Цемфелада (СИ) - Алексей Леус - Страница 1

Сквозь сон Захар почувствовал, что дико замёрз. Снова котёл выключился? С ним такое бывало, когда температура на улице повышалась до относительно комфортных значений. Мастер сказал, что нужен насос, тогда автомат будет работать чётко, но сам Захар думал, что всё дело в вытяжке. С трубы слетел весь утеплитель и наверняка в этом и была причина. Обмотать трубу утеплителем ведь дешевле чем ставить насос.

С этими мыслями он свернулся «калачиком», но вдруг понял, что, во-первых, куда-то исчезла подушка, а во-вторых, рука зацепила что-то мокрое. Глаза открылись сами собой.

Он лежал на земле, среди покрытой росой травы, на краю небольшой рощицы. На востоке виднелись невысокие горы с редкими деревцами, остальная местность была холмистая, с такими же реденькими рощицами и уходила на юг и запад двумя пологими подъёмами.

— Красиво, — Захар внимательно осмотрел местность, — очень красиво. И где я?

Больше всего ему не понравились две вещи. Первая — отсутствие следов автомобиля в нежной весенней траве. Второе — отсутствие признаков жизни. Вернее, самой жизни здесь хватало, следов пребывания людей не было. Фигня какая-то.

«Так, что я делал вчера? Пришёл с работы, уснул прямо в кресле, под «60 минут». Там как раз доводили до сведения общественности о снятии полудюжины губернаторов с должностей».

Под такие новости спалось особенно хорошо. Захар не знал, что там натворили эти губернаторы, он их авансом всех недолюбливал. Что было потом? Часа через два он проснулся, ему стало скучно, но немногие из имеющихся друзей-приятелей были заняты и «так поздно» пиво пить не хотели. Ну, это понятно, женатики, что с них взять. Обженились, детей толпы завели, как будто им за это платят и теперь у них времени нет, видите ли.

Занятость друзей не отбила желания выпить. Захар купил огромного вяленого леща, пять литров пива, включил корейский ужастик про зомби и сам на сам хорошо так посидел, разговаривая с монитором. Под конец пятого литра даже пришла в голову шальная мысль «жениться», чтобы вот в такие вечера одному не оставаться, но он её быстро отогнал. «Такие» вечера случались не часто, а что прикажете с женой все остальные вечера делать? Сдать обратно, «до случая»? Не примут, не для того замуж выдавали. Так вот оно и происходит — дал слабину один раз, под воздействием обстоятельств, и испортил себе всю жизнь.

Дальше хуже. Мужская психика слишком уязвима, ибо прямолинейна и проста. Мужик всегда знает, чего он хочет. Есть, пить, спать, смотреть как другие работают или мамонта дубиной мутызить. А чего он здесь ходит, шерсть разбрасывает! Не бывает такого чтобы мужик из-под трактора вылез, мазутные руки тряпкой вытер, сел такой на подоконник, губы надул и давай в блоге писать:

«Сегодня мне грустно. Я увидел падающий листик, который подхватило холодным порывом ветра и унесло далеко-далеко от родного дерева. Теперь листик на чужбине, одинок, брошен в грязную лужу и глубоко несчастен. Картина этого жестокого мира наполнила мою душу грустью, а глаза слезами».

Ага, как же. Раз с трактором покончено, ещё вытирая руки мужик уже точно знает, что хочет на рыбалку. Или бухнуть после работы. Или в нарды резаться с соседом в гараже. Или в гамаке спать. Цели существуют всегда. Другое дело женская психика. По мнению Захара, она изначально заточена на экспансию всего доступного, а не под достижение каких-то конкретных целей. После успешного захвата территорий начинается ассимиляция разумных существ. От кота до мужика. Страшные создания, бабы. Но и без них никак. Мир абсурден и жесток.

Захар совершенно точно помнил, что уснул в своей кровати, спал без одеяла, в одних трусах. Сейчас, никакой кровати он не наблюдал, зато был одет в довольно грубые штаны на босу ногу и такую же дрянную рубашку. Что это за ткань вообще, мешковина какая-то. Рубище нищего. Кто-то его переодел и завёз непонятно куда. Где следы? Зачем? Почему он этого не заметил? Есть ещё один хороший вопрос: куда идти?

