Свет погасших отражений (СИ) - Нетылев Александр Петрович - Страница 7

— Мне известна репутация эжени, — согласился князь, — А еще мне известна репутация этой конкретной эжени. Вы не хуже меня знаете, что говорят о ней. И если вы думаете, что я доверю судьбу своей страны…

Он осекся, понимая, что только что чуть не сказал. Но было поздно.

— Договаривайте, милорд, — спокойно, но со сталью в голосе сказала Лейла, — Договаривайте, что хотели сказать.

Князь Альбанский молчал.

— Впрочем, я уже догадываюсь, — продолжала маркиза, — Вы ведь хотели высказаться о моей придворной целительнице в уничижительной форме из-за тех сплетен, что рассказывают о том, что якобы творили с ней в рабстве у Ордена.

Об этих сплетнях Лана прекрасно знала и тихо ненавидела тех, кто их придумывал. И ведь не сказать чтобы они делали это со зла. Они искренне считали себя правыми. У людей попросту не укладывалось в голове, что Килиан мог, заполучив в рабство красавицу-чародейку, так и не покуситься на её девичью честь.

У них не укладывалось в голове, что у завоевателя, палача и темного мага было сердце.

— Но скажите, милорд, — продолжала маркиза, — Если это так; если для вас это повод для презрения и недоверия, то как вы отнесетесь ко мне? К той, кто совершенно точно пережила все то, в чем подозревают эжени Иоланту, и даже большее? Значит ли это, что в ваших глазах и мое слово ничего не стоит?

— Вы прекрасно знаете, что это не так, миледи, — поморщился князь, — И я прошу прощения, если невольно создал впечатление, будто я испытываю презрение к вам или к эжени Иоланте.

От лицемерия этих слов у Ланы резко упало настроение. Невольно создал впечатление. Ага, конечно. Как будто на самом деле ничего такого он не испытывал.

Однако, она промолчала, решив не портить подруге дипломатию.

— Извинения приняты, милорд, — ответила Лейла, — Но постарайтесь впредь не допускать подобных… двусмысленностей.

— Сделаю все возможное, — серьезно кивнул князь, — А теперь давайте вернемся к делу. Даже если то, что вы узнали с помощью этих чар, действительно имеет под собой основания, это не отменяет главного. Экспедиция в Земли Порчи — это безумие. Я не выделю для нее людей.

Лейла открыла было рот, чтобы возразить, но Лана, у которой уже в печенках сидел этот тип, высказалась вперед нее:

— Я не прошу об этом, милорд. Конечно же, ваши люди понадобятся вам здесь, в Альбане.

«Конечно же, я не доверю свою жизнь тем, кто за моей спиной обсуждают, как и куда меня трахали в плену», — мысленно добавила она, но предпочла не озвучивать, чтобы не провоцировать скандал.

— Со дня на день должен вернуться Тэрл, — продолжила чародейка, — Думаю, мы можем отложить начало экспедиции до его прибытия. Мы уже действовали вместе во время поисков Гмундна и обороны Миссены, и несмотря на многочисленные… противоречия, неплохо сработались.

«По крайней мере, до того, как он бросил меня умирать», — мысленно добавила она. Лана понимала, что у Тэрла не было выбора. Что у него не было власти отменить казнь, и что пойди он тогда против короля, восстание бы угасло в зародыше. Но все равно, вспоминая, как воин отвел глаза, она каждый раз испытывала жгучую обиду. Как будто этим он раз и навсегда показал ей её место в его глазах.

Место разменной пешки. Ресурса, от которого можно отказаться и которым можно пожертвовать. Может быть, с сожалением. Но пожертвовать.

— Пусть будет так, — согласилась Лейла, — Альбанский же гарнизон понадобится нам, чтобы максимально укрепить южную границу. Если информация об успехах эжени Иоланты просочится, — а она просочится, — Амброус может понять, что у нас есть шанс закрыть северный фронт. Он постарается этого не допустить и может предпринять новую провокацию на границах.

Князь согласно кивнул:

— Я оставлю часть людей у Елизарова Вала, на случай, если твари Порчи окажутся хитрее, чем мы о них думаем. Но так и быть, большую часть сил я переведу на юг.

— Еще я бы хотела взять с собой Бофора, — добавила Лана после некоторого размышления.

