Курсант: назад в СССР 2 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 21

Я “танцевал” вокруг Сипкина, вынуждая его открыться, дернулся вперед и напоролся на кулак. Твою мать! Чувствительно! Опять очки противнику.

— Куда лезешь, Петров! — орал Саныч. — Думай, Андрюша, думай!

Противник продолжал лупить по мне прямыми, удерживая на расстоянии. А я, как в той песне Высоцкого, пока работал вхолостую. Непривычно с таким противником тягаться. Не было в секции у Саныча подобных техник, потому что коротыши там все, кроме меня и Быкова.

Наконец, мне удалось достать его крюками. Бац! Бац! Есть контакт! Он чуть откинулся и сразу начал стрелять боковыми. Ах ты, гад! Я снова ушел, сделав вид, что опять собираюсь выйти на обмен, и отодвинулся на безопасную дистанцию. Спиной почувствовал пружинистую преграду. Бляха! Я прижат к канатам! Нырнул вбок и вырвался из блокировки.

— Вот так! — Саныч уже был где-то совсем рядом, не удержался и бегал вдоль канатов. — Молодец, двигайся!

Тогда я пошел на обман. Снова нырнул в сторону, делая вид, что буду и дальше бегать по рингу. Сипкин ломанулся за мной, пытаясь зажать меня в угол. Я в ответ швырнул комбинацию из трех джебов и очутился совсем рядом с ним, так как тот двинулся вперед, ожидая, что я буду от него убегать.

Я выждал момент, когда боксер закончит атаку, и скакнул к нему в тот самый миг, когда он вернул руку на место. Теперь мы близко. Началась жара! Я целил удары по корпусу, пытаясь сбить дыхалку. Сипкин, офигевший от такой дерзости, решил отомстить мне за это и отвечал чувствительными хуками. Удары проходили вскользь, но все же приносили ему очки, а мне “сбивали прицел”.

Я изловчился и пробил мощный левый боковой, затем выкинул удар справа, целя в ухо. Он отклонился, потерял в атаке долю секунды, и это дало мне возможность подскочить к нему еще ближе, там, где длинные руки уже не преимущество.

Я тяжело дышал, но и сопернику нельзя давать передышки. Лучше загнать его в защиту и не давать нападать. Если ринется в атаку, не успею выйти из его ударной дистанции.

Я совсем сократил расстояние между нами, но Сипкин повис на мне и взял в клинч. Мои руки оказались, будто связаны. Я безуспешно пытался достать хотя бы до печени противника.

Дзинь! Прозвенел гонг. Конец первого раунда. Фу-ух! Тяжко…

Я опустил руки, но чуть не получил апперкот в челюсть уже после гонга. Еле успел отклонить голову. Перчатка скользнула по щеке. Вот падла! И так по очкам выигрывает, еще и грязно бьется. И судьи промолчали. Будто так и надо. Не заметили, что ли? Мыло с них сварить надо!

Тяжело дыша, я уселся в свой угол. Саныч выпорхнул на ринг и обмахивал меня огромным полотенцем. С меня бежали целые ручьи. За один раунд сжег столько энергии, сколько за обычную тренировку.

— Думай, Петров! Думай, голову включай, как его достать. Это не хухры-мухры, а мастер спорта.

— Ежа мне в перчатку! — ругнулся я. — То-то я смотрю, непробиваемый! Мастер-ломастер…

— А ты что, не слышал, как его объявляли?

— Я кроме твоих криков, Саныч, ничего не слышу!

— Молодец! И теперь слушай! Дави его на короткой. Но не переусердствуй. Перегореть можешь. У него выносливости — вагон, стреляный воробей. Вернее, дятел. Долбит и долбит без устали!

Дзинь! — второй раунд.

Я встал. Только сейчас до меня дошло, насколько хорош и опытен оказался Сипкин. Он буквально читал каждое мое движение. Когда я пытался к нему приблизиться, успевал отойти на удобную дистанцию и продолжал осыпать меня джебами. Тактика его проста, но надежна, как калаш.

Когда я пытался уйти, он тут же изменял дистанцию, стараясь создать между нами критическую зону. И уже с удобного для себя расстояния безнаказанно вколачивал в брешь моей защиты удары и зарабатывал очки. Когда я пытался достать его прямым длинным, он успевал выкинуть навстречу удар еще длиннее.