Ещё раз поглазев по сторонам, Захар решил, что в горы идти точно не следует и направился в противоположную сторону. Идти босиком было очень непривычно. Ступни, привычные к обуви, оказались чрезвычайно чувствительными. С одной стороны, приятно на травку наступать, с другой стороны, травка мокрая. Мало того, что ноги стали довольно скоро грязными, так ещё и какие-то сухие стебли постоянно попадались. Больше всего Захар боялся наступить на какое-нибудь мерзкое насекомое. Не любил он насекомых, особенно гусениц.

Перевалив через холмик и подивившись количеству и красоте цветов, Захар грязно выругался. Надо было что-то делать с ногами, ибо так он никуда не дойдёт. Хоть растительность и буйствовала и у привычного к прогулкам босиком человека сложностей не должно было возникнуть, нежные розовые ступни Захара просто умоляли о пощаде. В голову пришла только одна мысль: оторвать рукава рубашки и соорудить из них некий аналог обуви. Лучше, чем ничего. Переводить на это дело всю рубашку не хотелось. К солнцу мы тоже непривычные ребята! Сгореть как нечего делать.

Уже потянув рубашку, Захар услышал странный звук. Беспилотник? И, обернувшись, замер с вытаращенными глазами. Метрах в тридцати от него, не особо торопясь, летела пчела. Пузатая такая, мохнатая, красивая очень, полосатенькая. Вот только размерами эта пчела была с крупную кошку. Или с небольшого, но упитанного пёселя.

— Мать моя женщина! Это ещё что за летающая бочка? Мутант какой-то? Я что, в Чернобыле?

Захар не мог оторвать взгляд от летающего монстра и внезапно над пчелой появилась жёлтая надпись: «Медоносная пчела Ора.??».

— Надпись над пчелой? Это как? Это чего за приколы такие? Здесь что, где-то камера? Эй, что за шутки?

Пчела зависла в воздухе и, развернувшись, уставилась фасеточными глазами на человека. Внезапно, надпись изменилась. Она стала красной и теперь гласила: «Злая медоносная пчела Ора.??».

— Злая? И кто же её разозлил? Чего ты на меня уставилась? Я тебя вообще не трогал и цветы твои мне не нужны, я цветы не ем…

Взвыв как вертолёт, пчела со скоростью пули врезалась в Захара, сбив его с ног, вонзила в грудь жало, размером с кинжал, заодно перекусив ему нос и мгновенно отлетела, снова зависнув в воздухе.

— А-а-а-а-ааааа.

Слева вверху появилась зелёная полоска, которая мгновенно уменьшилась наполовину и стала жёлтой, продолжая уменьшаться. Перед глазами появилась проекция моргающей зелёной капли с небольшой подписью: «Яд медоносной пчелы Ора: периодический урон ядом, паралич».

— Охре… Эт, мля… А ты сама подыхать не собираешься? Ты же пчела… — Захар почувствовал, как отнимается язык и всё тело. Он ещё мог шевелить пальцами и моргать, но вот рукой помахать уже бы не смог.

Пчела умирать не собиралась. Она втянула в брюшко огромное жало, приземлилась прямо на Захара и деловито начала разрывать ему живот, мерзко чавкая довольно крупными кусками мяса.

«Пчела людоед?! Да какого лешего здесь творится! Как же больно!!! Мои кишки!!! Назад ведь не соберёшь, гадина ты крылатая! Тварь!!! ТВАРЬ!!!». В глазах помутнело, но Захар мог только мычать, пока его живьём уминала пчела-переросток.

Полоска моргнула красным и стала серой. Захар умер, провалившись в чёрное ничто.

Спустя вечность, а может быть и мгновение, Захар вдохнул и открыл глаза. Он лежал на мраморном полу огромнейшего помещения, размерами со стадион. Гигантские резные колонны уходили вверх на непостижимую высоту, а вдоль стен размещались громаднейшие исполины искусно созданных статуй людей и не очень. Не поле. И пчёл нет. Уже хорошо. Руки сами легли на живот, убедиться, что он цел.

— Надо же, целый… И вроде не помер…

— Помер-помер, не сомневайся, — раздался рядом мужской голос, — понравилось умирать?

— Издеваешься?! Да меня живьём жрали! Твоих рук дело?!