В тени большого взрыва 1977 (СИ) - Арх Максим - Страница 21

— Блин, ты прав. Сейчас не надо. Лучше после, — согласился я и вновь вздохнул. — Ну что ж, ладно. Это твоя жизнь. Тебе ей распоряжаться. Коль ты так хочешь, то, естественно, имеешь право это делать. Однако я со своей стороны всё же просил бы тебя не «рубить с горяча», а ещё раз всё хорошенько обдумать!

— Нет! Я всё решил! Мой путь лежит в другую сторону, — категорически ответил тот, радуя тех, кто всегда хотел из ансамбля его выгнать.

— Жаль, — вздохнул я, потёр ладонью лицо и хмыкнув: — Ну да ладно. Жизнь есть жизнь. Чему быть того не миновать. Пошли к ребятам.

— Погоди, — остановил меня Кеша. — Я не договорил ещё…

— Да? — удивился я остановившись.

— Да, — кивнул тот и наклонившись к моему уху прошептал: — Я решил стать актёром и хочу попросить тебя, чтобы ты пригласил меня сниматься в новом фильме, который ты будешь снимать.

— Э-э… Чего?!

— Хочу сниматься у тебя в кино, — по-простецки произнёс мой лепший кореш Кеша.

Закрыл через минуту, открытый от изумления, рот и поинтересовался: — А с чего ты вообще взял, что я что-то снимать планирую?

— А разве нет? — хмыкнул бывший басист и пояснил: — Фильм, который ты снял — великолепен. Он понравился всем. Это шедевр. Тебя ждёт успех, а значит, что тебе разрешат снимать ещё и ещё. Я тоже хочу славы. Я с детства мечтал быть актёром. Поэтому, прошу тебя, возьми меня на роль, — и для того, чтобы придать весомость своим словам: — Клянусь своим комсомольским билетом — я не подведу!

— Верю, — кивнул пионер, отдавая должное изрядной дедукции Иннокентия, который всё вмиг просчитал. Конечно, задача была простая, ибо после просмотра было всё всем ясно, но, тем не менее, такой глубокий и чёткий анализ ситуации, в купе с правильно сделанными выводами, говорил о нетривиальном мышлении соискателя. Однако сейчас на эту тему я говорить был не готов, поэтому пообещал, что мы поговорим с ним об этом после гастролей.

Тот был не против, ещё раз напомнил мне про обещание никому ничего не говорить, и мы пошли к ребятам.

Но не успел я хоть что-то сказать, как от всех отделилась Юля и, взяв меня под локоть, повела на то же место откуда я только что пришёл — в рекреацию.

— Саша, я тоже хотела с тобой поговорить, — произнесла Юля и, поджав губки, добавила: — Конфиденциально.

— Блин, у меня мало времени на все эти разговоры. Может отложим на потом? — попытался я перенести разговор, потому что устал и очень хотел домой.

— Нет! Это ждать никак не может. Это крайне важно, — твёрдо ответила та.

Делать нечего, а посему, вновь подойдя к окну, приготовился внимать.

— Слушаю тебя, Юлечка, — произнёс я и на всякий случай добавил: — Только начни пожалуйста без прелюдий, а сразу переходи к делу. Что случилось?

— Сразу к делу? — похлопала ресницами красавица.

— Угу. К делу.

— Ну тогда слушай. Я больше не хочу петь в ВИА! Я хочу быть актрисой как Катька!

— Чего? — обалдел я.

— Хочу играть в фильме! — произнесла та, топнув ножкой и, добавив обиду в свой голос, стала меня изобличать. — Почему-й-то ты Катьке и Аньке дал роли, а мне не дал?! Теперь они знаменитости, а я и Лиля ещё нет, — у неё на глазах появились слёзы. — Саша, мы же первыми с тобой подружились. Почему им всё, а мне с Лилькой ничего?! — и заплакала. — Это не честно! Я тоже могу сыграть Конорову… хны-хны-хны…

Сказать, что я охренел от таких откровений, это ничего не сказать. Я был буквально поражён масштабностью трагедии, поэтому, ничего не придумав, посмотрел в сторону ребят, выискал там встревоженно смотревшего на нас Севу и махнул ему рукой, приглашая присоединиться к разговору и утешить нашу красавицу.

Тот, естественно, был на «низком старте» и, моментально подбежав, стал успокаивать рыжуху, которая уткнулась ему в грудь и плакала «крокодильими» слезами.

— Сева, ты в курсе того, что мне только что Юля сказала?

