В поисках правосудия: Арест активов - Браудер Билл - Страница 42

За день до церемонии Володя пришел к нам в офис. Сутулясь, он вышел из лифта с тростью. С момента нашей последней встречи он потерял около 16 килограммов. Но несмотря на физическое истощение, блеск глаз говорил мне о его решимости продолжать борьбу за справедливость для Бориса, Сергея и многих других жертв путинского режима.

В итоге, западные институты — британское правительство, Портон Даун, консьерж-доктор и клиника на Харли Стрит, — которые должны были его спасти, этого не сделали!

А спас его тот, кто, как мы думали, не будет его спасать, — его российский врач! Хотя во власти много кто желал ему смерти, Володе несказанно повезло встретить человека, который делал свою работу: спасал людей и был верен клятве Гиппократа — и не навредил.

Владимир Кара-Мурза, хороший человек, оказался в руках такого же хорошего человека и хорошего доктора — Дениса Проценко. И это было главным.

Мне нужно было время, чтобы вернуться в нормальное состояние после отравления Володи. К счастью, летом Кремль оставил меня в покое. Но 5 октября, примерно за месяц до вручения премии Магнитского, Майкл Ким, от которого уже давно не было вестей, позвонил из Нью-Йорка.

— Извини, Билл, но новости не очень хорошие, — сказал он. «Бейкер-Хостетлер» снова в деле.

Он только что получил уведомление, что Джон Москоу и Марк Цимрот собираются в суд за разрешением на новый, второй допрос. Было очевидно, что они учли свои прежние ошибки, и теперь вместо общих вопросов и запросов документов они сузят их так, что, вероятно, судья Гриеса даст им разрешение. Майкл считал, что у нас не было вариантов избежать этого.

И он оказался прав. 9 ноября судья Гриеса без каких-либо препинаний удовлетворил их просьбу и поручил нам согласовать дату допроса до начала основных судебных слушаний, которое еще не было назначено, но было запланировано на начало следующего года.

Я не мог понять, для чего им это. Первый допрос был полным фиаско — им не удалось получить от меня нужную им конфиденциальную информацию. А стоило это им немало.

Но позже всё стало ясно.

17 ноября, после вручения премии Магнитского в Лондоне, Марк Цимрот подал в суд официальный документ, обвиняющий меня и Сергея в краже 230 миллионов долларов. Сделал это он на основании заявления генерального прокурора России, которое с этими новыми обвинениями было направлено в Минюст США.

Кремль скармливал этот вымысел внутри страны в течение многих лет, но теперь они решили заняться экспортом.

Такая стратегия защиты была безумной. Грязные деньги были на счетах «Превезона» в Нью-Йорке, а не у меня; и именно они должны были объяснять их происхождение, а не я. Судили их, а не меня. Проталкивание теорий заговора в суде не могло помочь им оправдаться.

Какой бы грубой ни была их стратегия, но наши враги открыли карты. Эти обвинения наглядно показывали, что второй допрос никак не связан ни с защитой «Превезона», ни даже с их попыткой заполучить наши секреты. Речь шла о закреплении ложных обвинений против меня на Западе посредством суда. После этого они могли бы постить мои ответы в интернете (как они это сделали по результатам первого допроса), в рамках своей кампании убеждая всех, что это мы с Сергеем злодеи, а не они.

Если вопрос, состояться допросу или нет, разрешился, то вот с датой всё было непросто. В декабре у всех возник конфликт с ее согласованием. Мне надо было прилететь из Лондона; на допросе должна была присутствовать американская прокуратура, а их график уже был занят другими делами; приближались рождественские праздники; вдобавок, дочь Цимрота выходила замуж сразу после Рождества, что совсем не оставляло свободных дней.

Судя по всему, российские клиенты сильно давили на Цимрота, и он настаивал на дате 7 декабря. Но прокуратура не могла участвовать в этот день, и поскольку на допросе должны присутствовать обе стороны, я тоже не явился.

