Распутин-1917 (СИ) - Васильев Сергей Александрович - Страница 96

—-----------

Историческая справка:

Сталин в тридцатые годы, не переставая публично восхищаться большевиком Свердловым, почти под ноль зачистил всех его соратников и родственников. Под расстрелы пошли Бокий, Петерс, Лацис, Уншлихт, Белобородов, Теодорович, Крыленко, Бела Кун, Петровский, Чуцкаев, Герцман, Сосновский, Яковлев, Кедров, Сафаров, Голощекин… Были расстреляны родной брат Беньямин, троюродный брат Генрих Ягода, племянники Леопольд и Ида Авербах. Практически все, кто остался в живых, были уволены с занимаемых должностей или переведены на другую работу.

(*) Зубатов застрелился 15 марта 1917 года, молча выслушав известие об отказе Михаила принять корону брата.

(**) Прудников. Из воспоминаний о Зубатове. Источник: «Путь к Октябрю», вып. 1, 1923 г

(***) Сталинский план преобразования природы — не имеющая аналогов в мировой практике пятнадцатилетняя программа научного регулирования природы, разработанная на основе трудов русских агрономов, был оформлен постановлением Совета Министров СССР и ЦК ВКП (б) от 20 октября 1948 года «О плане полезащитных лесонасаждений, внедрения травопольных севооборотов, строительства прудов и водоемов для обеспечения высоких устойчивых урожаев в степных и лесостепных районах Европейской части СССР».

(****) Джон Лесли Уркварт — британский резидент под прикрытием. За вклад в организацию революции 1905 года в России, в июне 1906 года в Лондоне Уркварт из рук короля Эдварда VII получил медаль Альберта 1-го класса (за всю историю было всего 45 награждений), соответствующую кресту Виктории — высшей военной награде за храбрость и героизм.

Ге́рберт Кларк Гу́вер (Herbert Clark Hoover) -31-й президент США от Республиканской партии. В честь Герберта Гувера получила название Плотина Гувера и астероид (932) Гуверия.

(*****) Продиктованная Свердловым 24 января 1919 года Директива Оргбюро ЦК РКП(б)

(******) Из работы Ленина “Государство и революция”.

Тёмное здание разведки на Воскресенской набережной 28 подслеповато щурилось одиноким освещённым окном на Литейный мост, и было в этом взгляде что-то наивно-беспомощное, как у очень пожилого, немощного человека, бессильно наблюдающего за неумолимо надвигающейся стихией, понимающего — предотвратить её и укрыться понадёжнее невозможно.

Примерно так же чувствовали себя генералы, молча сидевшие в кабинете Потапова после сеанса синематографа, бьющего рекорды популярности за прошедшие сутки после отречения Николая II. Полсотни передвижных проекторов, разбросанных по всей столице, от заката до рассвета крутили короткие фильмы, ярко рассказывая про шашни политического закулисья, закончившиеся падением династии. Публике, охочей до сплетен про гламурные похождения и семейные скандалы элиты, предложили заглянуть в святая святых — кошельки небожителей, узнать много нового про их содержимое. Народ впечатлился.

Интимные финансовые подробности жизни царского окружения, военного начальства, оппозиционного купечества, прочих обитателей светских салонов и клубов причудливо сплетались с интересами британских и американских банков, иностранных разведок и промышленников, превращаясь в горы денег для всех перечисленных лиц и горы трупов — для Отечества. Абсолютный медийный эффект и пропагандистский успех нового, необычного способа доведения информации до глаз и ушей населения привёл к всплеску народного энтузиазма. Толпы быстро растекались по городу громить особняки и квартиры “героев” киногазеты. Горячее желание “пустить петуха под стреху” христопродавцев периодически натыкалось на оперативно растянутые вдоль фасадов транспаранты “Конфисковано в пользу революции”, “Здесь будет школа для детей малоимущих”, “Здесь будет рабочий клуб” и усиленные солдатско-пролетарские посты. Там, где их не было, высаживали стёкла, взламывали двери, и над ночным Петроградом разгоралось зарево пожаров. Полностью предотвратить погромы и мародёрство не удалось.

