Цитадель Гипонерос (ЛП) - Бордаж Пьер - Страница 19

Он нажал пару кнопок на клавиатуре, встроенной в деревянную столешницу, и из невидимого цоколя проектора выросла голографическая карта. Нануфа показал пальцем на возвышенность в центре массива:

— Прошло больше шестнадцати лет с тех пор, как мы навещали регион Абразз. Население там успело восстановиться.

— Опасно это! — вмешался один из фургов. — Я слышал, что банда Перпа Губры поставила абраззам оружие…

Жанкл Нануфа впился огненным взглядом в говорящего, верзилу с буйной шевелюрой и кустистой бородой:

— С каких это пор, Выткниглаз, тебя пугают сплетни и горстка неграмотных горцев?

Фург воздержался от ответа, понимая, что еще одно возражение может обернуться для него смертным приговором. Больше всего на свете Жанкл Нануфа ненавидел, когда с ним публично пререкались. Когда в комнате настала напряженная тишина, кэп чиркнул сигаретой о столешницу и, все еще мрачно разглядывая Выткниглаза, закурил. Его окружило облако голубоватого дыма, а по кондиционированному воздуху разнесся сладкий запах красного табака.

— Есть еще замечания, господа?

Никто, кроме У Паньли, не осмеливался встретиться с ним взглядом.

— Можете быть свободны. Кроме тебя, Баньши: мне нужно с тобой поговорить.

После того как фурги очистили комнату, Жанкл Нануфа пригласил У Паньли сесть на одно из двух гравикресел напротив его стола, и снова разжег потухшую сигарету.

— Эти проклятые эндорфины! — проворчал он. — Они гасят табак. Думаю, это цена, которую приходится платить за то, что наслаждаешься их дарами. У каждой медали есть обратная сторона, верно?

У Паньли неопределенно кивнул. Преамбулы кэпа, редко бывавшие бессодержательными, обнаруживали свой истинный смысл только при переходе к предмету разговора.

— Ты в последнее время ходишь как потерянный, Баньши. Разве ты не счастлив у нас?

— Кто может претендовать на счастье в этом мире? — возразил У Паньли.

— Избавь меня от своих загадок и философской зауми! Они, может, и сойдут, чтобы внушить уважение этой шпане, но я-то знаю, что они просто отражают твое беспокойство. Я с тобой говорю не об абсолютном и недостижимом счастье, которое рисуют мистики и прочие врали, а о простых радостях жизни: любви, дружбе, работе, благах…

— Если бы меня действительно тянуло к желаниям такого рода, я бы затеял интригу за ваше место, Жанкл.

— Бескорыстие — это та черта, которая мне в тебе сразу понравилась. Из него рождаются лояльность и хладнокровие — два незаменимых качества для организации. Но из бескорыстного ты превратился в равнодушного, а этого я в будущем кэпе допустить не могу!

Чувствуя себя неловко, У Паньли сменил позу. Несмотря на сферы-климатизаторы, он продолжал потеть под влажной одеждой. Маска на груди, кислородный баллон, висевший на плече, и тяжелые кожаные сапоги раздражали кожу.

— Мне трудно уважать и разделить интересы человека, которым я стал, — мрачно прошептал он.

— Торговля человеческим товаром действительно очень далека от рыцарского идеала… — намекнул Жанкл, выпуская из ноздрей длинные струи дыма.

Слова кэпа словно ледяными шипами пронзили грудь У Паньли, который застыл в кресле словно парализованный, не в силах собраться с мыслями.

— Ну что же, Баньши, хоть раз в жизни смогу похвастаться, что застал тебя врасплох! Твое прошлое заложено в самом твоем имени: только рыцари-абсураты владеют техникой Кхи[6], называемой криком смерти. И как ты ни брей голову каждые три дня, тебе не скрыть своей вечной тонзуры.

— И давно ли… — начал У Паньли.

— Я об этом знаю? — перебил Жанкл. — С самого начала! Я до сих пор тебе не говорил, но давным-давно я уже спас твою жизнь, Баньши. Скаиты-инквизиторы заметили тебя сразу же, как только ты высадился на Шестом Кольце. Они собирались арестовать тебя, но, поскольку я заключил соглашение… скажем так, коммерческое, с новым кардиналом-губернатором крейциан, я попросил их тебя пощадить тебя и дать включить в мою команду. Я не только в курсе твоего настоящего имени, дорогой мой У Паньли, но даже знаю, с какой ты планеты. Ни одна из миссий, которые ты выполнял по поручению Ордена Абсуратов, для меня тоже не секрет. В конфиденциальном досье, которое кардинал-губернатор любезно передал мне взамен двух девчушек-подростков, близняшек с Третьего кольца, упоминается некая Аленн Браал, женщина с Брадебента, в сердце которой нашли принадлежащее тебе оружие…

— Почему вы не сказали мне об этом раньше? — спросил У Паньли, постепенно восстанавливая самообладание.

