Хозяйка перекрёстков (СИ) - Василенко Владимир Сергеевич - Страница 67

Впрочем, возможно, дело не в отчаянии. Просто интуиция выдала простое и единственное возможное решение – и я ухватился за него раньше, чем успел осознать.

Кровь демона хлынула из рассеченного горла неправдоподобно щедро, хлеще, чем в фильмах Тарантино, широким ярким шлейфом. А потом, с небольшим опозданием, сработало и свойство меча – кровь вспыхнула алым пламенем, таким жарким, что я невольно отшатнулся.

Это определенно было куда действеннее, чем зелья Священного огня. Кровь капала на землю яркими тягучими каплями, похожими на расплавленный металл, и легко сожгла и паука под ногами Козлоногого, и его паутину. А потом и сам демон, будто очнувшись от спячки, рванул вперёд, оставляя за собой горящую полосу.

Рукоять меча мне снова пришлось выпустить, оставив клинок в животе Козлоногого. Но у меня и без этого хватало проблем. Например, как выжить в этом разверзшемся передо мной филиале ада. С одной стороны – уже подступившие вплотную жуткие пауки, от одного вида которых у меня внутри всё сворачивалось в спираль. С другой – фонтанирующий чуть ли не чистым игнисом демон…

Одно радует – для культистов моя выходка тоже оказалась сюрпризом. Они бросились прочь от Козлоногого, как прохожие с пути шального грузовика, заскочившего на тротуар. Мне же ничего не оставалось, как бежать за ним, следуя в объятом огнём фарватере. Ступни жгло даже сквозь подошву, плащ и вовсе загорелся так, что я, наверное, напоминал со стороны бегущий факел. Пришлось сбросить его, чтобы не обжечься. Впрочем, жар и без того легко проникал сквозь одежду, и я заметил, как на тыльной стороне ладоней вспухают огромные волдыри. Кажется, ещё немного, и такие будут по всему телу.

Но я, сжав зубы, упрямо бежал следом за демоном, удивляясь, почему он до сих пор не вырвал меч из живота. Ведь он-то не какое-то безмозглое чудовище!

Под ноги неудачно подвернулся какой-то камень или торчащий из-под земли корень. Я споткнулся и кубарем полетел вперёд, прокатившись прямо по объятой огнём земле. Амальгама притупляла боль, но всё равно я заорал в голос – ощущения были такие, будто по мне прошлись хорошенько разогретой паяльной лампой. Но главное – от падения я был дезориентирован, и не мог понять, куда бежать. Обожженные веки распухли так, что глаза почти не открывались. Кое-как поднявшись, я ринулся вперёд вслепую. Голова закружилась, а следом и меня самого будто подхватил мощный водоворот.

Неведомая сила подняла меня в воздух, закрутила и с размаху ударила обо что-то твёрдое, вышибая дух.

Очнулся я от боли. Она медленно всплыла откуда-то изнутри, постепенно обволакивая всё тело и пульсируя, то усиливаясь, то ослабевая. Болела обожженная кожа, ссадины на локтях, коленях и ладонях, рассеченная бровь, ушибленные бока. Лицо и вовсе, кажется, превратилось в распухшую маску, отслаивающуюся от черепа. Будто все повреждения, что я получал за последнее время, решили одновременно напомнить о себе.

Продлилось это недолго. Окончательно придя в себя, я сразу же дал мысленную команду амальгаме, и боль утихла. Правда, на смену ей пришло ощущение, что вся спина занемела – так, будто я очень долго провалялся на твердой поверхности.

Я с трудом сел, держась за голову и раздирая слипшиеся веки. Боль я худо-бедно отключил, но продолжал чувствовать, как пульс стучит в висках, а сама голова казалась тяжелой, как чугунная болванка. Во рту пересохло так, что язык распух и тёрся о нёбо наждачкой. В ноздри настойчиво лез прогорклый запах гари и горелой плоти.

Сфокусировав взгляд, я понял, что воняет по большей части от меня. Одежда обгорела, сквозь многочисленные прорехи проглядывала красная, покрытая подживающими волдырями кожа. Амальгама вовсю работала, залечивая повреждения. И, судя по моему состоянию, провалялся я так не меньше четверти часа.