— Насчёт того, что она петь не хочет, а хочет сниматься в кино? — спросил он, обнимая невесту. Я кивнул: — Про это да, она мне после вчерашней премьеры все уши прожужжала.

— И ничего я не жужжала… хны-хны… — подала голос плакса.

— Жужжала, жужжала, — ласково произнёс тот, погладив её по голове.

— И что ты об этом думаешь?

— А что тут думать. Мы с ней всю ночь это по телефону обсуждали, — хмыкнул тот, а затем чуть отведя взгляд в сторону: — Это я посоветовал ей подойти к тебе и поговорить. Я подумал ты нам не откажешь. Ведь мы же друзья, — посмотрел на меня. — Так?

— Конечно же так. О чём разговор. Просто это так неожиданно… А почему ты говоришь: вам не откажу?

— Ну, понимаешь, — чуть замялся тот, — я ведь тоже подумываю о карьере актёра. Ты же знаешь, что мы с Юлей скоро поженимся. Актёрская среда такая… Нельзя жену одну оставлять — без присмотра. Вмиг уведут. Поэтому теперь куда она, туда и я.

— Вот же вы… Блин горелый, ну вы даёте, — обалдел пионер от зрелища на глазах рассыпающегося коллектива.

— Кстати, с тобой ещё Мефодий хотел поговорить, — вспомнил жених.

— И Лиля, хны-хны… — пискнула невеста.

— И по какому поводу? — аккуратно поинтересовался я, в душе уже прекрасно зная ответ.

— По тому же, — вздохнул друг. — Они тоже хотят сниматься в фильмах, — и устало улыбнувшись. — Ты должен понять. Вчерашняя премьера всех потрясла. Мы тоже хотим быть такими и играть в кино.

— Очешуеть, — произнёс великий и глянул через Севино плечо на Антона, который, облокотившись спиной на стену коридора, стоял поодаль ото всех в одиночестве и, скрестив руки на груди, о чём-то думал.

— Бедный Тоша, — на секунду оторвавшись от груди жениха и, проследив мой взгляд, произнесла рыжуха и вновь заплакала.

— Ну так что возьмёшь нас? — спросил Сева и тут же вновь огорошил не свойственным ему твёрдым тоном: — Имей в виду. Решение наше окончательное. Мы завтра у себя в училище хотим документы забрать и попробовать перевестись во ВГИК. Как думаешь, может быть стоит с Давидом Эдуардовичем Хачикяном поговорить? Может он поможет чем? Вроде говорили, что он в Москву перебирался насовсем и теперь там преподаёт. А?

— А-а, — простонал я, схватившись за голову, буквально всем своим телом ощущая, как мир переворачивается с ног на голову. Постоял так пару минут, пытаясь прийти в себя, а затем шлёпнул себя по щеке под удивлённые взгляды влюблённых и сказал: — Идите ко всем, а сюда позовите Антона.

Лидер группы подошёл полностью погружённый в себя.

— Знаешь о чём хочу поговорить? — спросил его я, глядя в чёрное небо, в котором не было звёзд.

— Догадываюсь, — произнёс тот и, встав рядом, тоже посмотрел в окно. — Они все вчера после премьеры только и говорили о том, как они хотят играть в кино. Потом ночью мне звонили некоторые и намекали что интерес к группе пропал.

— А ты?

— А что я? Я как все, — пожал плечами тот.

— В смысле как все? — не понял я, пристально посмотрев на него, и тут же меня словно бы окатило водой.

— Я тоже не хочу больше играть. И ждал своей очереди, чтобы спросить тебя.

— О чём?!!

— Не найдётся ли у тебя и для меня какой-нибудь роли?

— А-а…

— А ещё я хочу поступить во ВГИК. Ты не знаешь у них есть вечернее отделение? Или мне лучше об этом у Хачикяна спросить?

— Ёлки-палки!!!! Да ты обалдел что ль!! — прошептал пионер и громко крикнул: — Товарищи из ансамбля быстро подойдите ко мне! — и видя, что те еле идут прикрикнул: — А ну бегом! — народ заметно зашевелился.

Когда все собрались, обвёл коллектив пристальным взглядом и, подняв руку, на распев произнёс:

— Внимайте Мне, заблудшие дети мои! Вы заблудились! Опомнитесь и отриньте свою гордыню, приняв смирение, — и видя, что слова легли на благодатную почву, потому что народ охренел, открыв рты, приступил к проповеди, в которой, мешая мифы и реальность, предательство и благородство, разум и безумие, веру и безверие, а также высокий штиль и мат, объяснил заблудшей безмозглой пастве своей в двух словах, что они в край все о***!!!!!!