На потрескавшихся коричневых губах кэпа появилась кривая улыбка. Механическим жестом он постукал по сигарете, и ее пепел разлетелся по его брюкам и полам пиджака.

— Думал, у тебя исключительные права на секреты, Баньши? Я надеялся, что тебе удастся навсегда похоронить свое прошлое, но ты так и не смирился, что пропустил битву при Гугатте. Тем не менее, судьба приняла решение, и ты должен свыкнуться с мыслью, что Орден Абсуратов окончательно мертв, а с ним и вся рыцарская чушь. Теперь либо ты с нами, и мы продолжаем плодотворное сотрудничество, либо ты упорно держишься за воспоминания, и рядом со мной тебе больше делать нечего. Я не могу позволить себе доверить дело человеку, который со мной не полностью заодно. Битва при Гугатте доведет тебя до поистине рокового конца, Баньши. Кроме того, ты знаешь лучше меня, что ностальгия — враг Кхи…

У Паньли попытался сохранить невозмутимое выражение лица, чтобы не выдать ужаса, в который его повергли слова Жанкла Нануфы.

— Я не требую от тебя немедленного ответа, — продолжал кэп. — Я не так уж устал, как притворился перед этими идиотами: если я ставлю тебя ответственным за рейд на абраззов, то это потому, что хочу верить, что вкус к командованию и действию вернет тебя к жизни…

Фургоны ехали при свете фар всю ночь, и на рассвете, когда вершины гор Пиай облеклись каемкой бледного света, достигли плато Абразз.

У Паньли разместился в кабине ведущей машины. Несмотря на усталость, от которой занемели все его члены, он отказался улечься и хоть сколько-нибудь отдохнуть на одной из трех коек. Его до боли усталые глаза продолжали упорно обшаривать грунтовую дорогу, по которой метались лучи фар да перебегали пыльные смерчики. Сиденье было совершенно убитое («не успел даже ничего подложить» — пробурчал один из водителей), и непрерывные толчки отбили У ягодицы, почки, плечи и шею. Сменявшиеся каждые три часа водители украдкой поглядывали на него, но не решались завязать разговор. Рев двигателя и свист ветра на лобовом стекле отдавались в кабине навязчивым, гипнотическим плачем.

Родился день и рассеял темноту вокруг, но не смог прогнать мрака из души У Паньли. Слова Жанкла Нануфы безжалостно выдернули его из летаргии. Пусть он не был слишком правоверным рыцарем, но обучение в монастыре на Селп Дике выковало в нем определенные ценности, определенные устои, которые не смогло полностью выветрить время. Он стал одним из последних, если не последним, осколков великой мечты Ордена абсуратов. К желанию стать рыцарем его подвигнул друг отца, весьма достойный человек по имени Лоншу Па. Прибыв в монастырь, чтобы начать свое послушничество, У Паньли был разочарован тем, что не встретил там Лоншу Па. Он спросил о судьбе своего земляка у старых рыцарей, которые с неудовольствием отвечали, что того приговорили к бессрочному изгнанию на Красную Точку за неортодоксальное поведение и крамольные речи. Несмотря на залеты, серьезно выходившие за дисциплинарные правила монастыря, через несколько лет У принял постриг и сутану. Иерархи сочли наилучшим отправить его с затяжной миссией в отдаленные миры Сигмы П. Четверо мудрецов директории и глава корпуса чистоты явно не слишком высоко ценили уроженцев планеты Жа-Хокуо из миров Леванта (этот мелкий бандит Пузорез правильно угадал его происхождение). У Паньли так и не возвращался на Селп Дик и более не видел Лоншу Па. Иногда он тосковал по пропахшему йодом бризу с океана Альбарских Фей, пронзительным крикам альбатросов с серебристыми гребнями, и ясной и сосредоточенной атмосфере учебных классов. Позже он осознал, что те восемь лет, проведенных в стенах монастыря, были лучшей частью его жизни.