Может быть, он? (СИ) - Лабрус Елена - Страница 44

Я ушла из больницы всего один раз. Закончились чистые вещи, и я уехала их перестирать, оставив с Ротманом Виолетту.

Именно в этот день он и очнулся.

Я остановилась у двери в палату, услышав смех. И только потом открыла дверь.

— Ну, слава богу! — подскочила Вета. — Мы уже заждались.

Это было немного обидно и чуть-чуть несправедливо: и её вроде бы безобидное замечание, и то, что он очнулся в тот единственный раз, когда я отлучилась. Но я отогнала непрошенные мысли. Раве это важно?

— Гарик, — уронила я сумку и шагнула к нему.

Вета дипломатично ушла за кофе, и мы остались одни.

— Привет, — улыбнулся он. И обнял, когда рухнула ему на грудь. — Привет, малыш!

Я не позволила себе за всё это время ни слезинки, но теперь расплакалась.

— Эй, эй, ну чего ты?

— Ничего, — села я, вытирая слёзы. — Ничего. А доктор был?

— Да, — кивнул Гарик. — всё хорошо. Я всё ещё тебя помню.

— А жаль, — улыбнулась я. — Лучше бы ты меня забыл. Здесь были твои родители.

— Слава богу, что уже уехали, — выдохнул он.

— Ты всех так напугал, — покачала я головой.

— Это я умею, — улыбнулся он.

— И тебя снова побрили налысо.

— Какая жалость, — потрогал он ёжик волос, что выступал над повязкой. — А я ведь только начал отращивать волосы.

— Твоя нога, — показала я на стоящий в углу протез. — Она такая красивая. Куда лучше настоящей.

— Согласен, — невесело усмехнулся он. — Только она, наверное, разрядилась. Там аккумуляторы, к ним прилагалась зарядка.

— Прости, я этого не знала. Но я найду и привезу. И я не нашла твой телефон. Пыталась на него позвонить, но он, наверное, сел. Куда ты его сунул, понятия не имею, — я развела руками.

— Чёрт, я его, наверное, забыл у… — он скривился, — в общем, именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

— Когда сказал, что мне понравится? — удивилась я.

— Ну да, — он выдохнул, и лицо у него было такое, что я заподозрила: то, что он хотел сказать, мне совсем не понравится.

— Я это, — прикусила я губу. — Немного опоздала.

— Я в курсе, — потянулся Гарик. И вдруг застыл. Посмотрел на свою ногу.

Она торчала из-под простыни, его единственная волосатая нога с аккуратно подстриженными ногтями.

— Я тут это, — смутилась я.

— Пошла на курсы педикюра? — пошевелил он пальцами.

Я посмотрела на него укоризненно.

— Ага, мужского. Жаль, практики маловато. Одна нога, это, знаешь, не две, — оценила я свою работу — отполированные до блеска ногти. Ну, может, слегка и перестаралась.

Он оценил ногти и на руках. Покачал головой.

Я накрыла его руку своей:

— Хватит пялиться. Ещё налюбуешься. Так что за новости. И сколько их?

— Две. Удивлён, что ты ещё не в курсе.

— Гарик, ты меня пугаешь. Не тяни уже, а.

— В общем, приходил твой самурай. — Моё сердце, словно с разбегу врезалось в дверь. Я мысленно скривилась от боли, но вида не подала. — Мы поговорили, — продолжил Гарик, ничего не заметив. — И знаешь, он прав: я мог бы сделать для тебя больше. Отсутствие ноги меня не оправдывает.

— Для меня? — удивилась я.

— Да. Поэтому я взял и сделал больше. Тебе больше не надо платить кредит.

— Кредит?! Откуда ты узнал про кредит?

— Ну я же не идиот. Мы жили под одной крышей. Я слышал твои разговоры с бывшим, слышал переговоры с банком. Сложить одно с другим было нетрудно. Мне жаль, что я сразу не довёл дело до конца. Не сообразил, что нужно было поступить именно так. Но твой самурай, сука, умный.

— Что ты сделал, Гарик? — хотелось мне тряхнуть его хорошенько: он с увлечением рассматривал свою ногу, словно первый раз её видел. Но побоялась, что он снова отключится.

— Я отправил Рината поговорить с твоим бывшим, — поднял он на меня глаза. — А Ринат он, знаешь, умеет быть очень убедительным, в его спецподразделении этому учили. И твой бывший теперь платит собственный кредит сам.

— Но как?! — я открыла телефон.

