Тот момент - Грин Линда - Страница 3

Мисс Дай звонит в звонок, и мы выстраиваемся по классам. Я стараюсь встать последним – так донимать меня сможет всего один человек, а не два, – но сегодня трюк не удается. Райан Дэнжерфилд опаздывает, поэтому ему приходится идти за мной.

– Рыжий, рыжий… – произносит он мне на левое ухо так, чтобы другие ребята услышали, а учительница нет.

Льюис Р. (все зовут его именно так, потому что в классе есть еще Льюис Б.) смеется и шутливо грозит:

– Не тронь зеленого мальчика, а то дурную болезнь подхватишь.

Все заливаются пуще прежнего. Миссис Керриган тоже улыбается, думает, мы тут веселимся. Наверное, во времена ее детства школы были другими – и ученики тоже, иначе с чего она все время верит, будто мы мило общаемся, когда все обстоит как раз наоборот.

Лотти бегом занимает свое место в конце цепочки девочек, и мы гуськом отправляемся в класс. Моя подруга тоже не похожа на остальных учениц: у нее короткие волосы, а у всех прочих – длинные, а девочкам вроде как полагается носить именно длинные. Лотти говорит, у нее прическа пикси, но раз уж я пикси вживую не видел, приходится верить на слово.

Так странно. Все утверждают, что я выгляжу как девчонка, а Лотти – как мальчишка. Может, нам стоило бы поменяться головами? Думаю, поэтому мы и дружим, у обоих какие-то неправильные волосы. Вернее, это у нее волосы неправильные, у меня же неправильное все. Я узнал, что ношу неправильные штаны, только когда мы однажды переодевались после физкультуры, и Ибрагим по ошибке взял мои. Он принялся показывать другим ребятам лейбл, и все стали смеяться: не тот магазин. А какой же «тот» – не сказали, поэтому маме я ничего говорить не стал. В любом случае она не купила бы что-то в «правильном» магазине, если те жульничают с налогами или используют детский труд. Оказалось, даже приобретение штанов – штука коварная.

Сажусь рядом с Лотти.

– Привет, Финн, – здоровается она, – подпишешь мою петицию?

Лотти постоянно сочиняет какие-то петиции. Она даже на марши ходит вместе со своей мамой. Собирается в будущем стать профессиональным протестующим, но я не уверен, есть ли на самом деле такая работа.

Подписываю бумажку не глядя. Когда у тебя только один настоящий друг, чего вдаваться в подробности? Все равно же подпишешь. Лотти рассказывает, как важно хорошо относиться к барсукам, и я улыбаюсь ей в ответ. Я сейчас с кем угодно дружить готов – даже с барсуками.

Заходим в холл на собрание. Мама сидит на скамье сзади и шлет мне едва заметную улыбку, отчего я нервничаю даже еще больше, чем прежде.

Мама думает, что вот сейчас будет гордиться мной.

Ага, если бы.

Сижу там с укулеле на коленях и вполуха слушаю миссис Рэтклифф, пока она не называет мое имя. Поднимаю голову. Учительница улыбается мне и держит мой аттестат. Встаю, пробираюсь через ноги ребят в моем ряду, выхожу вперед. Миссис Рэтклифф пожимает мне руку и вручает аттестат об окончании третьего класса. Люди хлопают, но громче всех хлопает мама. Расстегиваю футляр, а миссис Рэтклифф объявляет, что сейчас я сыграю им на укулеле. Инструмент желтый, с большим смайликом на корпусе. Мама подарила мне гитару, когда я разучивал «Ты мое солнце». Кое-кто из ребят начинает хихикать. Миссис Рэтклифф просит меня сыграть то произведение, с которым я сдавал экзамен в этом году. А заодно его объявить. На миг замираю, отчаянно надеюсь, что сейчас сработает пожарная сигнализация и спасет меня от беды, но, увы, стоит полная тишина. Миссис Рэтклифф улыбается и ждет. Все на меня смотрят.

– «Милашка Фэнни» Джорджа Формби, – мямлю я и слышу ответный смех одноклассников. Он нарастает и нарастает, точно приливная волна, и обрушивается на меня со всей силой.

Чувствую, как к горлу подступают слезы, но не желаю позориться еще больше и делаю то единственное, что приходит на ум.

Начинаю играть на укулеле. Хотя прямо в ту секунду всей душой ненавижу Джорджа Формби.

Сижу в автобусе рядом с пыхтящим мотором. Сейчас только начало мая, но уже тепло, как в июле. Все в майках, с голыми ногами, а я умудряюсь вляпаться в единственного человека с насморком на весь наш город.

