В поисках правосудия: Арест активов - Браудер Билл - Страница 22

Это был высокий, атлетически сложенный молодой человек тридцати с небольшим лет, с каштановыми волосами и аккуратной короткой стрижкой. Хотя он и был чиновником того же ранга, что и другие помощники прокурора, а Шэрон — его начальницей, чувствовалось, что присутствующие его ценили. Я бы сравнил Шэрон с тренером, а Пола — с основным нападающим ее команды.

Он занял место за столом, и я продолжил рассказ. В начале моей речи мне показалось, что Пол слушает несколько безучастно: закрыв глаза и немного откинувшись ­назад, крепко сжимал ручки кресла. Время от времени он оживлялся, разглядывал потолок и задавал острые вопросы. Многие из них касались движения денег, и я пытался на них ответить, как мог.

Встреча длилась более часа. Когда мы закончили, я снова сделал «круг почета», пожимая всем руки.

— Всё это очень здорово, но есть ли кто-нибудь в вашей команде, кто сможет помочь мне лучше разобраться в деталях? — спросил Пол, когда очередь дошла до него.

— Вам надо поговорить с моим коллегой Вадимом Клейнером — он в этом профи.

— А он сможет приехать к нам?

— Конечно.

По возвращении в Лондон я попросил Вадима слетать в Нью-Йорк.

Через несколько недель Вадим с лэптопом в руках и с чемоданом «Самсонит» на колесиках, доверху заполненным документами, прибыл в здание окружной прокуратуры. В офисе Пола его уже ждала тьма народу. Когда ты встречаешься с прокурором, жди, что с ним всегда будут его коллеги и спецагенты.

В тот день Вадим работал с Полом и его командой до девяти часов вечера. Они были последними, кто покинул здание. На следующий день они работали с восьми утра и снова до глубокого вечера. И так еще три дня кряду. К концу недели у Пола не осталось ни одного неотвеченного вопроса.

Точнее, мы так думали.

Спустя две недели после возвращения в Лондон Вадим вошел в мой кабинет, и я сразу почувствовал, что он возбужден. «Когда я был в Нью-Йорке, то сказал Полу, что в принципе можно найти остатки на каждом счету, с которого уходили деньги по цепочке их отмывания. Теперь он просит меня это сделать!»

Я понятия не имел, о чем он: Вадим лучше меня понимал, как устроен мир отмывания денег, но эта просьба Пола, очевидно, свидетельствовала о хорошем развитии событий.

— Так в чем проблема?

 — Билл, похоже, ты не понимаешь, — распаляясь, сказал Вадим. — Чтобы сделать то, о чем он просит, мне придется прочесать буквально десятки тысяч транзакций более чем пятидесяти компаний в дюжине международных банков. Часть из этих переводов — всего на несколько сотен долларов. На это уйдут недели!

— Но если ты им сказал, что сможешь, то надо это сделать.

Чертыхаясь, он развернулся и вышел. Следующие две недели Вадим приходил в офис первым и уходил последним, за полночь. На восьмой день у него появились мешки под глазами, а его обычно щегольской вид — костюм и галстук — остался в прошлом. Частенько в обеденный перерыв я слышал, как он пытается объяснить супруге, почему она и их трое сыновей не видят его дома.

Наконец, в начале апреля он всё закончил. Измученный, но довольный, он отправил свой отчет в прокуратуру округа, надеясь на небольшую передышку.

Но не тут-то было. Не прошло и дня, как федералы прислали новую партию запросов. За ней еще одна, и еще, и еще. Их аппетит рос, и казалось, не было этому ни конца ни края.

Вначале я считал, что каждый вопрос прокуратуры — это подтверждение их заинтересованности в деле, а значит, расследование продвигается. Но через несколько месяцев постоянных ответов на их вопросы я начал беспокоиться: не окажется ли это просто неким упражнением по сбору данных, которое закончится ничем?

События в Москве усугубляли ситуацию.