Это настолько разозлило Кремль, что в тот же день Цимрот подал заявление о признании моего отсутствия неуважением к суду. Ребята явно шли на обострение. Неуважение к суду карается тюремным сроком. Но даже судья Гриеса со своим не вполне ясным рассудком понял, насколько неуместно было это заявление, и зарубил его на корню, не разрешив обжаловать его решение. Он попросил всех участников процесса успокоиться и договориться о новой дате.

На этом всё должно было бы закончиться, но два дня спустя газета «Дейли Бист» опубликовала статью о Денисе Кацыве и Наталье Весельницкой. Издание получило документ, свидетельствующий о том, что Кацыв потребовал от Минюста США возмещения «расходов» на круглую сумму в 50 тысяч долларов за недавнюю поездку в Нью-Йорк для дачи показаний. В эти расходы входили оплата номеров в отеле «Плаза» за 995 долларов за ночь и ужин за 793,29 доллара, на котором Кацыв, Весельницкая и еще один их коллега закатили пир на 18 блюд, выпив восемь стопок граппы и две бутылки дорогого вина.

Статья называлась «Русские пригвоздили Америку барным счетом в гостинице за 50 тысяч баксов». Окончательно потеряв рассудок, Цимрот через два дня подал еще одно заявление от имени своих клиентов о моем неуважении к суду, и это было настоящее безумие.

Он утверждал, что между мной и американской прокуратурой существовал заговор с целью уничтожения репутации семьи Кацывов. Цимрот обвинял нас в координации кампании в прессе против них и сговоре, направленном на уклонение от допроса. Ну и самым нелепым было утверждение об еще одном заговоре, приведшем к возбуждению дела против «Превезона». Он говорил так, будто правительство США в лице прокуратуры — это такая марионетка, исполняющая мои прихоти, а я — Карабас-Барабас.

В конце заявления Цимрот для острастки потребовал, чтобы судья также наложил санкции на Министерство юстиции за их поведение.

Казалось, что автором этого заявления, переведенного на английский язык через «Гугл», была не справившаяся со своими эмоциями и психующая в Москве Весельницкая. В России частные лица регулярно вступают в сговор с чиновниками, и она просто проецировала эту «норму» на меня и американскую систему правосудия. Сумасшествие, да и только.

В этих действиях слышен был истеричный крик отчаяния. Как будто дело вела не фирма «Бейкер-Хостетлер», а Весельницкая, которая заставляла их делать эти нелепые шаги, изначально обреченные на провал.

Судье Гриесе это совсем не понравилось. Он моментально отклонил эту писанину, бросив: «Это заявление безосновательно». Всё, чего он хотел, — это назначить дату допроса, и поскольку стороны не могли договориться, он назначил ее сам на 18 декабря.

На этом всё и закончилось.

Назначенная дата ломала рождественские планы моей семье — каникулы мы наметили провести в Аспене, но я не хотел больше спорить. Единственным утешением было то, что Гриеса разрешил мне участвовать по видеосвязи и не приезжать в Нью-Йорк.

Тринадцатого декабря мы всей семьей отправились в Колорадо и прибыли в Аспен уже поздно вечером. До дома мы добрались уже совсем никакие, и пока дети бегали на улице и играли в снежки, супруга приготовила быстрый ужин. К концу перекуса у всех уже слипались глаза: хотя по местному времени было только 7 вечера, в Лондоне было уже 2 часа ночи. Уложив детей и забравшись под одеяло, мы отключились в мгновение ока.

Во всей этой кутерьме я забыл отключить телефон, и в час ночи он начал безбожно жужжать. Я надеялся, что он перестанет, но эта пытка продолжалась. Отчаявшись уснуть и взяв телефон, я увидел множество пропущенных звонков от московских корреспондентов «Нью-Йорк Таймс», «Уолл-Стрит Джорнэл» и «Ассошиэйтед Пресс».

Полусидя в постели, я ткнул на иконку электронной почты, и писем было столько так же много, как и пропущенных звонков. Все просили прокомментировать статью в «Коммерсанте».

По ссылке открывалась не статья, а целый опус главного путинского «правоохранителя», генерального прокурора Юрия Чайки. Это он в 2011 году ездил в Швейцарию, чтобы остановить дело об отмывании грязных денег, открытое там против Степановых.