Свечная башня - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 5

– Там. – Он посмотрел вверх. – А мы куда?

– Прямо! – Мирослава ступила с мягкой моховой кочки на присыпанную речными камешками тропинку. – Местные ходят этим путем.

Она шла впереди, он следом, потому что на узкой тропе двоим не было места, а уступать лидерство в поисках Василисы Мирослава не собиралась.

– Долго еще? – спросил Фрост за ее спиной.

– Метров пятьсот – и выйдем на опушку. Там до деревни рукой подать. – Она замерла. Фрост оказался не таким расторопным, как Лисапета, и едва не сбил ее с ног. Сбил бы наверняка, но вовремя поймал за руку, не дал свалиться с ног.

– Что такое? – спросил с вежливым интересом, словно бы у них была не поисковая операция, а легкая прогулка.

– Вот! – Мирослава подобрала с земли ветку, шагнула к самой кромке воды, подцепила бумажный кораблик, вытащила на сушу. – Это ее!

– Девочки?

– Василисы! Это ее кораблик.

– Откуда тебе знать? Он же не подписан. – На кораблик Фрост смотрел с сомнением, брать его из рук Мирославы не спешил.

– Считай, подписан. – Она отряхнула кораблик от воды. – Это бумага для рисования. Очень дорогая бумага. Школа закупила партию специально для Василисы. Она рисует.

– Рисует?

– Школа для талантливой молодежи, если ты понимаешь, о чем я. Василиса талантливая, очень талантливая девочка!

– Как ты? – вдруг спросил он.

– Почему, как я? При чем тут вообще я?! Не важно! – Мирослава взмахнула зажатым в пальцах корабликом. – Бумага еще не размякла. Значит, она запускала кораблик недавно.

– Два часа, плюс-минус пятнадцать минут.

– Ты издеваешься?

– Я уточняю время. Девочка проходила здесь несколько часов назад… – Он вдруг замолчал, посмотрел поверх Мирославиной головы. – Дай-ка мне!

Ветку он выхватил из ее рук с поразительной скоростью и ловкостью. Выхватил и принялся шуровать ею в воде. На поверхности появился сначала один бумажный кораблик, потом второй, а потом целая затонувшая флотилия.

– Это что вообще? – спросила Мирослава, наблюдая за тем, как он выкладывает на берегу кораблики. Получилось восемь штук. Причем, два из них на кораблики уже почти и не были похожи.

– Это ее флотилия. Я так думаю, она каждый день по дороге домой запускала по одному кораблику. Кораблик плыл, она шла следом, наблюдала. А тут такое место… затон, изгиб русла. Видишь? Тут они застревали, намокали и уходили под воду. Последний не ушел, потому что еще не размок. Пойдем!

– Куда? – Как так получилось, что главным в их поисковой операции стал этот патлатый хакер? Не в тот ли момент, когда она, Мирослава, потеряла лицо и авторитет, кувыркнувшись в овраг?

– Дальше вдоль русла.

Он не стал дожидаться, отодвинул Мирославу, пошагал вперед. Его обтянутая косухой спина мешала обзору. Мирослава злилась, вертела головой по сторонам. Здесь, на дне оврага, тоже был подлесок: густой ивняк и клочковатые заросли рогоза вдоль берега. Мирославу снова обдало холодом. Она вдруг представила, как Фрост шурует веткой в воде и вместо бумажного кораблика вытаскивает на сушу мертвое детское тело…

Дичь какая! Откуда? С чего вообще такое пришло в голову?! Не было такого никогда! Не такое было… Совсем не такое, но вспоминать об этом не нужно. Психолог запретил еще много лет назад. Провел ревизию в Мирославиной голове, разложил все по полочкам. Вот стеллаж с безопасными воспоминаниями. Вот с относительно безопасными. А вот за эту обшарпанную дверцу лучше не заглядывать. Да, из-под нее пробивается свет. Но что это за свет такой? Кто его зажег и для чего? Вот рыба-удильщик… она тоже зажигает свет, забавный огонек на удочке. А что потом? Для чего она его зажигает?..

Мирослава сначала остановилась, а потом присела на корточки, уже нисколько не заботясь о порванных колготках и поцарапанных коленках. Волны накатывали одна за другой. Сначала холодная, потом горячая… В голове шумело. Хотелось лечь прямо тут, на зыбком речном берегу, закрыть глаза и видеть только пробивающийся из-под закрытой двери свет. Она знала, что там, за дверью. Когда-то знала, а теперь забыла.