6 марта на государственном телеканале НТВ в прайм-тайм вышел 45-минутный «документальный» фильм «Список Браудера». В моем «списке» значилось, что я не только уклонялся от уплаты налогов, но и каким-то образом увел из-под носа российских и международных властей весь транш МВФ в четыре с половиной миллиарда долларов, выделенных на спасение страны (в 1998-м) от дефолта, и убил своего бывшего партнера по бизнесу Эдмонда Сафру, который трагически погиб во время пожара в своем доме в Монако в том же 1998-м. Такие «документальные фильмы» и раньше предвосхищали начало больших политических процессов и создавались для того, чтобы внушить аудитории, что обвиняемый просто не может не быть гнусным типом.

Судебное слушание по нашему с Сергеем делу начиналось на следующей неделе, и в мае наступил кульминационный момент: Кремль отправил своей первый запрос о моем аресте в Интерпол — так называемый красный циркуляр. Хотя я и ожидал такого поворота, но всё же это было для меня как гром среди ясного неба. Вот я и в меж­дународном розыске!

К счастью, после вмешательства моих адвокатов Интерпол счел запрос политически мотивированным и удалил его из своей системы.

Но путинский маховик и не собирался останавливаться. Россия превращала Интерпол в свое оружие. Эта организация была известна своей небрежностью при проверке запросов на арест, исходящих от авторитарных государств. Всё это ужасно огорчало. Теперь при пересечении границы возникал вполне реальный риск ареста и экстрадиции в Россию.

Сейчас больше, чем когда-либо, я хотел быть на одной стороне баррикад с Соединенными Штатами. Но всякий раз, когда я спрашивал Пола, что нового по «Превезону», он уходил от ответа.

В июне мне нужно было быть в Нью-Йорке по совершенно другим делам, и, пользуясь случаем, я хотел задать этот вопрос Полу тет-а-тет, надеясь, что личная встреча прояснит ситуацию.

Мой второй визит на Сент-Эндрюс-плаза пришелся на жаркий летний день. После обмена любезностями с Полом и Шэрон Левин я не стал ходить вокруг да около и спросил напрямик: «Это дело увидит свет в конце концов, верно?» Но ответом мне были лишь невозмутимые лица.

Несолоно хлебавши я улетел обратно в Лондон, размышляя о том, приведет ли это дело к чему-нибудь. А запросы от федералов и не думали прекращаться.

Пока Вадим корпел над ответами в Лондоне, в Москве закончился суд по нашему с Сергеем делу, и 10 июля 2013 года нас обоих признали виновными в уклонении от уплаты налогов. Они уже убили Сергея, поэтому большего вреда ему причинить не могли. Ну а меня приговорили к девяти годам лагерей — заочно. И уже с «обвинительным» приговором Кремль отправил второй красный циркуляр в Интерпол, но там и его завернули.

Неопределенность сменилась отчаяньем: что они там себе думают в прокуратуре Южного округа? Но в начале августа всё неожиданно прекратилось: больше никаких имейлов, никаких запросов, вообще ничего — тишина. И как это теперь понимать?

Я чувствовал, что наш единственный шанс восстановить паритет с Кремлем ускользает. Прошел август. Начался сентябрь. Ничего — никаких вестей от федеральной прокуратуры.

Но 10 сентября 2013 года я увидел письмо от Пола Монтелеони в своем электронном почтовом ящике. В нем не было ни «Здравствуйте», ни «До свидания» — ничего, кроме ссылки на пресс-релиз под заголовком «Прокуратура США подает иск о конфискации имущества у компаний, занимающихся недвижимостью, которые предположительно были причастны к отмыванию преступных доходов, полученных от мошенничества с возвратом налогов в России».

Давно пора!

Иск прокуратуры Южного округа включал судебное ходатайство об аресте четырех роскошных апартаментов «Превезона», которые обнаружил Билл Алперт в бывшем здании банка «Джи-Пи-Морган» на Пайн-стрит.

Но это было только начало. Пока Пол и его команда на протяжении месяцев забрасывали Вадима запросами, специальный агент Тодд Хайман методично прочесывал весь Нью-Йорк в поисках недвижимости «Превезона». Так он нашел квартиру на 49-й Ист-стрит, торговую точку на 7-й авеню и счета «Превезона» в «Бэнк оф Америка».

Более того, Министерство юстиции обратилось в суд с ходатайством о наложении ареста на активы «Превезона» по всему миру, а это около 20 миллионов долларов в недвижимости и наличных деньгах в Нью-Йорке и активы в Голландии на сумму 3 миллиона евро (примерно 3,5 миллиона долларов).