Может быть, он? (СИ) - Лабрус Елена - Страница 23

— А хрен знает. В общем, так получилось, — замялась она. — Мы что-то засиделись, разболтались, пошли на террасу… Потом решили всё же убраться. А потом пришла ты.

Мне показалось, она что-то пропустила, когда сделала паузу, но не стала уточнять, что их так задержало на террасе.

— Так ты знала, да? Что он тупо вызывает проститутку? Причём одну и ту же?

— Скажу больше. Это я её ему и сосватала. Танька, может, и подрабатывает чем ни попадя, а может, просто одевается так, я в её личную жизнь и гардероб не лезу, и чем они там с Гариком занимаются — свечку не держала, но прежде всего, она отличная массажистка. И руки у неё золотые. Я сама к ней хожу, когда спину прихватит. А ты, наивная байкальская нерпа, — повернулась она ко мне, — неужели и правда думала, что у него есть девушка?

— Ну, я, конечно, подозревала: что-то нечисто, не зря же он её прячет. Но, — я взмахнула руками, — никогда бы не подумала, что она массажистка. Я на занятия его чуть ли не силком таскаю, и ему там всё не нравится: тренажёры, врачи. А тут… надо же! — покачала я головой.

Он, оказывается, вкалывает над тем, чтобы встать на ноги куда больше, чем я ожидала. И доктор была права, что бы он ни задумал: всё исправить или всё окончательно испортить, в системе его координат я всё ещё была Полярной звездой. Да и он, увы, никуда не стёрся с моего небосвода.

— Ладно, я спать, — устало пошагала я наверх, но обернулась на лестнице. — И... Вет, и скажи уже Гарику, что ей больше не обязательно так орать.

— Милая, с тобой всё в порядке? — подала мама бокал с холодным вином.

По субботам каждую неделю мы собирались у родителей. И никакие душевные невзгоды не могли стать причиной не приехать. Такая в нашей семье была традиция. С невзгодами даже лучше: тут и выслушают, и поддержат, и помогут. Было бы желание делиться.

У пруда, где мы сидели с мамой на качелях, цвёл жасмин. Запах стоял такой, что хотелось вдыхать его полной грудью и не выдыхать. А когда лёгкий летний ветерок менял направление, с соседнего участка тянуло дымом: соседи жарили шашлыки.

Дом в городе, добротный, двухэтажный с ухоженным, с обустроенным по уму и с любовью участком, обошёлся родителям дорого. Они не смогли бы его себе позволить, хотя долго выбирали, и он им очень понравился, но мы с Вадимом помогали платить ипотеку. Родители отдали Вадику (им с Мариной) свою трёхкомнатную квартиру, ну а мне по взаимной договорённости должен будет достаться дом. Но даже если нет, я бы всё равно помогала.

Я с удовольствием возилась с мамой на грядках. И даже гордилась композициями из цветущих бакоп и петуний, что скоро должны были перекочевать на окна, а пока набрали силу и цвет в составленных в ряд на террасе длинных цветочных горшках — не зря ходила на курсы флористов.

— Ничего не ела. Молчишь. Сидишь грустная. На тебя совсем непохоже, — сокрушалась мама.

Да, сама бы себя сегодня послала на хрен — задолбала уже, вздохнула я и ответила:

— Я в порядке, мам.

На самом деле нет. Я совсем не в порядке.

Просто это был тот редкий случай, когда я не знала, что сказать.

Как объяснить хитросплетения сюжета, где есть я, Гарик, Миро, Пряник, «Органико» и «Экос», любовь и секс, верность и предательство, ревность и дружба, честность и вероломство.

Про голые сиськи, спущенное колесо, приставания начальника, правило «никаких одеяльных отношений», подписку о неразглашении. Что отец Миро̀ владелец «Экоса», он болен, а моему начальству уже кто-то слил эту информацию. Что у меня весь кабинет завален папками с документами «Экоса». И да, у меня теперь есть отдельный кабинет. Что мы с Миро̀ переспали, и мне теперь не светит работа в его компании.

Да что работа! Что — переспали! Я обещала Ротману выйти за него замуж, а сама трахаюсь с другим.

Да что — Ротман, я сдыхаю от Миро̀, без Миро̀… а мне с ним даже разговаривать нельзя. Я подписала не просто документ о неразглашении — я подписала себе приговор. Меня казнят. И оставят на площади моё истерзанное тело на съедение воронам в назидание, если я его нарушу.