— Какой бы плакат повесить на Зимний дворец, чтобы спасти от трофейщиков? — всматриваясь в темноту, нарушил молчание помощник начальника штаба Верховного главнокомандующего генерал Клембовский.

— "Владельцы отечества в опасности", — зло пошутил Потапов.

— Вполне соответствует историческому моменту, — Клембовский, поддавшись чёрной меланхолии, не принял шутку. — Посмотрите, как всё любопытно случилось. Наши неистовые сотрясатели основ столько лет с думских трибун и университетских кафедр призывали “не оставить камня на камне” и “снести до основания”. Глядя с благоговением на Францию и Британию, писали поздравительные письма микадо во время русско-японской войны. Первыми нацепили красные банты в феврале. Вышли на улицу, слившись в едином порыве с простым народом… Приветствовали и соответствовали. Вдруг оказалось, что возвращаться им некуда. Дума распущена, университеты закрыты, дома разграблены, прислуга сама пустила в дом “вострых” мужичков, ибо настало их время. И ведь никто, ни один человек среди наших интеллигентных вольтерианцев не смог предугадать, что во время революции его личный мирок никогда больше не будет прежним, с услужливой гувернанткой и предупредительным лакеем. Они думали, что рушат чужой мир, а оказалось — разносят по кирпичику собственный.

— Мне почему-то их не жаль, — произнёс генерал Едрихин, сменивший французский псевдоним “Вандам” на свою исконную фамилию. — Глядя на современных демократов, проникаешься симпатией к диктаторам.

— Бог с ними, — Клембовский уселся в кресло и достал портсигар. — Обидно, что империя рушится из-за пошлого мздоимства, а не ввиду непреодолимой силы вражеского нашествия.

— Проблемы начинаются не тогда, когда чиновники воруют и берут взятки, — возразил Потапов, — а когда они больше ничего не умеют, кроме как воровать и брать взятки.

— Чиновники — это не государь, — заметил Клембовский.

— Уважаемый Владислав Наполеонович, позвольте напомнить содержание разговора начальника главного артиллерийского управления генерала Маниковского с самим императором. Николай II изволил сделать Алексею Алексеевичу замечание: «На вас жалуются, что вы стесняете самодеятельность общества при снабжении армии». Маниковский возразил: «Ваше величество, они и без того наживаются на поставке на 300 %, а бывали случаи, что получали даже более 1000 % барыша». Государь раздраженно махнул рукой: «Ну и пусть наживаются, лишь бы не воровали». Маниковский ещё пытался возражать: «Ваше величество, но это хуже воровства, это открытый грабеж». Но государь был непреклонен: «Все-таки не нужно раздражать общественное мнение».(*) Мы с вами только что узнали, в чьи карманы попала эта прибыль… Поэтому я не могу согласиться с вашим намёком на то, что царь — хороший, а бояре — плохие.

— Всегда уважал Алексея Алексеевича, — сменил тему Клембовский, — за смелость, энергию и прямоту. Когда я его спросил, что даёт ему силы не робеть при высочайших докладах и смело возражать государю, он рассказал мне притчу про Диогена. Во время скромного обеда к мудрецу подошёл другой философ, фаворит царя Аристипп, живший безбедно. “Научись угождать власти, и ты будешь есть не только чечевицу,” — сказал Аристипп. “Научись есть чечевицу, и тебе не придётся заискивать перед властью,” — ответил Диоген.

— Маниковский увлечён идеей Сталина о формировании армии нового типа, — вмешался в разговор Едрихин. — После распространения в войсках пресловутого приказа о выборности командиров и подчинении их солдатским комитетам, Петросовет предложил всем военным определиться — как жить дальше. Если в соответствии с этим приказом, тода отставка, и милости просим в территориальную революционную милицию, где выборность и самоуправление по примеру казацкого круга вполне допустимы и естественны. А кадровая армия должна сохранить всё лучшее, что накопила за столетия, в том числе единоначалие, но возродить суворовское уважение к нижним чинам. Вот Алексей Алексеевич и занимается формированием частей на добровольческой основе, где, как сказал товарищ Сталин, “офицер должен быть примером подвижничества и патриотизма”, руководствуясь правилом “делай, как я”, а не “делай, как я сказал”.