В паре шагов от меня, скаля желтые, непропорционально длинные резцы, застыла здоровенная взъерошенная крыса. Она явно подбиралась ко мне с гастрономическим интересом, но замерла, увидев, что я очнулся. Нашарив рядом какой-то камень, я швырнул его в тварь. Одновременно с броском она метнулась в сторону, прячась в какой-то трещине.

Щурясь от яркого света, я огляделся. Вокруг простиралась скалистая пустошь, в которой я узнал окрестности Долины Багровой пасти. Послав запрос Аме, я убедился, что не ошибся. Судя по её данным, я в паре километров от того места на тракте, где обоз встал на ночёвку. Но, судя по времени суток, с момента, как я начал вылазку в Лабиринт, прошло уже много часов. Или дней. Но это уже не так важно. Самое главное – получилось!

За последние дни я уже не раз оказывался на волосок от смерти. Но что-то в этот раз меня особенно проняло. Впрочем, к такому, наверное, вообще нельзя привыкнуть.

Я, наконец, поднялся. Тело слушалось, но было словно чужое. Да и в голове продолжало шуметь, а при поворотах головы всё перед глазами плыло. По-хорошему, сейчас бы отлежаться несколько часов. Но поблизости не было видно не то, что жилья, но даже подходящей пещеры. Зато пришлось шугануть ещё одну крысу, пнув перед собой землю так, что взвился фонтанчик песка. Тварь рассерженно зашипела, но всё же отбежала, спрятавшись за камнями.

Оглядевшись, я, наконец, увидел Козлоногого.

Демон сидел метрах в двадцати от меня, на краю обрыва, задумчиво уставившись на горизонт. Участок пустошей в этом месте выпирал резким уступом, похожим на ступеньку высотой метров в двадцать. Внизу вдалеке я разглядел светлую полосу тракта.

Я подковылял к нему, попутно собираясь с мыслями. Эх, сколько раз я во время скитаний по Лабиринту прокручивал в голове наш разговор! Продумывал вопросы, аргументы, даже рассматривал вариант, чтобы на время переговоров полностью отключить эмоции с помощью амальгамы, чтобы не испортить ничего из-за секундного порыва. Но сейчас я был настолько опустошён и подавлен, что, кажется, можно обойтись и без этого.

– Хреново выглядишь, – проворчал я.

Это было правдой. Кожаный плащ Козлоногого был сплошь в черных пятнах подпалин, а кое-где прожжён насквозь. Лицо тоже представляло собой жутковатое зрелище, особенно левая половина – этакая маска из грязи и засохшей крови. Сквозь рваную рану на щеке виднелись зубы – слишком крупные для человека и пересекающиеся внахлест, как сцепленные в замок пальцы.

Энки вздрогнул и, удивленно изогнув бровь, обернулся ко мне.

– Что? А, ты об этом… Это всего лишь плоть…

Он небрежно провел ладонью по лицу, будто стирая пот. Раны и ожоги затянулись, и уже через несколько мгновений он снова начал выглядеть, как этакий хитроватый аристократ с холеной бородкой с изрядной долей проседи. Напоминает позднего Шона Коннери, только с примесью арабских кровей.

Впрочем, с нашей первой встречи он всё же изменился. В разноцветных глазах добавилось усталости, да и в целом словно постарел лет на десять. И растратил большую часть своей жутковатой потусторонней ауры, подсознательно вызывающей если не страх, то уважение. Или это просто я изменился, и уже не испытывал перед ним должного пиетета?

Я уселся рядом, свесив ноги с обрыва. Тоже обвел взглядом раскинувшуюся внизу пустошь. Смотреть, впрочем, было особо не на что. Но после бешеного напряжения последних часов эта возможность неспешно потупить, глядя в одну точку, только порадовала.

Сколько я уже не спал?

– Ну, и что это было? – первым прервав затянувшееся молчание, спросил я.

– Сам пытаюсь осознать, – вздохнул Энки. – Признаться, ты меня удивил. Пролить мою кровь… Этого не удавалось ни одному смертному, хотя, поверь, желали очень многие. Но в этот раз я был в ловушке и не мог защититься. А потом… Потом понял, что это для нас единственный шанс вырваться. Ты всё правильно рассчитал. Свойства твоего меча в сочетании с моей кровью оказались… весьма разрушительны.

– И ты не держишь на меня зла?

– С чего бы? – удивился он. – Если бы не ты – мы бы оба были уже мертвы. А может, и хуже.

– Ну, а в целом-то ты как? Эта рана тебе сильно повредила?