– Эй. – На плечо легла тяжелая ладонь, и Мирослава едва не вскрикнула. Зато волны откатили все разом: и холодные, и горячие. – Что с тобой?

Она видела только его заляпанные грязью боты. Так не пойдет, надо встать!

– Голова закружилась. – И она встала. Даже не покачнулась. Только ноги в изуродованных лодочках пришлось расставить пошире. На всякий случай.

– Может сотрясение? – Фрост смотрел озабоченно. Но это была забота очень особенного рода. Мирослава его задерживала, мешала двигаться вперед, искать Василису. Не забота, а озабоченность.

– Нет у меня никакого сотрясения!

А голос снова сделался сиплым. С голосом у Мирославы была беда. Она даже с фониатром одно время занималась, чтобы научиться контролировать вот эту натужную, почти истеричную хрипотцу. Фониатр, лучший на всю область специалист, не находил в устройстве Мирославиных голосовых связок ничего особенного и по простоте душевной посоветовал ей сеансы у психолога.

Не его вина! Он просто не знал, что все эти психологи-психотерапевты для Мирославы давно были пройденным этапом. Помоги себе сама, детка! Вот такой у нее был девиз! Хотя, если быть до конца честной, психолог помог. Расставил в Мирославином подсознании стеллажи, крепко-накрепко запер опасную дверцу. Вот только со светом так и не смог ничего сделать. Но свет – это ведь не самое страшное в жизни. Свет всяко лучше темноты! А стеллажи и привычка все структурировать и раскладывать по полочкам весьма помогали в карьере. Да, благодаря психологу Мирослава стала очень организованной и очень целеустремленной. Он ничего такого не говорил про сублимацию, но и она сама была не лыком шита, почитывала на досуге спецлитературу. Вот и про сублимацию знала не понаслышке, только никак не могла взять в толк, что именно так удачно сублимирует.

Фрост еще какое-то время ее разглядывал, а потом кивнул и пошагал вперед.

– Скажи, если вдруг снова занеможешь.

– Занеможешь… – фыркнула она, срывая и засовывая в рот прибрежную былинку. Былинка была сухой и имела вкус пыли, но Мирослава упрямо сжала ее зубами. Упрямство – это еще одно из ее выдающихся качеств!

Дальше лесной подшерсток и прибрежные заросли Фрост обшаривал сам. Ничего они не нашли! Ничего и никого! Молча вышли на лесную опушку, молча уставились на чуть покосившийся, но явно обитаемый дом – аванпост прячущейся за кустами сирени и чубушника деревни.

– Идем дальше? – спросил Фрост.

– Отвернись, – велела Мирослава.

Он снова не стал спрашивать, зачем – молча повернулся спиной. Мирослава торопливо стянула порванные колготки, ими же стерла подсохшую кровь с коленок, а потом забросила в кусты. Вред экологии был нанесен серьезный, но не таскать же колготки с собой! Еще хорошо, что до сих пор не смылся загар, и ноги даже без колготок выглядят вполне прилично.

– Все, – сказала Мирослава, одергивая юбку. – Поворачивайся.

Он не стал оборачиваться. Наверное, уже насмотрелся на ее разбитые коленки. Вместо этого он спросил:

– Ты знаешь, где она живет?

Мирослава знала. Маленький домик недалеко от сельского магазина. Некогда аккуратный, выкрашенный в веселый голубой цвет, а сейчас унылый, нуждающийся если не в капитальном ремонте, то хотя бы в косметическом. И, будь это Мирославин дом, палисадник она бы тоже привела в порядок, постригла бы огромный куст сирени, рассадила бы одичавшие хризантемы, покрасила забор и лавку. Ведь это же просто и недорого! И дом бы сразу стал веселее и наряднее. Но Василисина маменька была дамой тонкой душевной организации. Слишком тонкой, для такой банальщины, как создание уюта и красоты. Наверное, она считала себя этакой тургеневской девушкой, а Мирослава считала ее просто ленивой дурой, которая не занимается ни бытом, ни единственной дочерью. Неудивительно, что Василиса не рвется после уроков домой. Мирослава бы тоже не рвалась.

– Так куда мы дальше? – спросил Фрост.

– В библиотеку! – сказала Мирослава.