Второй шанс (СИ) - Виннер Виктория - Страница 33

И это очень странно, поскольку встреча деловая.

Игорь начал оперировать цифрами, а Дуглас стал оглядывать содержимое тарелок с закусками…

Плохо! Мы его теряем!

— Да сколько можно о работе! — расслабленно махнув рукой, перебила Суржевского.

Три пары глаз уставились на меня. Синие омуты Игоря потемнели в одну секунду. Взгляд мужчины излучал удивление, осуждение и возмущение. Стало не по себе. Но остановиться уже нельзя.

— Дуглас, — обратилась к бизнесмену, — вы надолго приехали?

Старик заметно оживился, даря мне уверенность в своих действиях.

— Не слишком, — сухо сообщил переводчик, — к сожалению, дела обязывают вернуться в Европу. Норвегия, потом Швеция… Знали бы вы, как я уже устал. В мои-то годы мотаться по самолётам и гостиницам. Ненавижу гостиницы!

Мужчина забавно наморщил нос, а я продолжила внимательно наблюдать за каждым его движением, улыбаясь.

Игорь, несмотря на любезно предоставленную мной возможность, ужинать так и не стал, и его любимые пельмени, порция которых в этом ресторане стоит так дорого, что у меня задёргался глаз, остывали на красивой тарелке.

Суржевский нервничает. Я чувствую это, несмотря на убедительную уверенность, которую мужчина демонстрирует окружающим. Я тоже стараюсь, хотя руки, нервно теребящие салфетку, выдают моё напряжение. Заметив это, отпустила несчастную скомканную ткань и сложила ладонь на ладонь.

— Я бы уже давно хотел проводить всё время с семьёй, — продолжил Дуглас на своём языке. — У меня шесть внуков, представляете? И я вижу их только по праздникам.

Нойнеру подали очередное блюдо, и он, взглянув на привлекательно уложенную в посуду селёдку, воскликнул:

— Оу, — старик улыбнулся, а переводчик сморщился. Видимо, его сельдь так не воодушевляет, — предлагаю, наконец, отужинать. Вы совсем не притронулись к еде.

Наступила тишина, разбавляемая звоном вилок и ножей и гулом, доносящимся с соседних столов.

Я делала вид, что ем с удовольствием, а на самом деле даже не ощущала вкус лосося, которого так люблю.

Надо переламывать ситуацию. Нойнер совсем не настроен говорить о работе. Зачем он вообще согласился на встречу?

Суржевский бросал на меня многозначительные взгляды, но, похоже, пока готов был довериться, ибо не сказал больше ни слова о деле. Наверное, он думал, что у меня есть план.

А его нет!

Мозг судорожно соображал, продумывая линию дальнейшего поведения… Если бы я брала у Дугласа интервью, спросила бы напрямую, что его интересует, помимо работы. Как он относится к нынешней молодёжи и всё тому подобное. Мы бы перешли на обсуждение важных для него тем, я бы быстро сориентировалась и расположила его к себе.

Но сейчас я близка к отчаянию. Я не могу потерять эту возможность. Я пойду на всё. Я должна.

За соседний с нами стол присела шумная компания молодых людей. Парни вели себя расковано, девушки были одеты не по погоде… Золотая молодёжь. Нойнер обратил на них внимание, как и все в зале ресторана и, проигнорировав, вернулся к трапезе.

Я бросила на Суржевского взгляд из-под ресниц. Мужчина, слегка выгнув бровь, дал понять, что намёка не понял.

— Нынешняя молодёжь ведёт себя вульгарно, — поняв, что от Игоря помощи не дождёшься, решила прощупать почву сама.

Я продолжала усердно пилить ножом и без того разваливающуюся рыбу, изредка поглядывая на Нойнера. Он заулыбался, как только блондин перевёл ему мои слова.

— Нынешняя молодёжь? — поинтересовался от имени Дугласа переводчик. — Простите за бестактность, Алиса, но сколько вам лет? Двадцать пять? Двадцать шесть? Вы же ещё совсем девочка!

Я едва сдержала недовольное «фи».

Вот так. Провела у зеркала полтора часа, старательно вырисовывая на своём лице пару лет сверх своей тридцатки, и на тебе! Опять двадцать пять!

— Мне тридцать, мистер Нойнер, — ответила, стараясь скрыть в голосе обиду. Ведь я должна быть рада такому комплименту?