Обязательного ежемесячного платежа действительно не было.

И кредит… чёрт, кредит был аннулирован.

— Вот так, — щёлкнул он пальцами. Опять посмотрел на свои наманикюренные ногти, покачал головой. — В общем, малыш, не будем вдаваться в подробности. Дыши полной грудью. И больше ни в чём себе не отказывай из-за этого чёртова козла. Забудь о нём.

— Уже забыла, — покачала я головой, глядя на его безмятежную улыбку. — Хочется добавить: а сильно ты, однако, стукнулся головой. Но, боюсь, ещё не время об этом шутить. А какая вторая новость?

— С этим сложнее, — он снова выдохнул. Почесал затылок под повязкой. — Как там, кстати, твой самурай?

— Гарик, мы сейчас говорим о тебе. Если соскучился — я его позову. Без проблем. Но давай сначала свои новости.

— Хорошо. Я, — он покачал головой, — короче, я встретил девушку.

Я застыла. Что? Девушку? Но ты же поднялся, ты накрыл ужин в моей комнате. Ты…

Я потрясла головой, ничего не понимая.

— Может, конечно, это ничего не значит, — болезненно скривился он, — потому что… ну, потому что никто не может сравниться с тобой, чего уж. Я десять лет пытался и всё равно не нашёл ни одну похожую на тебя, даже близко.

— Так, может, не надо было близко? — нахмурилась я.

— Может, — он развёл руками. — Но мне было двадцать. Я был идиотом. И как ни крути, это было ошибкой. Зря мы это сделали. Я сделал. И всё испортил. Всё испортил, когда мы остались одни, а не когда тебя бросил. Я не должен был, не имел права. И я не простил себя до сих пор за то, что всё вышло так. За то, что я поторопился, а потом испугался и как-то нелепо пытался всё исправить. Мне просто надо было верить в нас чуть сильнее. И нет, ты не права, я не хотел большего. Я знал, что ты — и есть большее. Настоящее. Что встреч может быть много, а любовь — одна.

— Или две, — подсказала я, не в силах видеть его мучения. И чтобы подвести к тому, что он никак не мог произнести. — Мы полигамны, Гарик. Всё не так плохо.

— Видимо, да, — согласился он. — И ты любишь Миро̀. Он — тебя. А я… Я смирился, что свой шанс упустил навсегда. Я хочу, чтобы ты была счастлива, малыш. Я ждал тебя на ужин, чтобы сказать: «Да, я это сделал. Я поднялся. Но не выходи за меня замуж…»

У меня другая, — буквально прозвенело у меня в ушах.

Чёртов козёл! Он сделал это снова. И Миро̀ тут совсем ни при чём.

И, может, я была не права, и он говорил искренне. Скорее всего так и было, но почувствовала себя именно так: словно получила под дых.

— Как её зовут? — выдохнула я.

— Наташа, — виновато пожал он плечами.

— Наташа, — кивнула я. — Чу̀дно.

— Я вас познакомлю, — щедро пообещал Гарик. — Вета должна была ей позвонить. Она сейчас… — У двери раздался грохот, словно кто-то налетел на стул. — А вот и она!

Жиденькое каре. Толстые очки. Метр пятьдесят в прыжке. Джинсы. Толстовка.

Она принесла ему розы, которые он терпеть не мог. И поцарапала его шипами.

Потом села на ногу.

Затем запнулась о провод, отключила датчик сердечного ритма. И на вой сирены сбежалось полбольницы.

— Я жив, жив. Всё в порядке, — успокаивал Гарик персонал клиники.

И посмотрел на меня умоляюще, когда мы остались одни:

— Только ничего не говори, Крис.

— Я почти промолчу. Поделюсь народной мудростью: если твоя баба не может довести тебя до нервного срыва, то это не твоя баба, — улыбнулась я.

— Тогда эта точно моя, — засмеялся Гарик, а потом нахмурился: — Эй, всё хорошо?

— Да. Конечно, — кивнула я, посмотрела на нетронутую батарею стаканов с кофе, что уже принесла Вета и за которым пошла Наташа. — Пойду кофе куплю.

Вышла из палаты, села в холле и заплакала.

И ни один человек на свете сейчас не мог мне помочь.

Я всё испортила сама.

— Ой! — раздалось рядом.

Я подняла глаза. Посмотрела на новую девушку Ротмана, на пол.

— М-м-м, потеряла пятьсот калорий за две секунды? — усмехнулась я. — Уронила пирожок?