— Бофора? — удивилась маркиза, — Зачем? Вы не сможете тащить с собой артиллерию.

— Я знаю, — кивнула чародейка, — Но я бы предпочла видеть его не только потому что он хороший артиллерист. Он надежный человек. Я могу доверять ему.

По крайней мере, это единственный человек, который ни разу ее не предавал.

— Хорошо, — не вполне уверенно ответила Лейла, — Но остальных будем набирать все-таки по боевой функции. Недавно ко мне на службу попросился наемник по имени Матеас Саймон. Хороший лучник, к тому же, утверждающий, что ходил в Земли Порчи. Он вам пригодится.

— Он надежен, — тут же заверил Фирс, до того молча слушавший разговор, — Я говорил с ним. Он полностью искренен в том, что хочет помочь маркизе отвоевать трон.

В тот момент Лане показалось странным, что начальник разведки сказал «я говорил с ним», а не «я его проверил». Но она сочла, что профессионалу виднее.

В умениях лгать и распознавать ложь тягаться с разведчиком она не собиралась и пытаться.

Хотя Лана всегда ненавидела делать что-либо по устоявшемуся графику, работа на Сопротивление волей-неволей приучила её синхронизировать свои жизненные ритмы с товарищами. Когда не было ночных вылазок, спать она ложилась вскоре после полуночи, вымотанная донельзя.

Но несмотря на это, каждый раз перед сном она старалась уделить хоть немного времени вечерней молитве. Молиться по графику тоже было странно, но почему-то ей казалось, что так правильно.

Одного за другим она перебирала тех, кто сражался бок о бок с ней, — и каждому желала жизни, победы и счастья.

Тэрлу, тащившему на себе весь груз Сопротивления. Составлявшему стратегии, обрабатывавшему огромные объемы информации, — и успевавшему лично ходить на вылазки там, где кто-нибудь другой не справился бы.

Бофору и Корбейну, отважным командирам, верно следовавшим за своим лидером. Отважным командирам и верным друзьям, на которых можно было положиться в трудную минуту.

Элиасу, постепенно нашедшему свое место и вылезшему из чужой тени. Ставшему чем-то большим, чем лучший ученик потока и сын графа Ольстена, министра морских дел.

Фирсу, Рогану, князю Альбанскому. Они тоже вели свою войну. Подчас невидимую, но ничуть не менее важную. Пусть она никогда не видела — и не могла представить — Рогана сражающимся с врагом клинок к клинку. Кинжал в спину, яд в бокале и лживая речь бывают подчас не менее опасны.

Лейле, ее лучшей подруге, пережившей чудовищные испытания, побывшей в роли куклы с промытыми мозгами и успешно выбравшейся на свет. Маркиза считала, что благодарить за это следует Лану, но права она была лишь наполовину. Магия Ланы, магия гармонии, не могла заставить кого-то исцелиться. Она могла протянуть руку, но принять ее человек должен был сам. И это не только магии касалось… Впрочем, правильно ли было говорить так? Ведь на самом деле, для настоящего чародея грань между магией и всем, что он делает, была исчезающе тонка.

От этой мысли Лана вспомнила еще одного человека. Того, кто уже не сражался бок о бок с ней, но без кого она не могла бы быть здесь. Того, кто спас её, кто пожертвовал собственной жизнью ради неё. Того, кого обвиняли, ненавидели, проклинали, — не понимая, не зная, не видя, как много он сделал хорошего. Что спас он не только её, но и множество людей в Стерейе и Неатире. Именно тем, что не был тем палачом и чудовищем, каким видел его теперь мир.

Того, чей портрет она рисовала, забывая о том, что всегда избегала рисовать портреты. Что когда маг пишет чей-то портрет, он рискует создать незапланированную магическую связь с этим человеком. Так можно и навредить ненароком.

Впрочем, возможно ли ненароком навредить тому, кого и так больше нет?..

На портрете Килиан Реммен выглядел несколько иначе, чем при жизни. О, нет, не чертами лица: их художница как раз передавала скрупулезно. Передавала она и стройное, жилистое тело, и собранные в хвост черные волосы до плеч. И даже отличие в одежде (Килиан неизменно одевался в черное, а Лана всегда полагала, что ему очень пошла бы лазурная рубашка, полурасстегнутая с эдакой элегантной небрежностью) было лишь незначительной мелочью.