— Никогда бы не подумал, — мужчина искренне удивился, — я обожаю молодёжь.

Мы с Суржевским переглянулись. Обожает молодёжь? Это значит, что всё, к чему мы готовились, оказалось чушью.

Лицо Игоря не выражало никаких эмоций, но я по взгляду прочла, что он сейчас нервничает. И ещё хочет язвить. Ведь это я предположила, что Нойнер не жалует молодое поколение…

А переводчик продолжал переводить:

— Они буквально излучают жизнь! На них хочется смотреть, заряжаться энергией. Жаль только, что сейчас институт семьи не так ценится. Вы женаты?

Игорь замешкался, верно расценив, что его ответ огорчит Дугласа. И, тем не менее, он сказал правду:

— Был. У меня есть дочь.

Нойнер задумчиво покивал и медленно перевёл взгляд на меня.

— А вы, Алиса? Я так понимаю, проектом по расширению Шведмет на европейском рынке занимаетесь именно вы? Вы замужем?

К чему эти вопросы? Какое ему дело до нашего семейного положения? До невозможности странный тип, но не ответить я не могу…

— Нет, я не замужем, и никогда не была.

Про Машу умолчала намеренно, пока не разобравшись в том, какой именно ответ удовлетворит бизнесмена. Может, узнав, что я мать-одиночка, он встанет и уйдёт, не попрощавшись.

Дуглас Нойнер о чём-то задумался, зависнув на пару долгих мгновений, и у меня создалось такое впечатление, что именно в эти секунды он принимал решение относительно дальнейшего сотрудничества со Шведметом.

Я задержала дыхание и, не отрываясь, следила за мужчиной, наплевав на все правила приличия. Сердце заколотилось, а глубоко внутри зародилось нехорошее предчувствие.

А Нойнер наконец отмер.

— Вы знаете, — стал переводить блондин, — люди семейные кардинально отличаются от свободных. Они совершенно по-другому ведут дела. Вкладывают душу в своё детище… Бизнесмены, которые не умеют или не хотят, не принимают семейные ценности, так же относятся и к работе. Прогорит одно дело — выгорит другое. Я не раз сталкивался с подобным и уже давно сделал определённые выводы. Моё предприятие — это мой дом. Каждый работник — член моей семьи. Именно поэтому я так долго и так успешно управляю своей фирмой.

Старик замолчал, снова о чём-то мечтательно задумавшись, а я прикрыла глаза, глубоко вдохнув.

Я поняла, к чему он ведёт… И все его партнёры… Дело не в их возрасте, зря я потратила кучу времени и нервов на макияж и теперь вся чешусь. Дело в семейном положении этих бизнесменов. Каждый, с кем работает Дуглас Нойнер, счастливо обременён узами брака и имеет пару-тройку детей и с десяток внуков. И Нойнер считает, что и к работе они будут относиться также…

Старик работает только с женатыми, а все три управленца Шведмета большими семьями похвастаться не могут. Самый женатый из них — двадцатичетырёхлетний Александр Романов, сын генерального директора всея компании, парень дочери Суржевского.

Мы на волоске от провала…

Судя по мощным волнам скрытого негодования, которые буквально исходили от Суржевского, он тоже догадался, что нас собираются вежливо послать, не дав ни единого шанса.

Надо срочно что-то предпринять! Счёт идёт на секунды, пока старик подбирает слова, чтобы отказать нам.

Дуглас удобнее присел на стуле и слегка подался вперёд, явно собираясь заговорить, и я приняла решение.

Повернулась к Суржевскому, протянула руку и поправила его и без того идеальную причёску.

— Родной, — заговорила сладким голосом, от которого самой стало тошно. А когда Игорь посмотрел на меня, вообще захотелось залезть под стол. — У тебя снова выбилась эта прядка. Как и всегда по утрам. Надо сменить парикмахера.

Медленно убрала от волос Суржевского руку, словно он — дикий пёс, а я позарилась на его косточку и теперь рискую собственными пальцами. Выразительно выпучила глаза, требуя поддержки.

У меня не было другого выбора. Он работает только с женатиками. Значит, мы должны ими прикинуться. А когда Нойнер подпишет контракт, уже станет всё равно. В процессе совместной работы Дуглас поймёт, что вести дела со Шведметом выгодно, независимо от семейного положения его директоров.