С-сука! По очкам я проигрываю, это точно! Если и дальше так пойдет, то победы не видать. Или вообще на правую напорюсь — и нокаут. Устал, как собака, и язык на плечо. Надо что-то менять.

К черту финты и обманки! Буду напролом, но без крайнего фанатизма. Вперед! Бац! Бац! Это принесло некоторые плоды. Вот где его слабое место, вот где иголочка в яйце! Сипкин продолжал отстреливаться от меня длинными ударами, и это давало возможность подлавливать его на контратаке.

Окрыленный успехом, я сблизился с противником и ударил оверхендами. Удары сыпались по верхней линии, над руками соперника в голову и обрушивались под крайне неудобным для него углом. Проходили даже выше, чем его голова. Кулак бил немного сверху.

Ага! Получилось! Несколько раз зарядил ему в морду! Для советского бокса тех времен это было нетрадиционным приемом. Не совсем неизвестным, но редким. Его часто использовали иностранные боксеры против высоких и длинноруких противников.

Я придерживал оверхенды до последнего, решив использовать их в крайнем случае, так как не был уверен, что это вообще сработает. Но неожиданно против такого удара у Сипкина не оказалось эффективной защиты. Не привык он к такому напору. Тем более, что бил я в сочетании с обманками.

Я отвлек противника, заставил его открыться: пробил серию быстрых прямых ударов для острастки. Махал вполсилы, играючи. Сипкин клюнул, чуть опустил руки, решив передохнуть перед атакой. Еще секунда, и он контратакует. Но я с припрыжкой зарядил ему мощный оверхенд прямо в голову. Вложился в удар, выкрутив туловище сверху вниз, и еще добавил энергию опорной ноги. Целился не прямо в морду, а чуть за ней, в глубину мозгов. Бац! Удар получился хлестким. На ошибку права нет. Иначе бы я открылся, и тогда — хана.

Сипкин не ожидал такого расклада. Перчатка врезалась прямо в челюсть, выбивая брызги пота. Боксер зажмурился, его лицо сморщилось, как высохшее яблоко. Голова откинулась и, словно срубленный дуб, Сипкин повалился назад. Бум! Грохот удара о настил, будто барабаны победы возвестили о моем триумфе. Есть!

Как говорила тетя Таня: “Спокойной ночи, малыши”…

Сипкин лежал, раскинув руки, и не шевелился. Глаза закрыты, лицо белое. Я даже стал опасаться, как он там. Судья махнул рукой, возвестив об окончании поединка.

На ринг выскочила шустрая медичка в белом халате с цинковым громоздким ящико-чемоданом. Присела на колени возле поверженного, раскрыла свой сундучок и стала колдовать с ваткой и бутыльком. Нашатырь, наверное. Но он не понадобился.

Боксер очнулся и, опираясь на подоспевшего тренера и товарищей по команде, встал. Заозирался по сторонам, соображая, что произошло. Никак не мог поверить в свое поражение. Даже порывался что-то сказать судье, но тренер встал между нами и одним кивком охладил его пыл.

Трибуны кричали лишь голосами Трошкина и Погодина. Остальные зрители не спешили приветствовать победу новичка, который неожиданно завалил их любимчика. От Новоульяновской школы милиции добровольно-принудительно прислали целый взвод болельщиков. Пареньки в серой милицейской форме с пустыми галунами погон расселись на лавках трибун, как галчата, искоса кидая на меня недовольные взгляды. Обиделись коллеги, бывает…

Свита Сипкина хотела увести его с ринга под руки, но он отмахнулся, мол, все нормально, мастер спорта сам на ногах стоял и будет стоять. Смотрел на меня так, будто я забрал у него самое дорогое в жизни. Всем своим видом показывал, что выиграл я нечестно… Выигрывать легко, проиграть сложнее. Сипкин проигрывать пока не научился.

Рефери взял нас за руки и, объявив победителя, поднял мою. Зал опять “взорвался” выкриками Трошкина и Погодина. Им вторили жидкие аплодисменты нейтрально настроенных зевак, подхвативших приветствие чисто по инерции.

Победа! Но не так я ее представлял. Ни тебе брызг шампанского, ни визга поклонниц и вспышек камер. Будто не поединок выиграл, а за хлебом сходил.

— Молодец, Петров! — ко мне подошел Саныч, его выцветшие от возраста глаза сейчас вдруг обрели блеск.

Он обнял меня и похлопал по спине. Никогда не видел его таким растроганным.