Сама виновата, надо было идти пешком, но по пятницам я всегда себя так балую – еду домой на автобусе. Не потому, что начало выходных – завтра мне в семь снова на работу. Просто иногда приятно сделать вид, будто и у тебя есть конец рабочей недели, как у всех нормальных людей.

Роюсь в сумке – не найдется ли салфетка для сопливого соседа, – но внутри лишь кусок туалетной бумаги. Судя по виду, давно там лежит. Сосед снова шмыгает. Звук такой, будто вредный ребенок нарочно втягивает остатки молочного коктейля через трубочку.

– Можешь высморкаться в рукав, не стесняйся, – предлагаю я.

Он смотрит на меня, ничего не говорит и снова пялится в окно.

– Ну как хочешь, – вздыхаю я, радуясь, что ехать осталось всего три остановки.

Я бы скинула с ног кроксы, но, боюсь, из-за жары они к полу прилипнут. Кроксы не настоящие, подделка с рынка. Ярко-желтые, чтобы повеселее было, как я говорю Бриджит, когда она косится на них на работе. Хозяйка заявила, что весь персонал кафе обязан носить нормальные кроксы. Я же ответила, что если она мне их купит, то ради бога. И вот все с ней так. Гордо именует себя предпринимательницей просто потому, что держит одно-единственное захудалое кафе. Может, зовется оно «Чайники и пирожные», но на деле тянет на паршивую грязную ложку с претензиями.

Сигналю водителю, что выхожу, и сосед от души хлюпает носом. Достаю туалетную бумагу и кладу ему на колено.

– Пожалей следующего беднягу, которому не повезет с тобой сидеть, и высморкайся уже.

Мужик меня игнорирует. Автобус тормозит, и двери с шипением раскрываются.

– Спасибо, милый! – кричу водителю.

Мои кроксы поскрипывают по асфальту. Некоторые ребята еще только идут из школы. В их возрасте я тоже старалась погулять подольше, только бы не возвращаться сразу домой. А когда в школу пошел наш Терри, у меня появился отличный повод водить его в парк по дороге обратно. Мы часами убивали там время, я качала брата на качелях. Он всегда их обожал. А вот чертову карусель ненавидел, особенно если подскакивал другой ребенок и норовил его раскрутить.

Сворачиваю за угол и практически тут же оказываюсь на месте. Дом небольшой, всего три этажа, мы на первом, поэтому даже не очень чувствуется, что мы живем в квартире. Разве что когда Джо этажом выше врубает музыку или дети по соседству разгуляются.

Я по-особому стучу в дверь, чтобы Терри знал, что это свои, и лишь затем вставляю ключ в замок. Брат давненько не утверждал, что МИ5 может к нам вломиться, но вряд ли перестал тревожиться.

– Привет, это я, – окликаю я и ставлю сумку на пол. В гостиной бормочет телевизор, значит, Терри как минимум вылез из кровати. Вхожу. Брат лежит на диване, свесив с другого конца свои до смешного длинные ноги.

– Привет, – отзывается он, даже не повернув головы. Терри смотрит сериал о талантах «Звезды в их глазах». – Смотри, Фредди Меркьюри.

Киваю и улыбаюсь. На экране тучный мужик за сорок скачет по сцене в белой куртке, излишне тесных штанах и с приклеенными усами.

– Вряд ли, – отвечаю я. – Ни с виду, ни по голосу не похоже.

Терри не отвечает, просто смотрит дальше. Разумеется, он уже видел сериал. Столько раз, что мне и не упомнить. Брат записал почти все серии «эпохи Мэттью Келли», а вот с другими ведущими ничего смотреть уже не стал, ни с Давиной Мак-Кол, ни с кем-то еще. Твердит, что им с Мэттью не сравниться.

– Есть хочешь? – спрашиваю я.

Брат, все так же не отрывая взгляда от экрана, кивает. Я иду на кухню. Судя по перевернутой кружке и миске в сушке для посуды, Терри хотя бы позавтракал.

А затем еще до обеда принялся смотреть сериал, поэтому больше ничего не ел.

Ставлю чайник и кладу пару кусков хлеба в тостер. На душе тревожно: вот как бы Терри выживал без меня? Пятьдесят один год, а он, по сути, все тот же мой младший братишка. Нет, я не жалуюсь, что вы. Но поневоле задумаешься – каково приходится всем тем Терри, у которых не осталось родственников?