что-то сказал? С прицепом меня точно не пустят.

На фейсконтроле местные пацаны разглядывали чересчур пристально. Ещё бы, даг, рожа небритая, а до этого неделю бухал. Но костюм дорогой, часы, мобила — и меня пропустили.

Я не знал, где Белоснежку искать. Но все равно найду, никуда не денется. По сторонам глянул, не видно ли уборщиц. Вдруг, Лиза и здесь в полотерках? Кем-то же ходит сюда работать. Или повысили уже?

Спустился вниз, в большой зал. Свет приглушённый, народу дохрена. И где ее тут разглядеть?

Подошёл к бару, чувствуя, как настроение с каждой минутой моего здесь пребывания все хуже и хуже становится.

— Виски, — щёлкнул бармену, а потом вспомнил. Не пью же больше. Твою мать. Поморщился, — не, давай спрайт.

Сделал глоток, разворачиваясь к сцене, и чуть не подавился. Там Белоснежка стояла. Платье темное, длинное, волосы короткие. Обрезала. Поет, за микрофон держится, глаза прикрыты. От лица взглядом вниз скользнул. Кровь к лицу мигом прилила.

— Сука, — живота не было видно. Значит, сделала все-таки от меня аборт. Побежала под нож к врачу, дрянь, чтобы не рожать от Шерхана. Чтобы не пачкать свой грёбаный княжеский род моей аварской кровью.

Перед глазами — пелена, ничего не вижу, только ее на сцене. А она выводит свои песни, и кроме высокого девчачьего голоса будто ничего не осталось.

Я шел на него вперёд, расталкивал попадающих под руку людей. Как ты смогла, Белоснежка, как посмела со мной — вот так? Предательница. И снова больно стало — нет, уже не шрамы, что Вяземские оставили, внутри. В душе саднило.

До сцены совсем немного осталось, но мне на плечо тяжёлая ладонь опустилась, заставляя остановиться:

— Притормози, уважаемый.

Развернулся, с разворота короткий хук — вот тебе, мля, уважаемый. За одним охранником второй подтянулся, но даже вдвоем со мной — не справится. Я был как зверь. Загнанный, а оттого опасный. Получил под дых, пропустив один из ударов, но вывести из строя не сумели, второму засадил в пах. Жаль, "макар" в машине остался, я бы тут всех положил.

А Белоснежка пела. Не слышала, не видела — оттащили меня, твари, подальше от сцены, скрутили. Тащили меня вчетвером, словно животное. Я успел оглянуться, бросить последний взгляд на сцену — Белоснежка повернулась боком, и я увидел. Все еще беременна.

Она все еще носила у себя под сердцем моего ребенка. А значит, отсюда, из этого города гребаного, без нее я не уеду.

Снова взял себя в руки. Теперь, когда была цель, требовалась засунуть эмоции куда подальше.

— Пацаны, все хорош, перебрал. Больше не буду, кому отстегнуть за причиненные неприятности?

В дорогом заведении с дорогими людьми конфликты решались по-свойски. Не думаю, что каждый холуй здесь знал, что я — Шерхан. Охрана глядела настороженно, но больше меня не крутили. Я из лопатника купюры вытащил и ближайшему секьюрити в карман пиджака засунул.

— Все, замяли? Достаточно? Я пойду, воздухом подышу.

Достал на ходу пачку сигарет, тряхнул — после потасовки переломались все. Курить хотелось до жути. Смял пачку, выкинул в урну, и к машине пошел. Чувствовал, что вслед мне смотрят еще. Сколько времени до того, как Чабашу доложат о моем визите? Здесь ловить нечего, значит, надо к Белоснежке домой ехать и там ее выцеплять.

— Ну, что? — Анвар все это время двигатель не глушил, и пистолет наготове держал, — там она?

— Там, — кивнул, — певичкой устроилась… Едем к ней домой. Там будем выцеплять. Здесь охраны дохрена…

Внутри все от предвкушения замирало. Я в азарт вошел — все, ловушка захлопнется скоро, попадет полотерка обратно в мои объятия. Уж я-то с ней по душам поговорю.