Всю ночь я думала не про Ротмана. Пока он там кувыркался со своей «массажисткой», я сидела на юридических форумах и даже отправила запросы трём онлайн-консультантам с вопросом о наказании за нарушение подписки о неразглашении коммерческой тайны.

В глазах рябило от номеров статей, но ни уголовный, ни трудовой, ни кодекс об административных нарушениях, ни один из трёх консультантов не сказали мне ничего утешительного.

Минимум — увольнение. И это я, наверное, смогла бы пережить, хотя… нет, не смогла бы. Я же только жить начинаю, а кто возьмёт меня на работу после «потери девственности (зачёркнуто) доверия», даже продавцом, а я бухгалтер, там доверие превыше всего.

А дальше ещё веселее: «ст. 183 УК РФ: уголовная ответственность с назначением штрафа в размере до 1 млн руб. с лишением права занимать определённые должности, либо исправительными работами на срок до 2 лет, либо принудительными работами на срок до 3 лет, либо лишением свободы на тот же срок».

Или вот: «п. 7 ч. 1 ст. 243 ТК РФ: в случае разглашения работником сведений, составляющих охраняемую законом тайну, в том числе коммерческую, он несёт материальную ответственность в полном размере причинённого ущерба».

То есть будут ли у Мирослава Сарматова намерения продавать компанию отца или нет, сможет ли «Органико» купить «Экос» или нет, чем закончится эта сделка — неважно. В любом неудачном для «Органико» развитии событий могут обвинить меня, если я буду встречаться с директором «Экоса».

И Миро̀, конечно, поступил хреново, что не признался сразу кто его отец и какой выбор он делал, но он хотя бы пытался быть со мной честным. И это я ему щедро советовала «наплюй на принципы, делай, что должен». Он и делает. А вот что теперь делать мне? Врать, глядя ему в глаза?

О том, где работаю я, он ведь до сих пор не знает.

Самое мудрое и правильное решение, что виделось мне в данной ситуации, чтобы не оставлять в дураках мужика и не подставлять под удар, сказать: прости, наша встреча была ошибкой. То есть рассказать как есть, как-то намекнуть, что о болезни его отца узнали, и прекратить любое общение.

Так и стоило ли рассказывать про Миро̀, если всё закончилось, не успев начаться?

— До сих пор не нашла мужика для своего исследования? — словно подсказал Вадим, на что можно сослаться в разговоре с родителями.

И я тут же ухватилась за эту возможность.

— Какого исследования? — подал голос папа.

Они с Вадимом устанавливали в пруд погружной насос, подключали фонтан, ультрафиолетовый фильтр, чтобы не цвела вода, и слышали всё, о чём мы говорили.

— Ну, помните, я на прошлой неделе рассказывала, — ответила я. — Научное. Серьёзное. На базе Национального исследовательского университета при Академии наук.

— Про секс, — ответил Вадим.

— А, да, да, да, — вспомнила мама.

— Вадик, а вы с Маринкой не хотите пойти? — спросила я.

— А у нас и так всё хорошо, — улыбнулась Марина.

Девушка брата стояла на газоне, подставив лицо солнцу. Приложив руку к глазам козырьком, она посмотрела на Вадика так, что я поверила: им не надо. И физически ощутила, как не хватает здесь Миро̀. Как бы уместно он смотрелся с отвёрткой в руках у насоса. Или с рукой у меня на плече. Подливающим нам с мамой вино. Помогающим отцу.

Его не хватало: здесь, рядом, везде. Уже не хватало, а мы ещё даже не расстались. Мы и вместе не были, если точнее, а уже должны расстаться. Знакомы всего неделю. Не виделись всего несколько часов. А я уже скучала. Сдыхала без него.

Дорогая Всеобщая Справедливость! Сделай, пожалуйста, так, чтобы вся херня, которая выделена на этот мир, распределялась равномерно!

— А тебе оно зачем, это исследование? — спросил Вадик.

— А что плохого в том, что мне расскажут про точку Графенберга и лонно-копчиковую мышцу? Возьмут тесты на гормоны, подключат к датчикам мою психо-иммуно-эндокринную сеть, — по памяти повторяла я, что запомнила из описания. Ещё там было что-то про оргазм. Но про оргазм звучало не так научно, как про уровень эпинефрина. — Это круто. Это полезно. И вообще. Фу, какие вы скучные, — скривилась я, передразнив брата, что посмотрел на меня с выражением «Ты серьёзно?», хотя желания идти на исследование с кем-либо, кроме Миро̀, не было. А без Миро̀ — и вообще не было. Спорила я просто из вредности. — Ну, поздравляю, раз вам неинтересно. Мне всегда всё интересно.